Зарыты в нашу память на века И даты, и события, и лица, А память, как колодец, глубока – Попробуй заглянуть: наверняка, Лицо и то неясно отразится.
Разглядеть, что истинно, что ложно, Может только беспристрастный суд. Осторожно с прошлым, осторожно: Не разбейте глиняный сосуд!
До сих пор иногда вспоминается Из войны много фраз – Например, что сапёр ошибается Только раз.
Одни его лениво ворошат, Другие неохотно вспоминают, А третьи даже помнить не хотят, И прошлое лежит, как старый клад, Который никогда не раскопают.
И поток годов унёс с границы Стрелки – указатели пути. Очень просто в прошлом заблудиться И назад дороги не найти.
Потому-то до сих пор вспоминается Из войны пара фраз – Например, что сапёр ошибается Только раз.
С налёта не вини – повремени! Есть у людей на всё свои причины. Не скрыть, а позабыть хотят они, Ведь в толще лет ещё лежат в тени И часа ждут заржавленные мины.
В минном поле прошлого копаться Лучше без ошибок, потому Что на минном поле ошибаться Просто абсолютно ни к чему.
Иногда как-то вдруг вспоминается Из войны пара фраз – Например, что сапёр ошибается Только раз.
Один толчок – и стрелки побегут, А нервы у людей не из каната, И будет взрыв, и перетрётся жгут… Но, может, люди вовремя найдут И извлекут до взрыва детонатор.
Спит земля спокойно под цветами, Но ещё находят мины в ней… Их берут умелыми руками И взрывают дальше от людей.
До сих пор из войны вспоминается Пара фраз, пара фраз – Например, что сапёр ошибается Только раз, только раз.
Гололёд на земле, гололёд — Целый год напролет гололёд. Будто нет ни весны, ни лета — В саван белый одета планета — Люди, падая, бьются об лёд.
Даже если всю Землю — в облёт, Не касаясь планеты ногами, — Не один, так другой упадёт На поверхность, а там — гололёд! — И затопчут его сапогами.
Только — лёд, словно зеркало, лёд, Но на детский каток не похоже, — Может — зверь не упавши пройдёт… Гололёд! — и двуногий встаёт На четыре конечности тоже.
Гололёд на Земле, гололёд — Целый год напролёт гололёд. Гололёд, гололёд, гололёд — Целый год напролёт, целый год.
А если в точный срок, так в полной мере: На цифре 26 один шагнул под пистолет, Другой же — в петлю слазил в «Англетере».
А в тридцать три Христу — он был поэт, он говорил: «Да не убий!» Убьёшь — везде найду, мол… Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил, Чтоб не писал и чтобы меньше думал.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель. Вот и сейчас — как холодом подуло: Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль И Маяковский лёг виском на дуло.
Задержимся на цифре 37! Коварен Бог — Ребром вопрос поставил: или — или! На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, А нынешние как-то проскочили.
Дуэль не состоялась или перенесена, А в тридцать три распяли, но не сильно, А в тридцать семь — не кровь, да что там кровь! — и седина Испачкала виски не так обильно.
Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа?! Терпенье, психопаты и кликуши! Поэты ходят пятками по лезвию ножа И режут в кровь свои босые души!
На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е». «Укоротить поэта!» — вывод ясен. И нож в него — но счастлив он висеть на острие, Зарезанный за то, что был опасен!
Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, — Томитесь, как наложницы в гареме! Срок жизни увеличился — и, может быть, концы Поэтов отодвинулись на время!
Секунд, минут, часов — нули. Сердца с часами сверьте! Объявлен праздник всей земли — День без единой смерти!
Вход в рай забили впопыхах, Ворота ада — на засове, — Без оговорок и условий Всё согласовано в верхах.
Старухе Смерти взятку дали И погрузили в забытьё, И напоили вдрызг её, И даже косу отобрали.
Никто от родов не умрёт, От старости, болезней, от Успеха, страха, срама, оскорблений. Ну а за кем недоглядят, Тех беспощадно оживят — Спокойно, без особых угрызений.
И если где резня теперь — Ножи держать тупыми! А если — бой, то — без потерь, Расстрел — так холостыми.
Указ гласит без всяких «но»: «Свинцу отвешивать поклоны, Чтоб лучше жили миллионы, На этот день запрещено.
И вы, убийцы, пыл умерьте, Забудьте мстить и ревновать! Бить можно, но — не убивать, Душить, но только не до смерти.
Конкретно, просто, делово: Во имя чёрта самого Никто нигде не обнажит кинжалов. И злой палач на эшафот Ни капли крови не прольёт За торжество добра и идеалов.
Оставьте, висельники, тли, Дурацкие затеи! Вы, вынутые из петли, Не станете святее.
Вы нам противны и смешны, Слюнтяи, трусы, самоеды, — У нас несчастия и беды На этот день отменены!
Не смейте вспарывать запястья, И яд глотать, и в рот стрелять, На подоконники вставать, Нам яркий свет из окон застя!
Мы будем вас снимать с петли И напоказ валять в пыли, Ещё дышащих, тёпленьких, в исподнем… Жить, хоть насильно, — вот приказ! Куда вы денетесь от нас: Приёма нынче нет в раю Господнем.
И запылают сто костров — Не жечь, а греть нам спины, И будет много катастроф, А смерти — ни единой!
И, отвалившись от стола, Никто не лопнет от обжорства, И падать будут из притворства От выстрелов из-за угла.
И заползут в сырую келью И вечный мрак, и страшный рак, Уступят место боль и страх Невероятному веселью!
Ничто не в силах помешать Нам жить, смеяться и дышать. Мы ждём событья в радостной истоме. Для тёмных личностей в Столбах Полно смирительных рубах: Особый праздник в Сумасшедшем доме…
И пробил час — и день возник, Как взрыв, как ослепленье! То тут, то там взвивался крик: «Остановись, мгновенье!»
И лился с неба нежный свет, И хоры ангельские пели, — И люди быстро обнаглели: Твори что хочешь — смерти нет!
Иной — до смерти выпивал, Но жил, подлец, не умирал, Другой — в пролёты прыгал всяко-разно, А третьего душил сосед, А тот — его… Ну, словом, все Добро и зло творили безнаказно.
Тихоня-паинька не знал Ни драки, ни раздоров — Теперь он голос поднимал, Как колья от заборов.
Он торопливо вынимал Из мокрых мостовых булыжник, А прежде он был тихий книжник И зло с насильем презирал.
Кругом никто не умирал, И тот, кто раньше понимал Смерть как награду или избавленье, — Тот бить стремился наповал, А сам при этом напевал, Что, дескать, помнит чудное мгновенье.
Учёный мир — так весь воспрял, И врач, науки ради, На людях яды проверял — И без противоядий!
Вон там устроила погром, Должно быть, хунта или клика, Но все от мала до велика Живут — всё кончилось добром.
Самоубийц — числом до ста — Сгоняли танками с моста, Повесившихся — скопом оживляли. Фортуну — вон из колеса… Да, день без смерти удался! Застрельщики, ликуя, пировали.
…Но вдруг глашатай весть разнёс Уже к концу банкета, Что торжество не удалось, Что кто-то умер где-то
В тишайшем уголке земли, Где спят и страсти, и стихии, — Реаниматоры лихие Туда добраться не смогли.
Кто смог дерзнуть, кто смел посметь?! И как уговорил он Смерть? Ей дали взятку — Смерть не на работе. Недоглядели, хоть реви,— Он просто умер от любви — На взлёте умер он, на верхней ноте!
