Запомню, оставлю в душе этот вечер,
Не встречу с друзьями, не праздничный стол.
Сегодня я сам — самый главный диспетчер,
И стрелки сегодня я сам перевёл.

Итак, отправляю составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис ещё не зачах,
ещё не зачах.

Своё я отъездил, и даже сверх нормы,
Стою вспоминаю, сжимая флажок,
Как мимо меня проносились платформы
И реки с мостами, которые сжёг.

Итак, отправляю составы в пустыни,
Где зной и барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис ещё не зачах,
ещё не зачах.

Они без меня понесутся по миру —
Я рук не ломаю, навзрыд не кричу,
И мне не навяжут чужих пассажиров —
Сажаю в свой поезд кого захочу.

Итак, отправляю составы в пустыни,
Где зной и барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис ещё не зачах,
ещё не зачах.

Растаяли льды, километры и годы,
Мой первый состав возвратился назад,
Но он не привёз драгоценной породы,
И рельсы под ним недовольно гудят.

Давай постоим и немного остынем —
Я вижу, в пути ты не встретил реки,
Я сам не поехал с тобой по пустыням,
И вот мой оазис убили пески
убили пески.

1970 В.Высоцкий

Если я богат, как царь морской,
Крикни только мне: «Лови блесну!» —
Мир подводный и надводный свой,
Не задумываясь, выплесну!

Дом хрустальный на горе для нее.
Сам, как пес бы, так и рос в цепи.
Родники мои серебрянные,
Золотые мои россыпи!

Если беден я, как пес, один,
И в дому моем шаром кати —
Ведь поможешь ты мне, господи!
Не позволишь жизнь скомкати…

Дом хрустальный на горе для нее.
Сам, как пес бы, так и рос в цепи.
Родники мои серебрянные,
Золотые мои россыпи!

Не сравнил бы я любую с тобой,
Хоть казни меня, расстреливай.
Посмотри, как я любуюсь тобой, —
Как Мадонной Рафаэлевой!

Дом хрустальный на горе для нее.
Сам, как пес бы, так и рос в цепи.
Родники мои серебрянные,
Золотые мои россыпи!

1967 г.

Владимир Высоцкий

Я сейчас взорвусь, как триста тонн тротила,
Во мне заряд не творческого зла.
Меня сегодня муза посетила,
Так, немного посидела и ушла.

У ней имелись веские причины,
Я, в общем, не имею права на нытье:
Ну, вы представьте, ночью муза у мужчины,
Бог весть, что люди скажут про нее.

И все же мне досадно, одиноко,
Ведь эта муза, люди подтвердят,
Засиживалась сутками у Блока,
У Бальмонта жила, не выходя.

Я бросился к столу, весь нетерпение,
Но, Господи, помилуй и спаси,
Она ушла, исчезло вдохновение
И три рубля, должно быть, на такси.

Я в бешенстве ношусь, как зверь, по дому,
Ну бог с ней, с музой, я ее простил.
Она ушла к кому-нибудь другому,
Я, видно, ее плохо угостил.

Огромный торт, утыканный свечами,
Засох от горя, да и я иссяк.
С соседями я допил, сволочами,
Для музы предназначенный коньяк.

Ушли года, как люди в черном списке,
Все в прошлом, я зеваю от тоски.
Она ушла безмолвно, по-английски,
Но от нее остались две строки.

Вот две строки, я гений, прочь сомненья,
Даешь восторги, лавры и цветы!
Вот две строки: я помню это чудное мгновение,
Когда передо мной явилась ты!

Владимир Высоцкий

И вкусы и запросы мои — странны, —
Я экзотичен, мягко говоря:
Могу одновременно грызть стаканы —
И Шиллера читать без словаря.

Во мне два Я — два полюса планеты,
Два разных человека, два врага:
Когда один стремится на балеты —
Другой стремится прямо на бега.

Я лишнего и в мыслях не позволю,
Когда живу от первого лица, —
Но часто вырывается на волю
Второе Я в обличье подлеца.

И я боюсь, давлю в себе мерзавца, —
О, участь беспокойная моя! —
Боюсь ошибки: может оказаться,
Что я давлю не то второе Я.

Когда в душе я раскрываю гранки
На тех местах, где искренность сама, —
Тогда мне в долг дают официантки
И женщины ласкают задарма.

Но вот летят к чертям все идеалы,
Но вот я груб, я нетерпим и зол,
Но вот сижу и тупо ем бокалы,
Забрасывая Шиллера под стол.

…А суд идёт, весь зал мне смотрит в спину.
Вы, прокурор, вы, гражданин судья,
Поверьте мне: не я разбил витрину,
А подлое моё второе Я.

И я прошу вас: строго не судите, —
Лишь дайте срок, но не давайте срок! —
Я буду посещать суды как зритель
И в тюрьмы заходить на огонёк.

Я больше не намерен бить витрины
И лица граждан — так и запиши!
Я воссоединю две половины
Моей больной раздвоенной души!

Искореню, похороню, зарою, —
Очищусь, ничего не скрою я!
Мне чуждо это ё моё второе, —
Нет, это не моё второе Я.

В.С.Высоцкий
1969 г.