Ландыш серебристый
Лиличка, «ландыш серебристый» (так называл ее муж Олег), кралась в кухню, ненавидя скрипящие, старые половицы. Вошла. В темноте, вынула из шкафчика бутыль с духмяным подсолнечным маслом. Налила в чайную чашку, чтоб наверняка не пролить. Чуть присыпала солью и окунула в это наслаждение заготовленный ломоть хлеба. Мм-мм.
Вспыхнул свет. В дверях кухни образовалась свекровь Генриетта Алексеевна. Ее мать была немкой — отсюда столь замороченное имя. «Ну что ж ты все жрешь и жрешь, ландыш наш серебристый? Сама раздалась и детей раскармливаешь. Как рожать будешь?»- незлобно заворчала свекровь худая, как щепка.
Лиля хихикнула, запихнув в рот последний кусочек. Генриетта, отправила ее спать, пообещав кухню закрыть на замок до самых родов: «Будешь тем, что в огороде выросло питаться.» Сама, воровато оглянувшись, достала из тайничка антистресс-сигареты и вышла в летнюю ночь.
Женщину раздирала тревога, даря бессонницу. Только-только она, благодаря появлению в доме невестки — смешной неумехе Лиличке, заново научилась улыбаться, дышать, как вновь подтянулись темные тучи. Генриетта подняла глаза к чернильному небу.
Не просила, задавала требовательный вопрос:»Ну неужели мало моей горечи и потери? Зачем, зачем готовишь испытание этой ни в чем не виноватой девочке да и моему сыну? А если он не устоит? На грех меня великий толкаешь, Господи! Ведь если не устоит Олежка — и от него отрекусь. Не допусти!»
Лилька пробралась мужу под бок. Специально завозилась, чтобы очнулся от сна, обнял. «Маслицем пахнет. Мать застукала?» — сонно спросил Олег.
«Ага. Скажи, что нас любишь.»- Лиля придвинулась совсем близко и ее близнецы забарабанили четырьмя ножками в бок отца. Он, наверное со сна, подтвердил свое чувство коротко:»Ага. Спите.»
И отодвинулся, беспокоясь о беременном животе жены. Лиля и два детеныша в ней были теми канатами, которые должны были ему помочь не предать мать вслед за отцом. Только бы не не оборвались, превратившись в нити.
«Ландыш серебристый! Удержи, привяжи, отбей память, не дай разгореться затухающему костру в сердце, умоляю.»- вот что ответил Олег мысленно Лиличке на ее просьбу подтвердить любовь.
Лиля и Олег познакомились в Москве. Она последние деньки гостила у родственников, а он, в который раз не поступил в литературный институт. А ведь публиковался в местной газете у себя в старинном городе Кинешме — рассказики, стихи. Преподавал в школе литературу и русский, но мечтал стать известным писателем. Не диплом превращает в мастера слова, но с ним, казалось, солиднее.
Ему почему-то сразу глянулась эта девочка с чуть раскосыми прозрачными глазами, неудачной стрижкой у которой не получилось стать сессоном. Голос такой… серебристый и духи с ноткой ландыша. Произнеслось:»Ландыш серебристый.» Так им и стала. Неделя не прошла, а Олег по глазам понял:»Девчушка в него влюбилась.»
Взаимности не было, но девятнадцатилетняя Лиля стала первой девушкой, которая не вызывала в нем отторжения. Нравилось сжимать ее тонкие пальцы и касаться губами прохладной щеки.
«А может и сладится? Бывалые мужики говорят, что через год-другой все жены становятся одинаковыми.» Забудет ту, полюбив эту. Разве так не случается?
Так эти двое стали супругами. После свадьбы и путешествия по Золотому кольцу, приехали в дом Генриетты. Лиля, напичканная страшилками про свекровок-монстров, предстала перед Генриеттой с опаской.
Но та, оказавшись свекровью неправильной, приняла невестку лояльно. Сына Генриетта любила безумно, но без фанатичного эгоизма. Немного сама пофигичная к бытовым вопросам, она легко приняла вторую хозяйку на кухне. И стала к ней обращаться, как сын — «ландыш наш серебристый.» Лиличка быстро прижилась на новом месте.
Иногда ей казалось, что Генриетта Алексеевна к ней за что-то испытывает благодарность. И к известию, что скоро в доме появятся внуки — сразу двое, женщина отнеслась очень благосклонно. Сказала:»Вот и хорошо. Брак укрепится.» Фраза задела юную жену: укрепляют то, что вот вот развалится! А у них с Олегом любовь. Но промолчала.
…. Мечту сына стать писателем, Генриетта не поддерживала:»Ну подумаешь, лучшие сочинения в школе! Ты получи земную профессию, а потом иди хоть в трубочисты.» Олег, закончив школу, послушно отправился учиться в пединститут. Профессия учителя русского языка и литературы не могла помешать будущему творцу.
Пока учился — родители разбежались. Вернее отец переехал на соседнюю улицу к женщине старше себя на пять лет. Олег вернулся домой с красным дипломом, но вместо праздника его ожидал траур. В лице исхудавшей матери. Она пила успокоительные таблетки, выписанные неврологом и почти все время спала.
«Он не просто ушел. Я бы поняла — так бывает. Заявил, что никогда меня не любил. Просто пережидал сердечную тоску рядом!» — выговорив это, мать, всегда такая сдержанная на слезы, заплакала.
Олег привык, что папа, трезвый, работящий человек, живет с ними по соседски. После откровений матери, понял, что тот выжидал, жил надеждой, что когда-нибудь его судьба опомнится и повернет куда следует.
До встречи с Генриеттой Павел (будущий отец Олега), отслужив в армии познакомился с девушкой. Ей было 25 лет, а ему — 20. Не остановило, как и то, что Галина оказалась замужем. Муж был военным, условия жизни в воинской части Галю утомили и она прикатила надолго к родителям. Благо, что не работала и детей у нее еще не случилось.
Роман был страстным, но тайным. Полгода спустя за Галиной приехал муж. Уехала, не попрощавшись. Потосковал да и женился на Генриетте. Родился сын Олег. Павел ощущал себя замороженным и ничего не мог с собой поделать.
И вдруг великое счастье. Для него. Галина вернулась в родной город с дочерью, разведенная. Зажила с матерью на соседней улице. Она постарела, пополнела, но Павел потерял голову, как в 20 лет.
Без лишних разговоров подал на развод. Олег доучивался на последнем курсе и от него эту новость скрывали. Быть может, он бы рукой махнул — близких отношений с отцом у него не было. Но вид страдающей от моральной пощечины матери, вызвал в нем бурю неприязни к папаше. Он с ним встретился и едва не случилась драка. После этого сын с отцом не виделись.
Олег преподавал в школе. Занимался творчеством, готовился поступать в литературный институт. Первая попытка провалилась. Он шел с вокзала в грустных думах и столкнулся с незнакомой девушкой. И словно разряд электричества пронзил обоих. Ее звали Рина. Что в ней такого, Олег не понимал — черноволосая, большой рот, глаза с тяжеловатыми веками, нос с горбинкой. Но был бы художник — только ее бы и рисовал.
Ужас открылся, когда подошли к дому девушки. К тому самому, где проживал его отец-предатель. Дом был бревенчатый, похожий на тот, в котором остался Олег с матерью. Рина потянула его внутрь, сказав, что родители уехали на юбилей к родне и будут лишь завтра. Это стало некоторым облегчением.
Молодой мужчина с интересом осмотрелся. Мебель старенькая, но уютно. Бежевые шторы и такой же абажур. В тон к ним большой плюшевый диван шоколадного цвета. На стене два фото — портрета: юная Рина с прической, как у Одри Хепберн и какая-то тетка с мелкой химией и цепким взглядом.
«Это мама «до и после,»- сказала девушка. Олег не понял и Рина пояснила : «До жизненных разочарований и после них. Вступившая в возраст зрелости, в общем. Но, знаешь, после развода с отцом она моментально получила приглашение выйти замуж. Я за нее рада. Дядя Паша веселый и добрый, а мой отец ей изменял.»
Пили чай из коричневых керамических чашек, а в голове Олега пульсировало:»Веселый и добрый. Моментально вышла замуж…»
Ему было смертельно обидно за себя и за мать. А еще он не понимал, как быть с Риной — самой лучшей и одновременно не подходящей девушкой на свете.
Какое-то время их встречи были возможны. Они договаривались встретиться в парке или у кинотеатра, а провожая Олег прощался на некотором расстоянии от дома Рины. Глупо, конечно. Их раскрыл отец. Вышел и прокричал весело:»Ринуля, почему ты приятеля своего не ведешь знакомиться? Нам это будет весьма интересно с мамой.»
Фраза требовала от Олега развернуться и сбежать пока кулак не пошел в ход. Тон и слова выдавали счастье и довольство отца, которому сроду не было «интересно,» что там происходит у сына и жены Генриетты. Но вести себя несдержанным мальчишкой ему, взрослому человеку, к тому же учителю, не полагалось.
Они даже поздоровались за руку. А потом вошли в дом. «Мой сын, » — представил Олега отец невысокой, чернявой женщине. В его лице читалась растерянность, но и радость. Он явно здесь ощущал себя хозяином. В нем будто ослабла, наконец, пружина, которая в первой, родной, семье не давала испытывать комфорт.
А вот Галина смотрела цепким, как на портрете взглядом. Лишь минуту спустя, растянула большой рот притворной улыбкой.
Захлопотала с ужином, но Олег опомнился и простился. Домой пошел длинной дорогой. Голова горела мыслями:»Что я среди этих двух гадов делал? Рина, конечно, не в счет. Нужно поговорить с мамой. Повиниться, все объяснить. Она не зануда, поймет.»
«Понять» Генриетте предстояло, ох, как много. Она казалась спокойной до последнего слова Олега. Встала и, впервые при нем закурив, усмехнулась:»А славно получится! Буду жить в одном доме с дочерью вечной любви твоего папаши, а по праздникам печь пироги для них обоих. Так, Олежка?»
И столько было боли в ее голосе, изломе тонких бровей, бездонных синих глазах, что Олег отшатнулся. Вариант:»Мы можем и не жить с тобой в одном доме!» — не выговорился.
Мать, пока он оставался в счастливом неведении, по дороге к диплому, провела месяц в дневном стационаре ПНД. Ничего «особенного» — депрессивная бессонница, забывчивость, что нужно есть, ходить на работу… жить.
Нет, он не может своими руками вернуть ее к этому. Любой бы свихнулся от такого двойного предательства: мать с дочерью посягнули на мужа и сына одной и той же женщины.
Олег расстался с Риной. Она не понимала, поскольку сама не стояла на краю обрыва:»Но это же наша жизнь и любовь. При чем здесь родители? Сколько людей расстаются и сохраняют дружеские отношения?»
В случае его матери это не просматривалось. Олег поставил точку. Уехал в Москву поступать в литературный. Успех стал бы для него спасением. Но оно пришло с другой стороны. Олег встретил Лилю и разрешил себе подумать, что сможет быть счастлив без Рины.
И так какое-то время было. Нежная, милая Лиля, казалось, его излечила. Особенно, когда после свадьбы стало известно, что скоро их станет… четверо, не считая будущей бабушки — Генриетты.
Вот она жила дурным предчувствием. И вроде Лилька ходила счастливым колобком по комнатам, и Олег знал лишь дом да работу. Вдвоем с Лилей сотворили детскую и потихоньку закупали приданное…
Олег торопился домой с педсовета. Знакомый голос окликнул. Рина! «Олежка, я попрощаться. Решила податься в Москву. Сейчас настоящая жизнь там! Сниму квартиру. Моя профессия — парикмахер, позволяет…»
Он прервал ее поцелуем. И она не уехала, а начались встречи. Тайные. У кого-то из друзей на квартире, в кинотеатре на последнем сеансе.
Лиля ни сном, ни духом — рожать уж вот-вот, не догадывалась. А Генриетта, душой материнской все «прочитала» про сына. Вечером вызвала в сад, пока невестка накрывала стол для ужина.
«Что ты творишь, Олежек? Почему тебя так тянет к этой чернявой вороне?!»
Он не знал. Смотрел на мокрое лицо матери — капли дождя или слезы? Лиля открыла окно, серебристым голосом кликнула ужинать. Генриетта побоялась, что ее осенним ветерком прохватит и заспешила в дом. Через несколько дней родились Динка и Димка.
Олег казался счастливым. Украшал детскую шарами, притащил два больших вазона, чтобы в день выписки Лили, наполнить живыми цветами. «А может ничего, обойдется?»- засветилась в сердце Генриетты надежда.
Не обошлось. Олег о своем уходе объявил через год. Его дети уже самостоятельно осваивали территорию дома, торопились ему навстречу с радостным:»Па!»
Это было трогательно, но не удержало. Лиля ничего не понимала — ее судьба берегла до сих пор от ненужных открытий. А Генриетта жестко сказала:»Дверь, Олег, откроется в одну сторону. Предателей не прощают.»
Сын кивнул грустно:»Помню, мама. Мы уедем в Москву. Так лучше для всех. Даже для малышни — будут высылать на них ощутимые, по местным меркам, алименты.»
Понимал, что не то и не так говорит. Надо упасть перед ними всеми на колени, а может даже остаться. Олега мучила дилемма:»Что страшнее, неправильнее — себя предавать или других?»
Вот отец прожил с матерью всю свою молодость (положим, вынужденно — Галина была далеко), но кто от этого стал счастливее? Он жил сам по себе. Мать говорила:»У отца такой характер — сдержанный.» Может даже сама верила в это.
А он просто жил в тюрьме и вел себя соответственно. Приспосабливался. Нет, Олег на такое не подписывался. Помня «ошибку» отца, не признался жене, что не любил ее никогда. Сказал, что встретил другую.
«А знаете, Генриетта Алексеевна, я только сейчас поняла: Олег никогда не говорил мне о любви. Кивал : ага, конечно. Но «люблю» — никогда! — ломким голосом произнесла Лиля, когда за бывшим закрылась дверь. Она села на пол, подтянув коленки к подбородку, глаза сухие. Это очень плохо — боль без выхода костенеет камнем.
Генриетта присела рядом. Обняла крепко:»Ничего. Мы справимся. У нас прекрасные дети. Я еще замуж тебя выдам, ландыш ты мой серебристый!»
Лиля дернулась, взгляд жесткий:»Никогда не называйте меня так, Генриетта Алексеевна!» И, наконец, заплакала. Несколько месяцев спустя, после развода за ней, из Иванова, приехали разгневанные родители.
К их удивлению и недовольству, Лиля осталась со свекровью. Папа с мамой вели себя повелительно, упрекая дочь за то, что наспех выскочила замуж, а теперь у нее на руках аж двое детей!
Генриетта Алексеевна же стала ей старшей подругой и заботливой матерью. Кто бы мог подумать такое о свекрови! И дом ее, с садом, для ребятишек подходил куда лучше двухкомнатной хрущобы родителей.
…Время не шло, летело. Разное. Чаще трудное. С большими переменами. Генриетта Алексеевна, работавшая много лет заведующей секцией в промтоварном магазине, теперь трудилась на хозяина в отделе женской одежды. Лиля, повар по специальности, зарабатывала в частном ресторанчике. Дина и Дима стали школьниками.
Только раз за все годы Олег позвонил матери. Сообщил, что у нее родилась еще одна внучка. Генриетта твердо выговорила:»Мои внуки со мной. Других я не знаю.»
Для нее было странным, что Лиля откликается на звонки предателя мужа и дает отчет о Диме и Дине.
«Неужели забыла, как он тебя с младенцами на руках бросил? Ведь не все алиментами измеряется,»- попеняла она невестке.
Лиля, уже вполне взрослая женщина отвечала:»Не беспамятная я, Генриетта Алексеевна. Но для меня война закончилась, когда случился развод.
Проигравшей я себя не считаю. Жизнь с уходом Олега не закончилась — много чести. Отвергать его, как вы это делаете, значит показывать, что боль во мне до сих пор жива, но этого нет. Детям моим он отец, хоть и далекий, а личных чувств я к нему не испытываю.»
«Вот тебе и ландыш серебристый — тонкий, нежный. Да она помудрее меня, дуры, будет. И то правда — с Павлом душу рвала, чуть копыта не откинула, а стоило ли? Что уж я так от любви захлебывалась? Нет. Уж давно сама, кроме привычки ничего не испытывала. Да и замуж вышла потому, что других претендентов не было, а он надежным казался. Теперь с сыном оборону держу.
А нужно просто жить. Солнце светит. Небо синее. Лиличка, Димка с Динкой — ландыши мои серебристые рядом дышут. Хорошо!» — вот такие неожиданные размышления пришли к Генриетте Алексеевне. А еще она подумала, что неплохо бы хоть фотографию «московской» внучки увидеть. Что там за чудо сотворилось?
Лина Sвами
Автор публикации
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.