Истину говорят — дьявол всегда ходит рядом с человеком. Это Бог где-то наверху и далеко. У дьявола всё проще. Летом он продаёт черешню на рынке. Улыбается в тридцать два белоснежных зуба, протягивает немытой рукой ягодку, говорит: «Дэвушка! Попробуй! Мёд, а нэ черэшня!»

Рот открывается сам собой, даже если не голодна, если пятьдесят четыре года по паспорту и вообще ты Павел Иваныч, слесарь шестого разряда.

Черешня послана людям в искушение, плотью спелой манить, соком сладким соблазнять, во все смертные грехи вводить.

Первой рождается в глубине чрева нашего похоть.
Начинается всё с фоточек инстаграмных, где румяные ягоды разлеглись развратно на блюдечке, все в испарине после холодильника, в капельках влаги на упругих боках.
И замрёт взгляд, и всхлипнет во внезапной тишине желудок. Рот наполнится слюной, мозг отключится, как у юнца при виде прелестей девичьих.
Ловушка захлопнулась, дьявол потирает ладони.

Следом приходит грех гордыни, маскируясь под умную мысль, что в ларьке у метро черешенка продаётся по 500 рублей исключительно для лохов. А умные люди едут на дальнюю секретную овощебазу в Задрипищево-Кукуево, где черешня по 350!

На овощебазе нас пухлыми липкими пальцами берёт за горло грех жадности: черешни по 350 рублей совершенно невозможно купить всего килограмм. Надо брать два ящика, не меньше!

Обжорство: смотрите выше про два ящика.

Грех лени накатывает сразу после обжорства. Лежишь на диване, учишься дышать через раз, дабы не лопнуть. Муха сидит на носу в полной безопасности — ну не поднимать же ради неё руку? Всё, на что способен смертный после черешни — это нажимать пульт телевизора да стонать.

Зависть придет вместе с детьми из школы, которые с лёгкостью съедят всю оставшуюся ягоду, кастрюлю борща и обед на завтра. А ты можешь на всё это только смотреть завистливо, ибо желудок мал и жалок, по сравнению с этими юными утробами, размером со среднестатистическую чёрную дыру.

Гнев настигнет внезапно. Прямо у мусоропровода, куда принесёшь пакет, полный косточек сами знаете чего. Встретишь соседа сверху и узнаешь, что этот гад вчера купил три ящика всего по 200 рублей у знакомых наркодилеров. Они обычно кокаин продают, но в сезон черешни кому он нужен?

Если вы дочитали до этого места и не возжелали черешенки как жены ближнего своего, не спешите кичиться своей святостью. Потому как у дьявола есть для вас ещё много садовой ягоды и она вот-вот созреет. Как и шелковица, и дикая полевая земляника, и молодой горох, и варёная кукуруза. А ещё свежесваренное в тазу варенье с пенками и окрошка.

Хотя окрошка — это все-таки орудие Господа нашего. Потому как сам дьявол устоять не может. Если, конечно, она холодненькая.

© Жанна Шульц

Ну, и вот теперь, в этот ранний час, когда Белград укутан тёплым утром и туманом, густым настолько, что его можно мазать на лепинью вместо каймака; когда можно, наконец, выйти на летнюю террасу, не кутаясь в плед; когда в ленте стихли бои между квасными патриотами и кефирными государственниками, я расскажу вам, дорогие мои, какими окрошками мирозданию доводилось потчевать меня.

А окрошек этих было ровно десять штук:

— окрошка на домашнем кислом квасе (обычном, хлебном);

— окрошка на домашнем сладком квасе (с изюмом и мятой);

— окрошка на домашнем мучном квасе (рыжем, как спелое пшеничное поле, и тягучем, как вчерашний кисель);

— окрошка на магазинном сладком квасе (да-да, прям очаковский, прям в колбасу, яйца, редиску и остальное всё);

— окрошка на смеси кефира и воды (сам так готовлю, и похоже, сегодня меня за это казнят);

— окрошка на смеси сметаны и воды (делал сам пару раз, можете вписать в графу «отягчающие обстоятельства»);

— окрошка на айране (лучшее средство от похмелья на все времена);

— окрошка на смеси воды, лимонной кислоты и сахара (сам в шоке);

— окрошка на домашнем сухом белом вине (съели ведро, утреннюю заправляли айраном).

Ну, и финалочкой, рецепт летнего (!) лёгкого (!!) хододного (!!!) супчика, который в той чернозёмной деревушке, стоящей у самого края Дикого поля, по сию пору и какому-то историческому недоразумению называют окрошкой — супчика, в который, помимо прочего привычного (зелень-мясо-яйца-квас), положено прямо за столом — каждый в свою тарелку — крошить свежеотваренную рассыпчатую молодую картошку и добавлять ложку тугого, хрусткого, душистого, с перцами и чесноком, свиного холодца.

Доброго вам дня, приятного аппетита, и пусть именно ваша окрошка сегодня будет правильной.

© Dimas Letecz

ЗАПЕКАНКА

Тетя Рива открыла холодильник, заглянула туда и тяжко вздохнула. Там было довольно таки пусто. Во всяком случае, накормить Петиных сослуживцев, которые грозились зайти после работы, никакой возможности не имелось.

Рива открыла шкаф, полезла ладонью под стопку постельного белья и долго там шарила. Увы. Денег не было. В кошельке, лежавшем в кармане старенького плаща, нашлась трешка и шестнадцать копеек мелочью. Да-а, на эти деньги четырех мужиков не накормишь…

Рива подошла к окну и прильнула к стеклу. Поздний сентябрь, хмурый и озабоченный, смотрел в окно с той стороны… Та сторона была сырой и влажной, и Рива пожалела беднягу месяц. А ведь в выходные еще было солнечно. Они ходили с Петей в парк Шевченко на осеннюю ярмарку. Купили перцев, помидоров, а главное – полтора пуда отборнейшей картошки…

Вспомнив о картошке, Рива приободрилась. Раз есть картошка, она что-то придумает.

Отобрав штук тридцать больших и ровных картофелин, пристроилась в кухне чистить. Бежевая, тонкая кожура длинной лентой сползала на расстеленную газету.

– Эх, жаль, кожуру придется выбросить!

Рива поймала себя на этой мысли и невольно улыбнулась. Больше двадцати лет прошло, а она все так же жалеет картофельные очистки. А какие дивные, ни с чем не сравнимые оладьи получались из них в тот голодный сорок первый год в городе Майкопе, куда их, студентов техникума, забросила эвакуация. Из Майкопа тоже пришлось уходить, но уже в военной форме. Рива тогда подделала документы и ушла на фронт… Много позже она узнала, что родители, оставшиеся в Одессе, погибли в первые же дни оккупации.

Вот картошка и начищена. Одна к одной! Рива порезала картофелины на четыре части и бросила их в большую кастрюлю с водой, уже стоящую на огне.

Картофелины падали в воду с глухим бульканьем: – Чвак! Чвак!

Точно так падали осколки в жидкую белорусскую грязь под Гродно, когда немецкие самолеты бомбили их санитарный поезд, а они, вытащив, кого только смогли, лежали в этой грязи.. Чвак… Чвак… Чвак… И дикая боль в ноге!

Два года на передовой. Ни одной царапины. И на тебе! Причем, по дороге в тыл…

Рива тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и снова пошла к холодильнику.

– Ну, и что мы имеем?

Имелось грамм сто пятьдесят докторской колбасы, два плавленых сырка, бутылка молока, пучок слегка увядшей зелени, кусочек масла, пол баночки горчицы, сверху присохшей, но снизу еще вполне годной…

– Ух ты, и майонез имеется!

Когда стало ясно, что ногу удастся спасти, Рива повеселела. Она стала включаться в разговоры соседок по палате, даже украдкой глянула на себя в маленькое зеркальце, каким-то чудом сохранившееся среди ее вещей в полевой сумке. Ох, тогда то, что она увидела, ее не очень огорчило!

Палата была для среднетяжелых, поэтому разговоры о кавалерах еще не велись, но уже начали о еде.

– Рива! А что бы ты сейчас съела?

Ох, ну, конечно, конечно оливье! Дома, до войны его готовили на все праздники…

– А что такое оливье? – стали спрашивать девочки. Странно, но они этого не знали…

Рива долго рассказывала, про то, как в салат режется картофель, мясо, морковь, яйца, огурцы… Девчонки слушали, глотая слюну. Только объясняя, что такое майонез, Рива запнулась. Ну, никак она, помнится, не могла объяснить, что это такое, девочкам. Смешно, да?

Рива вернулась на кухню и стала перебирать овощи. Помидоры, лук, перцы… Ого-го, да она богатая женщина!

В шкафчике нашлись красный и черный перец и – о чудо! – банка маринованных огурцов!

После выздоровления, Рива получила инвалидность и осталась работать в том же госпитале. А куда ей деваться? Одесса еще была оккупирована…

Как-то ей сказали, что среди выздоравливающих имеется настоящий одессит. Так они познакомились с Петей. Потом, два месяца спустя, он снова ушел на фронт, взяв с нее слово, что она его дождется.

Она-то дождется… А он?

На Новый год собрались в палате для легкораненых. Каждый принес, что может. Рива вдруг покраснела, вспомнив, как прихватилась к маринованным огурцам. Уже и неловко было, и стыдно, а все не могла оторваться.

– Ох, девонька, а ты, я вижу, с икрой! – сказала тогда грубая Райка из хирургии.

А через несколько дней, когда Рива совсем отчаялась, пришел треугольничек от Пети.

Рива нашинковала лук, и стала его жарить… Лук получился золотистым и очень вкусным.

Картошка в кастрюле давно уже кипела. Рива потыкала в нее вилкой и убедилась, что можно снимать. Оставив щель между кастрюлей и крышкой, Рива слила воду. Кухня наполнилась вкусным паром.

Бросив в картошку масло, Рива стала разминать ее. Посолила. Потом добавила немного молока, сырое яйцо и снова стала работать специальной разминалкой для пюре. Пюре должно было получиться не сильно мягким, поэтому молоко следовало лить с осторожностью.

Так, теперь чудо. Для дела необходим был только его корпус, тот, что без отверстия посередине. Дно чуда и стенки Рива смазала постным маслом. Потом начала выкладывать часть пюре на дно. Первый корж был толщиной чуть больше сантиметра. На него Рива положила тонким слоем горчицу, мелко нарезанные колбасу, перцы и зелень. Потом сверху немного жареного лука. Все это поперчила и покрыла следующим слоем пюре. Но более тонким. Потом смазала новый корж майонезом, натерла туда плавленый сыр, и порезанные тонкими кружками помидоры…

Третий слой пюре украсил тот же майонез, остатки колбасы и сыра. Потом Рива добавила туда маринованные огурчики, тоже мелко нарезанные. Ах да, конечно, еще остатки жареного лука! Вроде все…

Рива поставила чудо в духовку. Теперь надо немного подождать…

Как она ждала, когда освободят Одессу! Как добиралась туда с маленьким Игорем! Их квартира на Чижикова оказалась незанятой и почти целой. Рива вселилась туда и стала как-то жить. Помогали родственники… Петя прислал аттестат… Самым трудным было встречаться каждый день с дворником, который, как рассказывали, охотно и радостно выдавал евреев румынам. Выдал и Ривиных родителей… Впрочем, за дворником скоро пришли.

В коридоре раздались голоса. Это пришли Петины гости. Рива незаметно поморщилась, увидев на столе бутылку «Московской». Впрочем, пол литра на четверых это не так много…

Гости расселись за стол. Рива подала тарелки, вилки, рюмки, поставила помидоры и порезанные перцы. Остались даже три маринованных огурчика, которые легли сверху овощей. Теперь главное! Рива достала чудо из духовки и внесла в комнату.

Запах!!! Нет, ни с чем его не сравнить!

– Что это? – растроганно спросили гости.

– Картофельная запеканка! – скромно ответила тетя Рива.

Она же не знала слова «пицца», которое появится много-много лет спустя. Да и не бывает, кажется, картофельной пиццы.

© Александр Бирштейн