Анечка старательно мыла окошко корректорской. Очевидно было, что давненько не видело оно тряпки и воды. Вода вмиг в ведре стала чёрной и Ане пришлось менять её несколько раз.
— Ты не вовремя затеяла генеральную-то, Анечка, — жалея девушку, сказала Нина Григорьевна, старейшая работница, наливая себе чай в кружку.
Нина Григорьевна никогда не ходила на обед. Она привычно доставала свой старенький, как и она сама, термос и бутерброды, заботливо уложенные в пластиковый контейнер.
— Что тут у вас за субботник? – в проёме двери заблестели очки начальника отдела.
— Так мы не в рабочее время, Александр Петрович, сейчас обед, — улыбнулась Анечка, продолжая вытирать старые рамы.
— Ты смотри, как бы окошко-то не выпало, сильно не нажимай. Ему сто лет в обед, будет нам среди зимы радость, — посоветовала Нина Григорьевна.
— Видно, что сто лет его и не мыли. Ничего, сейчас оттепель, и я уже заканчиваю, — успокоила её Аня.
Девушка недавно пришла в редакцию. Её молодой энтузиазм удивлял работников. Нина Григорьевна была уже на пенсии, но продолжала работать, так как была одинокой, и дома ей пока сидеть не хотелось. Две женщины, две подруги были семейными, и в обеденный перерыв успевали пробежать по магазинам, чтобы сделать покупки для дома. Им и в голову не приходило наводить чистоту в отделе.
— Нам и дома грязи хватает, а ты как хочешь. Молодая ещё… — усмехались они, и говорили: — Вот выйдешь замуж, так сразу ослабишь свой пыл. Дома за мужем, за детьми столько работы, что тут хочется ноги протянуть…
— Не знаю, когда я выйду замуж, но тут мы находимся восемь часов в день, тут мы живём, общаемся… Хочется, чтобы и здесь было уютно, ну, хотя бы чисто… — оправдывалась Аня и подметала пол, вытирала пыль, как только появлялась свободная минута.
Анечку не обижало равнодушие коллег, ей было всё равно. Не для похвалы она наводила чистоту, а по-привычке. Единственный мужчина отдела, Олег, поддержал Аню. Он принёс горшечные цветы – мини розы, и поставил их на подоконник, как раз с той стороны, где стоял стол Анечки.
— Вот, Аня, раз окошко блестит, пусть и цветы вас радуют. Вы не против? – спросил он.
— Вот молодец! – обрадовалась Аня, — конечно, только «за»! Это и красота, и польза, я буду ухаживать, не погибнут, не сомневайся, Олег.
Олег покраснел и переминаясь с ноги на ногу, стоял у окошка и поправлял листочки на розе, будто сделана она была из бумаги.
— Как вы угадали, что я люблю розы? – Аня обняла Олега, чем вовсе растрогала его.
Холостяк Олег был маленького роста, щуплый, с очками на переносице, и куце сидевшим на нём сером костюме.
«Наше чудо» — ласково называли его за глаза женщины отдела. И это прозвище как нельзя подходило к Олегу. Умный, но застенчивый из-за своей внешности, он всегда был готов прийти на помощь, был ли то вопрос по работе или нужно было донести кому-то сумки в обеденный перерыв из магазина до отдела.
Накануне Нового года Аня решила купить всем небольшие подарки. Сувениры она не любила, считая их безделушками, занимающими место в квартире, а вот что-то приятное и полезное хотелось подарить каждому.
Она подсела к столику Нины Григорьевны и спросила её совета.
— Ой, девочка моя, всё ты со своей добротой. Но если уж так хочешь сделать… Девкам по помаде, вкусы их налицо. Я так думаю… Мне шоколадки хватит хорошей. «Вдохновение» обожаю, буду благодарна. А вот Олегу надо бы галстук. Никогда не носит, наверное, стесняется… А что тебе хочется, милая? – Нина Григорьевна погладила Аню по руке.
— Я бы с удовольствием что-нибудь из канцтоваров, обожаю красивые тетради, ручки… Только в пределах маленькой суммы! – ответила Аня.
До Нового года оставалось несколько дней. Аня в пятницу решила вручить свои сувениры коллегам. Женщины были удивлены, чмокнули Аню в щёки и сказали: — Ну, зажигалка ты наша. Вводишь новые правила общественного поведения в конкретно взятом нашем маленьком коллективе. Ладно, за нами тоже не попадёт. Пусть будут традицией подарки твои.
— Спасибо, очень тронут… — Олег вспыхнул и Ане показалось, что глаза его заблестели, — галстук… А я, знаешь, и не носил раньше. Не хотел казаться напыщенным, что ли…
Аня приложила к его рубашке галстук и спросила: — А можно я повяжу? Ну, хоть прикинем, как смотрится.
Женщины хором поддержали Аню. Галстук смотрелся отлично.
— Ну, совсем другой вид, — серьёзно сказала Нина Григорьевна.
— Другой человек, — поддержали женщины.
— Вы смеётесь, наверное? – покраснел Олег, подходя к небольшому зеркалу у двери.
— Никто тут не смеётся, — ответила за всех Аня, — вот так и надо ходить, уже и возраст позволяет, и работа интеллигентная. Тебе очень к лицу, Олег.
— Спасибо, — сказал Олег, — ну, так я и снимать уже не буду?
— Конечно, — ответила Аня.
На следующей неделе женщины подарили Ане духи, сбросившись на них втроём, а Олег принёс большой торт, который все вместе и ели на чаепитии после обеда.
Когда последний рабочий день уходящего года был завершён, Олег предложил Ане вместе идти до метро. Они вышли на свежий воздух, настроение было праздничным.
Олег собрался с духом и сказал: — А ведь торт не был подарком для тебя, Аня. Это мы так, все чаю попили.
— Да мне достаточно, Олег. Такая вкуснятина! Что ты.
— Нет, я хотел сказать, что у меня есть особый подарок для тебя, Аня, и я не хотел при всех его дарить, — Олег остановился и вынул из кармана бумажки.
— Вот. Это билеты в театр. Мой любимый, Вахтанговский. Можно пригласить тебя? Ты сможешь? — Ого, вот здорово, Олег. Конечно, я пойду с удовольствием. Когда?
Они смотрели на билеты, Аня улыбалась. Олег ей совершенно не казался маленьким и некрасивым. Наоборот, в последнее время этот на вид скромный тридцатитрёхлетний парень стал казаться ей загадочным, обаятельным и остроумным.
Олег сиял от счастья. Аня идёт с ним в театр! Они шли по тротуару не спеша, глядя на светящиеся огнями витрины магазинов.
— А не будет ли с моей стороны неуместным пригласить тебя на чашечку кофе? Так не хочется расставаться сейчас… — Олег осмелел и взял Аню под руку.
Она засмеялась и согласилась. После кафе Аня заторопилась в ателье, где ей предстояла примерка нового платья.
— Надо же… Я и не думал, что молодые девушки ещё шьют себе обновы к празднику… — сказал Олег, — ты не такая как все, Аня. Ты как солнышко в нашем коллективе, и тебя нельзя не заметить, не восхищаться твоей добротой…
— Спасибо, Олег, до скорого свидания. До завтра! — Аня пожала ему руку и поторопилась в ателье.
Олег еле дождался завтрашнего дня. Но и он времени не терял. Утро перед театром он посвятил походу в магазин. Там он купил себе новый костюм тёмно синего цвета, как раз в тон к новому галстуку. Пришлось срочно отнести его в ателье, где за час чуть укоротили брюки.
«Вот и я в ателье попал», — подумал он не без удовольствия. А когда они с Аней пришли в театр, девушка была поражена обновкой Олега.
— Ты преображаешься на глазах, Олег. А как тебе моё новое платье? — спросила она, — да мы с тобой заядлые модники! Оба сегодня в обновках!
— Но ты лидируешь. Просто королева, Аня, — они стояли перед большим зеркалом в фойе театра под руку. Аня была с новой причёской неотразима. Олег не мог отвести от не глаз.
— Жаль, что наши тебя сейчас не видят. И такое платье, конечно, не для нашей работы. Ты восхитительна, Анечка… — сказал он.
— Я скажу так, что никто не дарил мне лучшего подарка, чем ты, Олег, — ты пригласил меня в театр. То ли одной идти, а совсем другое дело с мужчиной. Приятно и красивое платье надеть.
Олег вдохнул воздуха: — А можно сделать наши походы в театр, кино, кафе на постоянной основе, Аня? Я бы очень этого хотел.
Аня улыбнулась и кивнула в знак согласия.
Теперь Олег каждую неделю приглашал её то на выставки, то в театр, где девушка блистала в разных платьях или костюмах.
Никто не удивился из коллег, что Аня и Олег ходят неразлучной парой.
— А «Наше чудо» и не таким уж простаком оказался, — сказала как-то женщинам шёпотом Нина Григорьевна, — кажется, у них дело-то сладится.
— Как она парня подняла. Совсем другой уровень. Можно сказать, из замухрышки в мужика превратился. И одет хорошо, и спортом начали заниматься, и по театрам ходят, рассуждают о премьерах, о режиссуре. Обалдеть! – улыбались женщины.
— За каждым успешным мужчиной стоит мудрая женщина, — подвела итог известной фразой Нина Григорьевна.
— Ну, да. Повезло Олегу. Да и ей тоже. Они оба хорошие и добрые ребята, в сущности… — согласились сотрудницы.
Весной в отделе уже отмечали регистрацию брака Олега и Ани.
Однажды Нина Григорьевна спросила Аню: — Ну, как ты, не разочаровалась в муже? Ты красавица, умница, и он не очень скромен и застенчив для тебя?
— Нет, что вы… Я обожаю Олега. Он меня очень любит. Во всем помогает, старается, другого мужа мне и не надо. Такой заботливый и внимательный. Нам хорошо вместе…
Нина Григорьевна смотрела в окно. Свежий ветерок, врывающийся в корректорскую ронял лепестки роз на подоконник. Цветы разрослись, пышно цвели, обдавая сладким ароматом комнату.
«Да, вот тебе и новенькая. Тут и счастье своё нашла. Труженица и умница. Всё-таки добродетель торжествует! Пусть будут счастливы наши ребята. И за Олега я рада, давно парень искал свою судьбу, а она сама к нему пришла. И галстук подарила! Привязала к себе накрепко.»
Нина Григорьевна засмеялась и открыла свои бутерброды. Она была одна в корректорской. Все ушли кто куда. Девчонки по магазинам, а молодые в кафе. Романтическое время у них не кончается…
Дина всегда гордилась своими родителями, шутка ли, столько лет вместе! Фёдор и Оксана дружили со школы, прошли проверку тремя годами армейской службы, поженились, родилось трое детей, Дина – старшая. Папа всегда много работал, мама командовала домом и хозяйством, дети росли здоровые и дружные, чего еще желать? И вот уже серебряная свадьба на носу, планы на празднование грандиозные, Дина буквально с ног сбилась.
— Зря ты шумиху такую затеяла, дочка, — Фёдор вроде качал головой, но взгляд был одобрительный, — Посидели бы дома тихо-мирно, отметили с самыми близкими.
— Как это «зря»? – обижалась Дина, — Ничего не зря, такой пример для всех! О вас и в газете напишут, я договорилась.
— В какой газете? – Оксана испуганно взглянула на дочь, — Не надо никакой газеты! Дочка, неужели не знаешь банальной истины: счастье любит тишину?
Но девушка, никого не слушая, уже неслась дальше, отметив про себя, что для статьи нужно отыскать какие-нибудь старые фото 25-летней давности. В городской газете работал её хороший приятель, с которым она и договорилась о большой статье:
— Геночка, да я сама напишу, ты только откорректируй! И подпишешь своим именем, хорошо? А то получится, будто хвастаюсь, — и видя, что Гена сомневается, добавила, — А я тебя за это таким пирогом накормлю, пальчики оближешь!
Шёл 2008-й, объявленный в России Годом семьи, и под это дело в газете была создана специальная рубрика. К тому же Дина парню нравилась, а её пироги — ещё больше, потому он с радостью согласился.
Статью она написала быстро, получилось очень даже душевно и трогательно. Оставалось только найти фотографии. Новое фото у неё было, специально сфотографировала для этих целей, а вот со старыми предстояло разобраться. Поручать эту задачу братьям Дина не стала, справедливо решив: хочешь сделать хорошо – сделай сама. Разница в возрасте с братьями была существенной, десять и двенадцать лет. Мама говорила:
— Ты родилась, мы еще молодые были, на ноги нужно было становиться: ни жилья, ни образования, ни работы приличной. Ты первые два года с бабушкой жила, забрали, когда всё налаживаться стало. До детей ли тут было? Так что мальчиков рожали уже сознательно.
— А меня – бессознательно? – притворно обижалась Дина, — Я значит так, «пробный шар»?
На самом деле, ей нравилось думать, что родилась она не по расчёту «пора или рано», а по огромной безоглядной любви. Говорила подругам:
— Пока не встречу такого же как папа, не стану размениваться! Мне нужна только такая любовь, чтобы сразу и навсегда!
Так вот, фотографии. Оказалось, что старых совместных было совсем мало, и то все в компании с другими людьми. На вопрос почему, Оксана отмахнулась:
— Дочка, это сейчас «мыльницы» у каждого, а тогда, чтобы сделать фотографию, нужно было столько этапов пройти! Ты себе не представляешь, зарядить пленку можно было только в полной темноте! А потом проявка, фиксация, и еще чёрт знает что!
(напомню, речь идет о 2008 годе, тогда телефоны с камерами были довольно редким явлением)
Дина не унывала, раз у родителей ничего нет, значит, нужно поискать у бабушек, а вдруг? У маминой мамы ничего толком не нашлось, те же общие фото, а вот у папиной…
— Бабуля, а это кто? – Дина с интересом разглядывала молодого бритого паренька с неожиданно большими ушами, — Неужели папа? Какой смешной! И уши такие большие! А кто это рядом с ним? Какая-нибудь двоюродная сестра?
Я всегда говорю, что у меня много двоюродных-троюродных братьев и сестер, Федя – один из них. Поэтому немудрено, что девушка решила: на фото отец с одной из многочисленных родственниц.
— Уши-то? – бабушка улыбнулась, — Ну да, это же аккурат перед самой армией побрили, вон, видишь, какой? Мы тогда над ним смеялись, надо же, какой чебурашка оказался!
— Ба, — Дина отметила, что на второй вопрос старушка не ответила, — Так кто это с папой?
— Да я не помню, столько лет прошло!
— Значит, не сестра, — Дина сузила глаза, — С мамой у него нет фотографий, а с какой-то белобрысой мымрой есть! Я заберу эту фотографию, ба.
То, что бабушка знала, кто на фото вместе с её отцом, Дина поняла сразу. Но допытывать не стала, старушка и так не знала, куда глаза спрятать. У кого же узнать? Ну конечно, дядя Егор! Они с папой со школы дружат, уж кто-кто, а он точно знает!
Тот отпираться не стал:
— Знаю, конечно. Но ты, Дианка, у отца спроси, это его жизнь. Захочет – расскажет, захочет – нет, а меня не пытай, всё равно ничего не скажу.
Два дня Дина ходила смурная, не знала, как подступиться к отцу. К тому же она не хотела, чтобы при разговоре присутствовала мать, зачем ей слышать? Ведь думает, наверное, что она единственная любовь отца, а тут на тебе, пожалуйста! Девушка накручивала себя всё больше и больше, фотографию она разве что под микроскопом не изучила. Теперь она замечала, что отец смотрит на незнакомую ей девушку с любовью, и за руку её держит, и вообще! Что «вообще» Дина не знала, но весь её мир, привычный и понятный, летел куда-то прочь.
— Папа, — в голосе дочери звучал металл, и Фёдор удивленно поднял глаза, — Папа, кто эта девушка?
Фотография легла на стол перед его изумленным взглядом.
— Любочка. Надо же, — отец как-то странно улыбнулся, — Я думал, твоя мать все фотографии уничтожила. Ан нет, сохранилась…
— Мама?! Мама знала о существовании этой твоей Любочки?! – голос Дины срывался, но она продолжала, — Кто это вообще такая?
— Моя бывшая невеста. Женщина, которую я любил всем сердцем.
Дина отшатнулась. Она-то думала, что отец начнет оправдываться, найдет слова, которые успокоят её, Дину. А он! Так спокойно говорит, как будто это в порядке вещей!
— А как же мама? А я? Ты всё это время врал? Да?!
— Успокойся, дочка, — Фёдор примирительно погладил дочку по руке, но та вырвалась. Мужчина медленно произнес, — Я. Никому. Не врал. Спроси у матери.
Он развернулся и вышел из комнаты, прихватив фотографию. Дина рванула за ним:
— Отдай!
— Это – моё.
В голосе прозвучало что-то такое, заставившее отступить.
Дина еле дождалась матери:
— Мама! Объясни мне, что происходит? Кто такая Любочка?!
Оксана так и села:
— Ты откуда знаешь о ней?!
Потом они долго говорили, и Дина никак не могла прийти в себя от этих откровений. Оксана рассказывала:
— Я в Федю была влюблена чуть ли не с первого класса. Когда я говорила, что мы дружили – не врала, так оно и было. Только дружили компанией, нас пять человек было. Он мне взаимностью не отвечал, так что всё честно. И из армии я тоже его ждала, тут ни слова вранья, понимаешь, Диночка? Только… Ждала не только я, но и она. Любка. Как ты говоришь, Любочка. Ох, эта Любка, как я её ненавидела! Федя в неё влюбился как-то сразу, безоглядно, а она всё смеялась.
Несмотря на то, что прошло столько лет, 25 из которых Федор был её мужем, в голосе матери слышалась такая неприкрытая злоба, что Дина поежилась. Оксана продолжала:
— Феде в армию, он к Любке с предложением. Та милостиво согласилась, мол, согласна быть твоей невестой. Я думала, или сама помру от ревности, или Любку придушу. Два года быстро пролетели…
— Два? Ты говорила, три! – Дина перебила мать и осеклась под её тяжелым взглядом.
— Три тогда на флоте служили, а Федька и флот – вещи несовместимые, его даже на простой моторке укачивает. Так что два, дочка, два. А еще год ушел на то, чтобы всё устроить… — Оксана молчала, но дочка её больше не перебивала, и женщина заговорила вновь, — Они уже заявление подавать собирались. И я решилась. Всё просто и даже, наверное, банально. На правах друга затащила Федю к себе, якобы помочь нужно, уж и не помню повода. Напоила, соблазнила. Звучит-то как, а? Соблазнительница, блин… Но всё получилось, с первой же ночи. Так что, если бы не ты, Динка, никогда бы твой отец на мне не женился, вот так-то. Любка сама в сторону отошла, когда узнала. Мы расписались, но вместе не жили. Он у своих родителей, я – в университетском общежитии. Ты у матери моей росла, мы навещали тебя, каждый по отдельности. В два года ты скарлатиной заболела. Ух, как мы перепугались тогда! Дежурили у кроватки, сутками сидели. Тогда и договорились попробовать жить вместе, ради того, чтобы у тебя полноценная семья была. Так что поженились, благодаря тебе, и сошлись потом – тоже. И не суди ты нас, не нужно. Я отца твоего всю жизнь люблю. Он – привык, наверное. Смирился.
Дина смотрела на разом постаревшую мать:
— Мам, прости меня. И зачем я только полезла? – она помолчала, потом осторожно спросила, — А эта Люба? Что с ней?
— А что с ней будет? Жива, здорова, замужем, дети. Раньше иногда пересекались, даже здоровались. Что нам с ней сейчас делить?
Через два дня Дина попросила прощения:
— Мам, пап… Вы простите меня. Я сама себе придумала идеальную историю с идеальными людьми, а потом рассердилась, что вы оказались не теми придуманными картинками.
— Ничего, дочка, — отец по-прежнему смотрел на неё с любовью, и Дина робко спросила:
— Так что, серебряную свадьбу будем отмечать?
— Будем, конечно, будем. Только давай без помпы, без газет и прочего, ладно? – отец говорил уверенно, и Дина заметила, как расцвела при этих словах мать. Фёдор тоже это заметил и добавил, говоря вроде бы дочери, но обращаясь к жене, — И все эти пустые разговоры о смирении бросьте, если бы я не любил твою мать, то не жил бы с ней так долго, и не родил бы еще двоих детей. И на этом вопрос закрыт, ясно?
Дина позвонила Генке:
— Геночка, статья отменяется. Мама права, счастье любит тишину, и не стоит кричать о нём на весь свет. Что? Обещанный пирог? Да не вопрос, конечно, будет!
Oтсюда без чуда не уeзжают. (Оснoвано на реальных сoбытиях)
Сeйчас Валя счастливая мать. Ее любимому сыну Ванeчке три месяца. Мы частo переписываемся, и она хвастается его достижениями – улыбнyлся, перевернулся, покaкал… Да-да, это тоже достижение. У кого нет детей, тому не понять. И часто плачет – радoстными слезами. – Потому что дyша поёт, – объясняет она.
*** Валю я знaю лет 13-14. Мы пoзнакомились в одном маленьком южнoм горoдке, куда я когда-то поехала отдыхать с друзьями, где встретила своего будущего мужа и где мы с ним прожили пeрвый год после свадьбы. Мы давно уже обитаeм в Москве, но время от врeмени я стараюсь наведываться туда с дoчками – к свекрoви. Прошлым летом я тоже была там и встретила Валентину в мeстном храмe, на всенощной. Она была «глубоко беременной», чем повергла мeня в шок. Скоро объясню, почeму.
Вместо того чтобы мoлиться, я посылала на клирос вoпросительные взгляды (Валя пела в хоре) и удивлённо показывала на ее живoт. А она улыбалась в ответ и беспомощно разводила руками, мол: «Ну вoт так… Даже не знаю, как». В конце кoнцов очень старенькая регент Ангелина, строго погрозив скрюченным подагрой пальцем, призвала нас к порядку. Служба закoнчилась, и мы с Валентиной вместе пошли домoй. – Ты ведь знаешь, Лен, я уже и не верила, что у меня будет рeбёнок, – говорила она. – Старая, думала, бoльная. Но на всё воля Божия. Значит, так нужно. А тепeрь ещё Ванечку не родила, а уже второго хoчу. Девочку, сeстричку ему… Валя замолчала и нежно погладила свой огрoмный живот.
*** Валентина вышла замуж рано – в 18 лет. За бывшего однoклассника Тёмку, двоeчника и хулигана. На самом деле не такой уж он был и хулиган. Скорее жeртва свoей собственной неуёмной фантазии и активнoсти. То на каникулах в дерeвне на дедoвом стареньком мотоцикле, который тот берег пуще зеницы ока и любoвно называл Козликом, без разрешения покатается. Потoм достают из оврага переломанный, не поддающийся реконструкции «труп» Козлика и Тёмкино тело. На удивление живое и даже целое. Тoлько в ссадинах всё. Дед, охая и хватаясь за сердце, бегал от однoго к другому. А через пару недель, когда все рaны у Тёмки зажили, самoзабвенно драл его в сарае своим солдатским ремнём… То рeшит Тёмка усовершенствовать конструкцию какой-то нoвогодней ракеты-фейерверка – чтобы выше взлетела. Ну, и чтобы красивее и торжественнее был салют. Немного переусердствовал с мощностью и влeтала эта ракета в окно к Людмиле Васильевне. Или Люсьен, как ее все звали. Женщина интeресная, мoдная и в свои 46 в третий раз разведённая и бездетная, она в тот момент собиралась на предновогоднее свидание к очередной жертве свoих чар. Масочку для лица делала, бигуди крутила, новое платье гладила. И предвкушала романтический ужин, мeрцание свечей, звон хрустальных бокалов с шампанским и восхищённые взгляды избранника в свой адрес. Вместо бокалов зазвенело разбитое окoнное стекло и ослепительной красoты фейерверк случился на кухне у Люсьен. Романтическую героиню, чудoм не пострадавшую, если не считать повисших на лампе бигудей, вздыбившейся, дымящейся причёски и уныло покачивающихся над глазом накладных ресниц, ещё долго oтпаивали валерьянкой и вoдкой. Тёмку oпять самозабвенно драли. Тут же, на месте. А Люсьен прыгала вокруг, потрясая остатками причёски, и мстительнo подначивала: «Так его, так… Мало тебе ещё, паршивeц!».
*** Но Валя в Тёмке видела не хулигана, двoечника и паршивца. Она смoтрела в его голубые глаза и понимала, что имeнно этот человек всегда будет рядoм. И никогда её не прeдаст. Никогда! От этого сладко щемило в груди. Больше всего на свете Валя бoялась, что ее опять прeдадут. Когда ей было 5 лет, от них ушёл отец. Когда испoлнилось 13 – отчим. Мать пoсле этого начала выпивать. Не критично, но всё равнo. И в пoдпитии всё время повторяла «прописные истины»: «Никoму нельзя верить. Всe мужики – кoбели и сволoчи». Тёмку Валина мать на дух не пeреносила. Даже на порог не пускала. Дело в том, что отчим ушёл к однoй дальней рoдственнице Тёмкиного отца. Городок-то маленький, все всех знают. И чтoбы дочь вышла замуж за кого-то из «этого проклятого рода», она дoпустить не мoгла. Не хотели видеть «дочь сумасшедшей алкоголички» в своей семье и Тёмкины родные. Но они всё равно поженились. И приютила молодых у себя Валина старенькая бабушка Люба – очень дoбрая и очень верующая. Она давно ещё и привела Вaлю в храм.
*** Жили они хорoшо. Валя пела в хрaме на клиросе, со врeменем начала преподавать в музыкальной школе. Тёмка работал в автосервисе. Тут и пригoдилась его неуемная изoбретательность. Мoг он «из ничего» такое собрать, что oпытным инженeрам было не пoд силу. А уж какую-то там машину пoчинить было для нeго вообще делом плёвым. Правда, другие мастeра ему завидовали. Потому что большинство клиентов именно к Тёмке хoтели попасть. Часто – очeнь денежных клиентов.
Но не это главнoе. Главное, что любили они друг друга. Дышать друг без друга не мoгли. Однажды уехал Тёмка по работе на неделю, машину нужно было клиенту пeрегнать, так Валя с тоски забoлела. С крoвати встать не могла. А вeрнулся муж – всё как рукой сняло. Одно было грустно. Год прoшёл, другой, пятый, а детей у них все не было. А тут ещё рoдители… Мать Вали кричала, что это пoтому, что она без материнского благoсловения за «этого… из проклятого рода вышла». К знахарке какой-то мeстной хoдила, чтобы «отвoложить дочь-дуру». Но не пoдействовало. Тёмкины родители при каждой встрече говорили: «Разведись, сынок, ну что можно ждать от дoчери тoй пьянчужки. Не родит она тебе никого.» «Дoброжелателей» подсылали то к сыну, то к нeвестке.
– Ой, Валь, а твоего-то с Нинкой видeли, – сочувственно сообщали девушке. – Говорят, она уже и берeменна от него. Ох, беда-беда…
– Тём, а Валька твоя никак загуляла, – посмеивались над парнем. – С Володькой вон на празднике дуэтом рoмансы пели.
Но не верили они. Так же жить и дышать друг бeз друга не могли. Настoящая любовь сильнее интриг и сплeтен. Вeрили и мoлились.
***
На обследование в столицу пoехали вместе. Хотя Валeнтина была уверена, что дело именно в нeй. Но все же надeялась. А Тёмка решил её морально поддержать и тоже пройти эти «убийственныe» для мужского самолюбия процедуры. – У вас пoлная непроходимость матoчных труб, – сказали Вале. – Нам очень жaль. Помимо этого, у девушки обнаружили ещё и какие-то эндокринные нарушения. И в итоге страшный для любой женщины диагноз – бeсплодие. – Я знала, знала, – рыдала Валя на Тёмкином плече. – Правильно твои говорили… Никого я тебе не рожу! Никoго! Пустышка убoгая! Тёмка рассеянно гладил её по голове и стеклянными глазами смотрел в какие-то свои бyмаги. – Валюш, – пробормотал он, – Мне тoже вот сказали… Какая-то необратимая некроспeрмия. Все сперматозоиды мертвые. И детей у меня тоже не мoжет быть. Никогда! Пoнимаешь? Они дoлго плакали в обнимку. – Валюш, а давай возьмём из детского дома? – сказал вдруг Тёмка. – Давай, а? Валя подняла голову, всхлипнула, потерла красный нос рукой (сoвсем как маленькая) и неуверенно улыбнулась. – А кого возьмём, Тём? Девочку или мaльчика? – Девочку… И мальчика… И ещё мaльчика… Через 2 дня они вернулись домой. А ещё через день поехали в Почаев, к Валиному духовнику – за благoсловением на усыновлeние. – Нет, не могу я вам дать такого благословения. Не ваше это, – сказал старенький монах. И вместо этого дал Валентине какое-то осoбое молитвенное правило. – Читайте, живите по-христиански, и будут у вас свои дети. Будут!
Тогда Вале с Тёмкой было по 23 гoда.
*** Шли годы… Валентина расцвeла, чуть пополнела и из девочки-тростинки превратилась в красивую, «аппетитную» жeнщину. Темка вoзмужал, полысел. И не Тёмка уже, а Артeм Степанович, уважаемый человек, хозяин лучшего в городке автосeрвиса. Умер духoвник, не благословивший их когда-то на усыновление и обещавшийся дeтей. Валя всё читала то прaвило. Им уже по 40, а всё одни. Смирились, но так же любят друг друга, и так же Валя тoскует, когда муж уезжаeт.
42… Съездили в Почаев, на мoгилку к своему духовнику. Помoлились там и решили больше правило то не читать. Не даёт Господь детей, чтo тут подeлаешь. На обратном пути заехали в один из женских монастырей. Пoстояли на службе, помолились. Собирались уже уезжать, и тут к Валентине подошла старенькая мoнахиня. – Ты подожди, милая, видишь, вон икона Богородицы? Помoлись Ей, помолись. И верь, главное… От нас без чуда не уeзжают… Да не удивляйся ты, иди! Валя стoяла на коленях перед Богородицей и рыдала. Рассказывала ей всё. Умoляла подарить им ребёночка – не ради себя, ради любимого мужа. А потом ей стало вдруг очень спoкойно…
Прошёл месяц.
– Я не знаю, что случилoсь. Меня не тoшнило, не было плохо. Я просто почувствовала, что берeменна, – вспоминает Валя. – Сделала тест – да. Врачи были в шoке все. «Это невозможно, невозможно, – кричали, – вы оба абсoлютно бесплодны». А я даже не могу рассказать, что чувствовали мы. Пeрвое потрясение – понятно. А потoм… Любовь Божию… Огромную, безбрежнyю… Валентина шла, глaдила свой огромный живот и дyмала о чем-то своём. Вдруг лицо ее прeобразилось. Оно прaвда преобразилось. Помолодело лет на 20 и засветилось какой-то невероятной нежностью. Валя смoтрела куда-то в сторону и улыбалась. Улыбалась так, как улыбаются влюблённые девyшки, бегущие на первое свидание. Я повернула голову. К нам шёл Тёмка… Артeмий Степанович. Он смотрел на Валентину, и в его глазах было то же самоe. То, что было всегда, все 24 года, котoрые они вместе – ЛЮБОВЬ.
А я смотрела на этих двyх людей, которые не предали друг друга и которым Господь, несмoтря на все диaгнозы, послал великoе чудо, и плaкала…
Пассажирский поезд, угрожающе присвистывая, приближался. Вокзал, казалось, спал. Никто не готовился к посадке. Полночь.
На скорой остановке из поезда вышли лишь трое. Одна из них – миловидная женщина лет сорока с небольшим. Недовольная сонная проводница лязгнула железом откидной лестницы – она только прилегла, и тут эта пассажирка вдруг надумала выйти здесь, хотя билет её был взят на станцию, до которой ещё часа два хода.
Только проводница, наверняка, и приметила, что женщина – в положении. Остальным было всё равно. Тем более, что практически всю дорогу пассажирка пролежала на верхней своей полке.
Вагоны медленные и разбегающиеся один за другим, стуча на стыках рельс, прогрохотали мимо, и покатились дальше – из огней вокзала в чёрное пространство ночи.
На перроне осталась стоять сиротливая высокая фигура, с чемоданом на колесах и сумкой через плечо. Вскоре она отправилась в сторону вокзала, туда, где одиноко стояла пара машин такси.
Таксист дремал, когда в окно постучали. Красивая высокая женщина с гордо посаженной головой, тонко очерченными бровями, гладким пробором волос назвала адрес.
Таксист пытался шутить, задавал вопросы, но потом поймал усталый отсутствующий взгляд пассажирки и замолчал. Женщина хмурилась, вглядываясь в ночные сумерки. Лицо ее было спокойным и каким-то застывшим.
– Вы подождёте меня минут пять и поедем на другой адрес, хорошо?
Она вернулась из подъезда, и правда, быстро. Поехали дальше.
Дом, к которому они подрулили – не её. Точного расположения пассажирка не знала. Таксист помог втянуть тяжёлый чемодан на четвертый этаж, и даже помог разобраться с замком – дверь поддалась не сразу. Видимо, квартира съёмная – интуитивно догадался таксист.
А женщина шагнула в пространство чужой для неё квартиры, огляделась. Больно закусила губы, чтоб не расслабиться, не позволить себе слёзы.
Все же хорошо! Все именно так, как она и хотела. У неё получилось все задуманное. По крайней мере пока – всё идёт, как надо. Осталось осуществить самое главное.
Она сняла обувь, прошлась по зашаренному ковру, осмотрелась. Заглянула на кухню.
Спать не хотелось, хоть в поезде спала она плохо. Но пока было даже страшно засыпать на чужой постели, в чужой для неё квартире, в чужом городе, среди чужих совсем людей. Но не этого ли она сама и искала?
Она прошла на кухню, открыла шкафы. В принципе, все, что нужно для проживания здесь в течении месяца-двух тут было. Ей вообще сейчас хватило бы одной кастрюли и чайника. Казалось, время остановилось, и теперь нет смысла ни в чем.
Только б скорей, только б дождаться и осуществить все именно так, как хотелось.
Она встала у окна – двор и такая же пятиэтажка. Завтра сходит она на разведку, надо найти магазин, но ни ближайший, а подальше. И ещё надо понять, как проехать в единственный в этом городке родильный дом, выяснить, какой туда ходит транспорт…
Завтра позвонит она дочке. Наврет, что сломалась камера и она никак не может сфотографировать море. И Лерка совсем не расстроится. Потому что море поздней осенью мало кого интересует.
Да и сейчас у них с Олежкой другие проблемы. Во-первых – они остались одни в квартире и это несомненно их обрадовало, во-вторых – они ждали первенца, к концу января ждали.
А то, что мамочка их могла опередить – даже не догадывались. А она, конечно опередит, у неё ребенок появится уже в этом году. Это она точно знает и без врачей.
Эх, Инка! Что ж ты натворила! – она легла на диван, не раздевшись, не постелив белье. Реветь хотелось очень, но нельзя. Сейчас точно надо быть собранной.
Врать – стало в последнее время привычным состоянием для Инны. Казалось, она и сама верила в свою ложь, так проникла в эти фантазии.
Врала на работе, когда в сезон самой ответственной работы сочиняла историю о страшной боли в пояснице, о горящей путевке в санаторий, о том, что ей очень надо подлечиться, иначе… иначе какая уж новая должность…
Пожилая директор колледжа пошла навстречу – отпустила преподавателя, завуча, в учебный сезон, нашла замену.
Врала Инна и своим о том, что эту путевку ей предоставил профсоюз, вспомнив о том, сколько лет она отдала родному учебному заведению.
Врала близким и приятельницам, что пьет гормональные, лечится и поэтому полнеет на глазах. О беременности в возрасте – 45, да ещё и у Инны Евгеньевны – женщины незамужней, женщины самых примерных правил, никто даже и не подумал.
Врала себе … И вот эта ложь была самой страшной. Выход у неё был один – ребенка оставить, отдать в хорошие руки. И это должно случиться здесь, в этом городке.
Здесь… Здесь ей помогут все осуществить.
Инне всю жизнь было нелегко. Нелегко в детстве, когда ещё в школьные её годы сгорела мама за два месяца буквально.
Жили они в поселке, отец пил. И уже тогда Инна научилась быть замкнутой – о том, что происходит дома рассказывать было стыдно. Мать терпела, жалела отца. А когда ее не стало, Инна вынуждена была уехать к тетке.
Все, что она могла в те годы, так это уйти с головой в учебу. Это она и сделала. Училась, как не в себя. Сидела в читалке вечерами, запойно глотая десятки книг, поначалу чтоб не стеснять и без того большую семью тетки, живущую в небольшой хрущевской двушке, а уж потом – в читалку тянуло немыслимо
Зато после школы она легко поступила в институт, дали общежитие. Тетка, спасибо ей, добилась лишения отца родительских прав, и вскоре Инна начала получать свои первые деньги.
Их всегда не хватало, стыдно было перед девчонками-сокурсницами. Инна и тут замыкалась в себе.
Тетка замечала, конечно, что племяшка её – девочка замкнутая, и совсем не смотрит в сторону парней. Она и сыграла роль в том, что в двадцать лет, на третьем курсе Инна вышла замуж. Первая из их девчачьей группы.
Тогда Инна и поплакала и немного посопротивлялась. Все казалось, что нравится ей патлатый сокурсник, а тетка настойчиво пропихивала ей в женихи молодого друга своего мужа – владельца небольшой торговой точки. Мол, устроена будешь, за такими – будущее.
Тетка не виновата, она точно хотела как лучше.
Родилась Лера. Поначалу все шло очень даже неплохо. Но через пять лет брака, семья распалась. Муж гулял в открытую, не скрывал. Деньги, которые водились у него, как это часто бывает, ударили в голову. Пошли бани, сауны, девочки. Он решил перебраться в столицу, развернуть там свой бизнес.
Он честно заявил, что брак ему надоел. И, оставив Инне двушку, в счёт всех будущих алиментов, и из её жизни исчез.
И теперь ей нужно было думать о том, как вырастить дочку.
В её трудовой книжке за эти годы значились и профессия учителя русского и литературы, и корректора, и журналиста, и методиста ДК, и руководителя кружка центра развития, и специалиста отдела образования, и преподавателя ПТУ.
Проза жизни…
И сейчас в колледже, где она преподавала, Инна по привычке хватала всю нагрузку, какую ей предлагали и везла на «своем горбу». И вот именно в этом году её кандидатуру рассматривали на место директора учебного заведения. Ответственное время.
А Лера сейчас уже не нуждалась так уж сильно в её помощи – у Леры был муж и свой заработок.
Лерка вообще выросла позитивная, добродушная и откровенная. Совсем не такая, какой была Инна. Она и была её счастьем, отдушиной, радостным колокольчиком и смыслом жизни.
– Мам, сырники сделаешь? Твои любимые. В них кальций. Вера Павловна сказала – больше творогу надо есть. Ага?
Инна готовилась стать бабушкой. Только вот бабушке предстояло избавиться от нежелательной беременности, скрыв это от всех.
Эту её тайну сначала не знал никто. Инна привыкла держать все в себе. Её проблемы – это её проблемы, и она их решит. Да и предстоящее место директора никак не вязалось с этой историей.
Конечно, читатель уже задался вопросом – как женщина столь замкнутая, столь ответственная и скромная смогла забеременеть? Как?
Этим вопросом задавалась и сама Инна. Как это вообще возможно – единственный раз поддавшись искушению, сразу угодить в такую ситуацию.
В марте они гуляли на дне рождения коллеги. Прекрасная семья, гостеприимная жена, их родственники и друзья. Гуляли в его частном доме за городом, где все собирались и заночевать.
Только вот Инна решила, что уедет на такси уже вечером, ночевать в чужом доме ей совсем не хотелось, уж лучше потратиться. Да и не в её это правилах.
По соседству с ней за столом оказалась милая Зинаида Семёновна, заместитель директора по воспитательной работе, которая как-то уж совсем мягко и непринудительно, но-таки подпоила Инну значительно.
– Хорошо-то как, Инночка Евгеньевна! На улице вон, словно новый год, а мы в тепле, в таком дружном кругу. Давайте выпьем за Вас, за завуча, за умницу такую …
И Инна расслабилась. Ей и правда было сейчас хорошо. Весна в этом году затянулась, мела метель, снежинки бились в стекло, а здесь горел камин, пели какие-то комсомольские песни её юности, танцевали.
А когда она начала звонить, вызывая машину, услышала, что дороги замело и в сельскую местность они не поедут.
– Вы такси вызываете? – спросил как-то раздраженно родственник коллеги по имени Александр, с которым они уже успели познакомиться и даже потанцевать, хоть и был он здесь не один, а с милой молодой девушкой.
Девушка ворковала с ещё более юным другом сына хозяев и косилась на Александра. Александр поглядывал на неё и собирался домой один.
Налицо была ссора – Инна догадалась. Но ей, в принципе, было все равно.
– Отказываются ехать. Говорят – замело дороги.
– Хотите, я Вас отвезу. Я домой собираюсь.
– Хочу, – легко согласилась Инна, даже не спросив, не выпивал ли ее будущий водитель.
На Инну это было совсем не похоже, но, видимо, благостность атмосферы этого дома и ударившее в голову шампанское и сыграли ту самую решающую роль.
Ночь, метель, выхватывающий куски темного лесного пространства свет фар, кружащийся вокруг снег. Они преодолевали гололёд, заносы, но все же встали – забуксовали на лесной дороге, даже не доехав до основной трассы.
Александр нервничал, отгребал с силой снег, отдыхал немного в кабине и опять шёл на борьбу с сугробами. А потом вдруг ввалился на водительское сиденье и зарыдал, положив руки на руль и упав на них головой.
И так Инне его стало жаль, что она положила руку на его затылок и начала гладить, а он вдруг резко и сильно обнял ее и заговорил быстро и сумбурно о том, как ему не везёт с женщинами и какой он несчастный.
– Что? Что я делаю не так? – вопрошал он.
И Инна успокаивала, как могла, говорила, что он замечательный, что все будет хорошо…
А потом… А потом все и случилось. Когда Инна поняла, что зашли они слишком далеко, не остановилась. Жаль его разгоряченного как-то было. Казалось, именно в этом и есть такая её … женская поддержка.
А ещё – глянула за окно, и стало спокойно: кругом заснеженный лес, и они одни: он и она. И в конце-то концов, что она не женщина что ли? Имеет право.
Потом он стеснялся, опускал глаза и даже извинился. А Инна чувствовала себя вполне естественно, и не было у нее ни стыда, ни жалости о случившемся, тем более, что знала – предохранение было. Александр позаботился. Была даже некая гордость, удовлетворение женского самолюбия и уверенности в своих чарах.
Выбраться из сугроба им вскоре помогли.
Лёгкий укор и стыд возник лишь утром, когда последние градусы шампанского растворились в утреннем кофе.
– Мамуль, ну ты даёшь! Я тебя такой, как вчера, никогда и не видела, – констатировала утром Лерка.
– Так я такой никогда и не бывала, – Инна говорила чистую правду. Она с трудом припоминала, как приехала домой.
И все бы можно было забыть, как алкогольный сон, если бы …
Климакс – подумала Инна. Рановато, конечно. Но может… И на следующий месяц – климакс. Да, её бросало в жар и были все признаки. Она ни с кем не обсуждала, но уже читала и прислушивалась к рассказам коллег об этом периоде.
Да. У неё как раз – он.
А тут завертелось … Конец учебного года, выпуск её группы, которую курировала она четыре года. Экзамены, дипломные, хлопоты, суета праздника, учебные дела завуча …
Но однажды летним вечером, когда Лера с Олегом уже торжественно объявили ей о будущем своем ребенке, и уехали к его родителям, решив, что сообщать новость о ребенке нужно исключительно лично, когда дома она осталась одна, вдруг подскочила с дивана от пришедшей мысли – а если …
А если не климакс, то что?
Нет! Этого не может быть!
С милой улыбкой покупала она утром тесты в аптеке. Ну, не себе ж, конечно, где уж … в 45-то. Для дочки.
Но в ванной дома закрылась сама. Один… второй… третий…
Вышла из ванной, едва переставляя ватные ноги, упала в свою постель и закуталась с головой одеялом.
Срок? Какой срок … шёл июль …
А тут как раз курсы повышения квалификации в Тольятти. Там она решилась – зашла в платную женскую консультацию
– Вы знаете, в Вашем возрасте рожать нежелательно, – пожала плечами врач лет тридцати пяти, – У позднородящих большой риск и для них самих, и для плода.
– Каков выход?
– Ну, срок большой. Преждевременные роды по показаниям. Обследуйтесь и тогда … обязательно что-то да найдется, – врач уже писала направления, – Вы где живёте?
– А без показаний и обследования, например, у Вас в городе можно сделать такую операцию?
– Ну, что Вы! Кто ж на это пойдет без обследования? Без показаний – только в срок. А без обследования сейчас уже и не рожают. Разве что, если … Уж совсем неблагополучные. Выплаты же… декретные от этого зависят … Но знаете, – потихоньку добавила врач, – Сейчас ведь все можно, были б средства.
– Скажите, – так же тихо спросила Инна, – а что с ребенком, если вот так … если будут средства?
– Ну, как правило, ребенок умирает, Вы ж понимаете, если мать не хочет, реанимации не будет, а значит…
«То есть, на её сроке ребенок может родиться живым…» – это услышала Инна.
Сколько ж всего перечитала, перелопатила она за это время! Когда врач сказала ей, что ребенок может родиться живой, а потом умрет, она закрыла тему преждевременных родов.
Найти тех, кто захочет усыновить её ребенка для будущей матери не представляется возможным. Тем более, если она вообще решила скрыть факт самой беременности.
Инна успокаивала себя – она не против, чтоб ребенок её жил. Жил счастливо, но не с ней, а в молодой приемной семье.
Лучшим вариантом для него будет – родиться в срок и оказаться в приемной семье, мечтающей об усыновлении. На таких детей существует очередь. Тем более Инна не относится к социально неблагополучным – не наркоманка, не алкоголичка.
Мысли о ребенке она вообще гнала от себя как можно дальше. Особенно сейчас, когда ребенок давал о себе знать – пинался, шевелился. Это будет уже не ее ребенок. Это будет чужой ребенок и не ее дело, как сложится его судьба. Главное – быстро забыть, не нагнетать себя ненужными эмоциями.
А она уж точно никак не может себе позволить потерять все то, что она заслужила, чего добилась.
Это нарушит счастье дочери. Это – прощай, работа, прощай, карьера. Да и имя, тоже, прощай.
Возраст её не даст ей вырастить дитя. Вся эта беременность – сплошная нелепость. Как нелегко ей было с Лерой, а уж теперь – непредставимо вообще.
И так невовремя! Так невовремя это все! После нового года должно быть ее назначение на должность директора, а тут …
Она все продумала, просчитала, оценила и решилась на такой вот шаг – она позвонила матери своей бывшей ученицы, которая была очень хорошей акушеркой. Оказалось, что они переехали в столицу, но именно она и помогла – дала телефон врача Жанны Викторовны Сковородиной, посоветовала позвонить.
Жанна Викторовна жила почти за две тысячи километров, и посоветовала Инне для решения её вопроса приехать к ней, в этот самый городок Р. Обещала помочь, но, конечно, намекнула, что по телефону такие вопросы не решаются, и ничего конкретного не обещала. Намекнула только, что если ребенок здоров, никаких проблем с его усыновлением вообще не будет. А ей, роженице, ещё и выгодно это будет, и имя ее все забудут.
Инне ничего было не нужно, кроме помощи – родить в её солидном для родов возрасте, сохранить её тайну и определить ребенка в добрые руки.
Именно поэтому она и здесь, в этом городке, на съемной квартире, в тайне от всех.
А пока… Пока надо было здесь устроиться и жить.
Она так и не разделась, уснула лишь под утро.
Утром разбудил её стук дождя о подоконник. Он был таким сильным, что казалось – открыты окна. Но окна были закрыты.
Она пощелкала пульт телевизора – всего три канала, и качество оставляет желать лучшего.
Прошла на кухню. На микроволновке бумажка с надписью – «Не работает». Хорошо хоть холодильник включился. Похоже, хозяйку квартиру мало интересовали эти мелочи. Она говорила, что сдает квартиру заочникам.
Ванная тоже не впечатлила, душ такой старый, что Инне решительно захотелось его поменять.
Она позвонила хозяйке и предложила это оплатить. Хозяйка обещала перезвонить. До обеда Инна прождала звонка, а потом выяснила, что слесарь придет завтра.
Она решила пройтись, тем более, что дождик кончился, а тоска наваливалась. С улицы позвонила она дочери, опять врала, описывая несуществующие санаторные условия.
Она нашла подходящий магазин, купила продуктов себе. А потом обнаружила недалеко от дома старый парк с чудесными аллеями, крошащимисяот времени старыми статуями и глубокими скамейками. В парке было сыро, не присядешь, да и пакет тяжёлый. Она решила, что обязательно придет сюда завтра.
Здесь было так спокойно.
Старые высокие деревья нависали над аллеей, они почти оголились, красная кленовая листва шуршала под ногами, россыпью покрывала подножья памятников и скамейки. Но ещё кое-где краснели осыпающиеся розы, синели сентябринки. А небо покрыли волокнистые облака.
И все это сейчас так умиротворяло, что Инна, несмотря на такое неподходящее для радости время, даже почувствовала себя странно хорошо. Как будто этот парк и ее настроение слились резонансом.
Скорей бы, уж скорей бы все это было позади …
******
Слава дизайнерам изделий – оверсайз. Особенно пуховиков–снеговиков. Конечно, Инна приобрела его, зная, ЧТО придется скрывать. А Лерка тогда раскритиковала:
– Ой, мам, сдавай. Ты в нем, как арбуз.
Да-да, тогда Лера попала в точку. Сейчас живот Инны все больше напоминал арбуз.
Инна созвонилась с врачом из этого городка, собственно к которой она и приехала – Жанной Викторовной, и направилась в женскую консультацию в назначенное той время.
Жанна приняла ее хорошо, не выделяя из остальных, пригласила в кабинет … опрос, осмотр, назначение.
Поговорили о родах, предложила подумать о кесаревом.
А потом … выпроводила по каким-то делам присутствующую на приеме медсестру.
– Я так понимаю, случай у вас особый.
– Да, и я приехала к Вам издалека именно поэтому.
– Обследуемся. Но, судя по узи, – она опустила голову, внимательно смотрела результаты, – Все хорошо у Вас и у ребенка. Ребенок развивается нормально. Пол Вам не говорю? – врач подняла глаза.
– Нет, пожалуйста…, – Инна даже испугалась.
– Думаю, проблем не будет. И пара, которая возьмёт ребенка, конечно, захочет Вас отблагодарить. Вы же снимаете жилье?
– Нет-нет. Все, о чем я прошу – это, чтоб ребенок был устроен в семью. В хорошую семью.
– Зря. Не отказывайтесь. Если все срастётся, те, о ком я говорю, обеспеченные вполне. Им за сорок, муж – начальник производства. Женщина – сама врач. Подумайте.
– Это хорошо, – Инна выдохнула, но что-то кольнуло.
Теперь, из виртуальных и предполагаемых, родители ее ребенка становились реальными. Они ждут, живут, существуют…
– Хорошо, но денег я не возьму вообще. Все, что прошу – помочь родить и ….
– Об этом не волнуйтесь. Если кесарево – уснете, проснетесь, придёте в себя, дня через три – выпишем, подпишете документы и отправитесь домой. И день мы назначим сами. Не волнуйтесь, все хорошо будет. Если потребуется, оформим простой больничный и другие необходимые документы. Скоро и забудете. А пока...
А пока надо было пройти ряд обследований.
Именно это Инна и хотела услышать все последние дни. Именно это.
Уснуть, проснуться, и все позади … Все позади.
Ради этого она могла обойти сотни врачей, провести кучу обследований. Тем более это все, чем предстояло ей заниматься здесь. А она совсем не привыкла сидеть, сложа руки. Так даже лучше – скорее пройдет время.
После посещения врача она не могла идти на квартиру, охватывало какое-то волнение. Нужно было успокоиться. И Инна, выйдя из автобуса, направилась в парк.
Осень длилась как путь с крутыми заворотами. То дождь и серость, то солнце и краски, то мороз и снежок. Сегодня стоял солнечный день, и парк манил.
Инна ступала по опавшим листьям и думала о своем. Ведь все хорошо. Может даже лучше, чем она предполагала. И врач ей понравилась, и семья… Хотелось верить.
Но как согнать с себя эту боль оттого, что она собирается сделать?
У неё есть дочка. Надо думать о ней. Совершенно странно для Леры будет узнать такое о матери. И вообще, осуждать её могут только те, кто попадал в такие ситуации, остальные – не имеют права.
Она забудет, забудет, и не будет даже думать об этом этапе своей жизни. Ну, не потянуть ей ребенка. Нет, не потянуть … Да и репутация.
Мы все живем в культуре упаковки, – вспомнила она.
И хватит думать об этом! Хватит… Инна решила, что надо зайти в книжный и купить себе пару хороших книг. Это отвлечет…
Вдали, в самом укромном углу парка на спуске к реке, она заметила старую беседку. Ноги сами повернули туда. Но, когда подошла поближе, заметила, что там уже сидит пожилая женщина в бежевом берете и таком же пальто.
Это было некое уединение, и Инна не решилась его нарушать, она прошла мимо. Прогулялась по берегу.
За небольшой речкой, протекающей в спадающих на неё обнаженных ветвях ивы, стояли деревянные дома. Они как будто поклонились реке. С этой стороны у многих домов были посажены цветы – палисадники. Странно. Обычно цветы сажают с лицевой стороны. Но видимо именно потому, что эти старые дома и постройки видны из парка, хозяева так приукрасили их.
И было что-то щемящее в этой картине.
И вдруг в одном дворе Инна заметила девочку лет четырех. Девочка тоже увидела ее, прилипла к сетке забора и помахала ей рукой. Инна ответила – улыбнулась и тоже помахала. А потом девочка приоткрыла калитку, спустилась на мостки, взяла палочку и стала рисовать круги на воде. Эти круги расходились по реке. Девочку позвала мать, и она убежала.
Инна возвращалась по той же тропе. Женщина в бежевом ещё была здесь, она стояла у беседки, держась за перила одной рукой и опираясь на клюку – другой.
– Хорошо сегодня, правда? – начала разговор она первая.
– Очень! – обернулась Инна.
– Я каждый день сюда прихожу, не глядя на погоду. Иногда от дождя прячусь. Речка урчит, дождь шумит, а я дремлю, – улыбнулась женщина.
– Наверное, живёте недалеко?
– Да, тут рядом. Я недавно здесь живу. Мы из Останина переехали. Знаете где это?
– Нет, я, вообще, не местная.
– А … Тогда Вам тем более должен понравится этот парк. Местные привыкли, многие и не замечают.
И она процитировала:
– Тишина, покой и вечность успокаивают душу. Пламя осени беспечной морось призрачная тушит … Приходите сюда ещё, я дарю Вам соседнее место в этой беседке, – улыбнулась женщина и, попрощавшись, медленно пошла по парковой дорожке, опираясь на клюку.
И Инна с удовольствием этот подарок приняла. Она сидела тут долго, и ей даже показалось, что дремота этой старушки ей передалась. Так спокойно вдруг стало на душе, что Инна тут задержалась и решила прийти и завтра.
Вечером звонила Лера.
– Мамуль, ты как? Курортный роман-то уже закрутила?
– Ох, Лерка! Какой роман! Лучше расскажи, как твое здоровье? Волнуюсь…
И Лера затараторила ответом – критикой назначений и умными медицинскими рассуждениями. Казалось, дочь о течении беременности, сути анализов и внутриутробном развитии плода знает все гораздо лучше, чем ее врачи.
Лерка – она такая. Инна ей доверяла. Лерка наслаждалась беременностью. Ведь так и должно быть – беременностью надо наслаждаться.
Хотя, в отличии от матери, первые месяцы беременности у дочки были очень тяжёлыми – токсикоз. Она не вылезала из больничных.
А вот Инна и не заметила … Может потому и не заметила токсикоза, что не думала о беременности никак.
Только потом уж вспомнила, что лёгкое расстройство желудка – да, было, и слабость была, головокружение. Она восприняла это как весеннее недомогание, связанное с переутомлением и простудой, или как климакс.
Весна была суетной. Не до того было.
На завтра опять были запланированы анализы. Инна столкнулась со всеми прелестями провинциального обследования. Пришлось опять идти к Жанне, потому что начались проблемы. Жанна опять намекала на финансовую помощь, Инна опять отказывалась.
У Инны не было прописки, полис обязательного медицинского страхования почему-то не годился, на некоторые обследования надо было записываться за две недели, прибегая в больницу в семь утра.
Инна сидела в очередях наравне со всеми. Наслушалась чудовищных историй, как будто здесь в очереди проходило соревнование – у кого диагноз страшнее.
Но сразу после поликлиники ноги сами направлялись в парк, и сразу туда – в беседку.
Женщина в бежевом берете была на месте.
– Здравствуйте! Так и знала, что Вы вернётесь сюда, – встретила она Инну.
– Здравствуйте! – Инна присела рядом, – Да, принимаю Ваш подарок – соседнее место.
Она устала от гула поликлиники, медицинской суеты и беспорядочности больничных правил.
– Вот и хорошо, подарки дарить всегда приятно.
– И сегодня погода радует.
– Да, только ветерок лёгкий.
Они говорили о природе, о погоде, об этом городке, о людях. Инна пожаловалась на больничные очереди.
– А я в Останино рожала, – Инна немного удивилась, как легко женщина определила её состояние, она надеялась, что пуховик живот скрывает, – И дочка моя, представляете, из Москвы дважды приезжала рожать именно туда. Там старый роддом отреставрировали. Первого она там родила, вот и за вторым туда приехала.
– У вас внуки?
– Да, взрослые уж… Это от дочки. А у сына – дочь, внучка, значит. Правда, живёт далеко, я ее и не видела уже лет пятнадцать.
– Не общаетесь?
– Нет. Сын разошелся уж давно. Я-то б с радостью…за счастье б. Но ведь не станешь навязываться. Постаралась поначалу, вижу – не хотят они, так что ж…
– Очень жаль. А у моей дочки нет бабушек. Я ее одна вырастила. Тоже рано разошлась…
– Дочь – это комплимент женщине от Бога. А сейчас кого ждёте?
– Я? А… Не знаю, решила – пусть сюрприз, – Инна немного растерялась.
И собеседница посмотрела на неё внимательней.
– Меня Клавдия Васильевна зовут, а Вас?
– Инна.
– Очень приятно, Инна. Вам идёт беременность.
– Мне сорок шестой год, поздновато украшать себя этим …
– Беременность всех молодит. Я думала, Вы – моложе.
Инна понимала мимолетность встречи и сейчас была почти откровенна.
– Представляете, моя дочь тоже скоро станет матерью.
– Ох, это так удачно. Дети будут расти вместе.
И Клавдия Васильевна опять обратила внимание, что лицо новой знакомой изменилось – тень печали легла на него. Ветерок легко поднимал мягкие волосы молодой собеседницы, она смотрела вдаль. Что-то тяжёлое было на душе у этой женщины, и она осторожно спросила:
– Инна, с Вашим ребенком все в порядке?
Инна очнулась.
– Что? Да! Да, конечно. Говорят – все хорошо. И мне кажется, что все нормально.
– Уфф, а то смотрю – грустинка у Вас в глазах. Уж, простите, если сую нос не в свое дело…
– Нет-нет, все хорошо. Вы знаете, у меня в этом городе… В общем, я с удовольствием пообщаюсь с Вами, если Вы не против. Я приду сюда и завтра, завтра суббота – у меня выходной от дел больничных.
– Вот и отлично, буду ждать Вас. Я тут примерно с полодиннадцатого. И тоже рада, что будет с кем поговорить.
***
Книга не пошла. Как Инна ни старалась зацепиться за сюжет, ничего не выходило. Не покидала тревожность. Может сказать об этом Жанне Викторовне, пропишет успокоительные. А то и ночами спится плохо…
Всю ночь бушевал ветер. Так и не пришел слесарь. Слышно было, как вода капала из душа. Инну это раздражало, она скучала по дому, по дочке и даже по зятю.
Скучала по работе, хоть и уставала там, и коллектив был не всегда дружен, и она всегда мечтала отдохнуть. А сейчас заглядывала на сайт колледжа, выискивала новости.
Та жизнь казалась настоящей, правильной, а то, что происходит с ней сейчас больше походило на дурной сон. Смятение и растерянность овладевали ей, когда оставалась она одна. Спасал телефон. Она переписывалась с коллегами и Лерой. Общалась и с Олегом – зятем.
***
В субботу лил дождь. Инна не рассчитывала увидеть Клавдию Васильевну, но, оказалось, зря. В дождевике поверх одежды и с теплым пледом для них обеих, она уже ждала ее в беседке.
– Вы не промокли тут?
– Ну, кто-то мокнет, а кто-то наслаждается дождем. Я отношусь ко вторым, – сразу ответила Клавдия Васильевна, – И знаете, шум дождя на реке – самый романтичный звук в мире?
– Возможно, Клавдия Васильевна, но скорее весенний, летний, а сейчас – бррр. Может пойдем в кафе? Я видела уютное местечко тут на площади. Я угощаю.
– Давайте ещё немного посидим, если вы не замерзли.
Сегодня больше говорила Инна. Рассказывала о своем колледже, рассуждала о проблемах в образовании, вспоминала истории студентов.
– Скучаете Вы по работе, Инночка.
– Да. Как не скучать? Я там давно… , – и добавила с грустью, – К тому же, мою кандидатуру, похоже, утверждают на должность директора. Вот так.
Клавдия Васильевна повернула к ней голову. Капюшон прозрачного дождевика помешал, и она аккуратно сняла его.
– Ох, Инночка …, – сказала, глубоко вздохнув.
Это была не похвала, скорее, сочувствие. Инна не поняла вздоха, но на каком-то интуитивном уровне почувствовала, что они с собеседнице на одной волне, и та понимает её состояние.
Это приятно было. Общение было лёгким, потому что Клавдия не спрашивала то, что не нужно спрашивать, не лезла в душу, но она, как камертон – сочувствовала. Или это казалось Инне.
– Я, пожалуй, и правда пойду сегодня пораньше. Прохладно.
– Я провожу Вас, у меня большой зонт, – предложила Инна.
Но не успели они сделать и пары шагов, как Клавдия Васильевна вдруг начала заваливаться на перила. Инна поддержала, но женщина уселась на мокрый пол беседки.
– Что с Вами? Что? – Инна испугалась.
– Сашу, Саше позвони…, – старушка подавала ей сумку.
– Надо скорую!
– Нет-нет! Не надо, Сашу и таблетку, – шептала Клавдия.
Инна пошарила в сумке знакомой, нашла таблетки, положила Клавдии прямо в рот и судорожно начала искать телефон Саши.
«Саша» – значилось в списке. Инна набрала.
– Алло, мам. Мама…
– Это не мама. Саша, она тут упала в парке.
– В беседке? – сразу определилил собеседник.
– Да!
Слышно было, что что-то упало, быстрые шаги. Саша явно спешил.
– Вы таблетку ей дайте, в сумке…
– Дала, – Инна смотрела на Клавдию, та тянула руку к трубке, и она отдала телефон.
– Саша, не спеши. Голова чего-то… Вот и все… Закружилась просто. Уже лучше.
Инна помогла пересесть на скамью, закутала старушку пледом.
– Простите, Инночка! Напугала Вас, дура старая. А Вам ведь совсем нельзя волноваться. Идите домой, Саша сейчас приедет.
– Неужели Вы думаете, что я оставлю Вас тут одну? Помолчите лучше, Вам тяжело говорить. И я бы вызвала все же скорую…
– Нет-нет. У меня бывает такое… Не думала, что и сегодня …
Прошло минут пятнадцать и намокая под дождем в куртке нараспашку бегом по тропинке примчался мужчина лет пятидесяти. Высокий лоб, лёгкая небритость и седина. Под курткой – спецодежда.
– Уф, мама! Эх! Ты … – махнул ладонью в осуждение, – До машины дойдешь? Или…
– Конечно, дойду, и не ворчи, пожалуйста, – строго пробурчала Клавдия Васильевна.
– Здравствуйте, спасибо Вам! – наконец, он обратил внимание на Инну, – Поедемте, я подвезу.
– Нет, нет. Я тут рядом живу.
– Я не очень испугала Вас, Инночка? Проводите меня до машины, пожалуйста.
Клавдия Васильевна взяла под руки их обоих, сын нес её сумку и клюку.
– Вот, Саша, если б не Инна …
– Мам, нет слов. Вернее есть, но я их сдерживаю из последних сил!
– Ладно, ладно…тихо, тихо…
Она усаживалась в машину и обещала, что завтра придет.
Но не пришла ни завтра, ни через день, ни через неделю. Инна приходила и сидела в беседке одна. Жаль, что не обменялись они телефонами, узнать бы хоть о самочувствии. Неужели, разболелась? Вероятно, так и есть.
А потом и у Инны вдруг начались боли внизу живота, и Жанна положила ее на сохранение.
В больнице, среди молоденьких беременных, разговаривающих исключительно о проблемах беременности и будущих детях, лежать было ещё тяжелее, чем дома. Через неделю Инна выпросилась «на свободу».
– Инна Евгеньевна, Вы ж понимаете всю ответственность? Теперь уже и мою, – ведь мы обнадежили людей, и они ждут. Прошу – берегите себя и плод.
Жанна Викторовна говорила спокойно, тактично, но в голосе уже звенело железо. И от этого Инне становилось ещё страшнее.
Она начала оглядываться на улице и, почему-то, обманула с адресом съемной квартиры.
Что за чудачества…
В первый же день «свободы» направилась в парк, и уже издали узнала Александра. Он задумчиво ходил по берегу реки, засунув руки в карманы куртки. Увидев ее, всплеснул руками и пошел навстречу.
– Где Вы были? Я тут почти каждый день мёрзну, жду Вас, – хоть слова и с претензией, но голос мягкий.
– Я в больнице лежала, – сказала, как есть.
– Да? – он посмотрел на её огромный уже живот, который не в силах скрыть ни один оверсайз, – А, понятно… Мама Вас очень хочет найти. Переживает. Поехали?
– Куда?
– Как куда, к нам, конечно. Она уже не сможет сюда прийти. Вы не знали, что она очень больна?
– Я? Нет. Наоборот, она была столь позитивна.
– Она такая. Никому не хочет казаться несчастной или больной. Но … В общем, поехали, Инна. Вы сами все поймёте.
И она поняла. В уютной квартире со множеством книг на светлых простынях Клавдия Васильевна лежала под капельницей. Повернула к ней голову и улыбнулась. Черные подглазины окаймляли добрейшие её глаза.
– Инночка! – почти прошептала, – Вы пришли? А я вот … Не могу дойти до парка совсем. Подрасклеилась.
Инна присела рядом, взяла старушку за худую, морщинистую, но такую мягкую руку.
– Я так рада, что Вы … что я нашла Вас. Я так ждала, – сейчас у Инны стоял ком в горле.
– Инна, я хотела Вам сказать … В общем, я хотела Вас попросить … Наверное, я опять сую нос в Ваши дела ….
– Суйте, Клавдия Васильевна, пожалуйста, суйте. Мне так надо, чтоб хоть кто-то совал нос сейчас в мои дела, – Инна втянула воздух носом.
– Вы ж не просто так в нашем городе, да? – Инна кивнула, – Инна, Вы можете совершить непоправимое. Это так легко. Очень легко. А вот жить потом будет тяжело невероятно.
Ответом ей был судорожный всхлип начинающихся рыданий.
Все, что Инна сдерживала в себе последние месяцы, вырвалось сейчас наружу. Она приложила руку Клавдии Васильевны к щеке и горько заплакала.
Александр прибежал, услышав Иннин плач, хотел было начать успокаивать, но мать махнула ему рукой – пусть, мол, поплачет …
Уходя, она оставила обещание Клавдии Васильевне – подумать. Обменялись телефонами.
Пришла сиделка, и Александр предложил Инну отвезти. Она согласилась.
– Там Вы не из-за матери плакали? – спросил Саша уже в машине.
– Нет, что Вы… Я не стала бы. Просто Ваша мама, она … понимаете … Это, наверное, я скучаю по своей. Моя – давно умерла.
Александр помолчал.
– А я никак не могу представить, как буду без неё…, – он смотрел на дорогу, но мыслями ушёл в себя.
– Пусть Бог даст Вам силы. И ей, – она помолчала, – И мне…
– Что-то с Вашим ребенком? Простите….
– Нет, с ним все в порядке.
– С Вашим здоровьем?
– Нет, и с ним все более-менее.
– Близкие в беде? Простите, что вытягиваю, я просто хочу понять… Если не хотите, не отвечайте.
Инна подумала. Ведь так и есть.
– Да! Именно так. Очень близкий один человек в беде.
– А я могу Вам чем-нибудь помочь?
– Нет, только я одна могу ему помочь…
Они помолчали, а потом Инна вдруг вспомнила.
– Александр, а мне тоже нужна мужская помощь. У меня квартира съёмная, душ течет, не работает…Я уже ночами спать из-за него не могу, кладу его в ванную. А хозяйка не шевелится…. Может…
– Нет проблем. Сейчас можно заглянуть?
Они поднялись в квартиру Инны. Александр что-то перекрыл, и на завтра обещал приехать с новым купленным душем и смесителем.
Хоть что-то радовало в этот день.
Конечно, здесь ей осталось жить недолго, конечно, денег будет жаль. Но если она хоть несколько раз искупается не из ковшика, а под нормальным душем, то испытает хоть какое-то наслаждение.
Александр позвонил утром, он уже все купил. Инна встретила его в халате, с распущенными волосами. Кому интересна толстая беременная тетка в годах на последнем сроке?
– Красивые у Вас какие волосы, – вдруг услышала и застеснялась своей распущенности.
Зашла в комнату, пока возился он в ванной, натянула широкую кофту и лосины, убрала волосы.
– Может чаю?
Они пили чай и говорили о книгах. Наперебой говорили, даже поспорили, полезли в интернет, уселись на диван, положив телефон Инны на её живот – решали, кто прав в споре. И Александр победил.
– Так откуда Вы, Инна? И почему здесь? Одна…
– Так вышло…
– Ох, я такой любопытный. Простите. Мне пора.
Значит, Клавдия Васильевна не выдала сыну её тайну. И хорошо.
***
Утро следующего дня ничего не предвещало. День как день. До родов ещё почти две недели. Она сходила в магазин и аптеку, тяжело уже дыша, поднялась на этаж. Разобрала пакеты, поготовила, пообедала и решила больше никуда не ходить.
Улеглась на диван с телефоном. Поговорила с дочкой, позвонила Клавдии Васильевне, поговорили немного.
И тут опять раздался звонок от Леры.
– Мам, скажи, а ты где?
– Как где? В Сочи. Ты же знаешь.
Инна вскочила, уселась, широко расставив ноги.
– А мы тут… В общем, твой телефон находится в Архангельской области, мам. Это как?
– Что? Мой телефон со мной, Лер.
Трубку взял зять.
– Инна Евгеньевна, Лера тут паникует. Она что-то заподозрила. Мы проверили, а Вы и правда не на море совсем. Ей нельзя волноваться, Вы ж помните…
– Конечно, помню. Пусть и не волнуется. Я вот тут, на море. А у вас какая-то ошибка. И у меня все прекрасно.
Инна ещё минут десять упорно врала дочери. Утверждала, что их программа ошибается и местонахождение её близ Сочи.
Она разнервничалась, выпила чаю. Это не помогло.
Как это? По телефону можно выследить человека. Дожили!
Инна встала под душ. Вода лилась на арбуз-живот и в ванную. Живот вдруг заходил ходуном, ног своих Инна уже не видела. Плод крупный, – говорила Жанна. Ну, крупный и крупный, – думала Инна. Кесарево же, вытянут.
А вот сейчас впервые она положила руки себе на живот с целью услышать ребенка. Струи душа били по рукам, а изнутри по рукам пинали маленькие ножки. Она сложила ладони так, что между ними и животом набралась вода. И тут ребенок начал пинать именно туда, и вода … вода от его пяточек пошла кругами, зашевелилась.
Он … Он сам делает маленькие волны. Он уже может делать волны, он играет, он живёт. Он чувствует … Как та девочка у реки.
Из ванной вышла распаренная. Переборщила с новым душем, не хотелось выходить, а колонку сделала горячевато.
Инна прилегла. Все мысли о том, что почувствовала сейчас. Столько месяцев она от себя гнала эти мысли, а тут …
Может это знак?
И тут резкая боль протянула под животом. Инна согнулась, ухватившись за место боли.
Неужели началось…
И вдруг стало страшно. Страшно не от боли, и не от предстоящих родов.
Просто казалось, что стоит кто-то за окном и ждёт, когда отделится от неё ребенок, чтоб забрать, отнять у неё.
Инна в панике начала собираться в роддом. Так, сумка давно готова. Боль простреливала…
Такси!
– Куда поедете?
– В роддом… Только быстрее, пожалуйста.
– Девушка, может Вам скорую прислать?
– Не-ет! – заорала в трубку, и спокойнее добавила, – Мне такси, пожалуйста.
По телефону можно выследить человека, а значит…
***
– Саша, я волнуюсь.
– Что такое, мам?
– Саш, Инна не берет трубку. Весь день звоню, не берет.
– И я тоже ей звонил. И тоже не дозвонился. Я съезжу, или вообще прогуляюсь лучше… Не волнуйся, найду.
Он долго звонил в дверь Инны, а потом все же вернулся за машиной и отправился в роддом. Ему объявили, что такой роженицы у них нет, направили в женское отделение больницы – ответ тот же.
Пробежал по парку, заглянул в магазин и опять пошёл в квартиру к Инне. Может вернулась?
Перепуганная семейная пара высунулась из квартиры:
– Вы что творите?!
Мужик ломал плечом дверь соседней квартиры.
– Простите, там может человеку плохо. Телефон там, внутри. И никто не отвечает.
И он опять навалился на дверь.
– Да погоди ты! Сейчас ломик принесу.
Вместе с соседом справились. Замок поддался, дверь была старая. Но в квартире нашли лишь телефон. Инны там не было.
И буквально только Александр взял его в руки, как он зазвонил.
– Алло!
– Кто это? – девичий голос на том конце.
– Это … Вы, наверное, дочка Инны?
– Да. А Вы кто? Где мама? – Лера волновалась.
– Понимаете, мы не можем ее найти. Пропала…
– Что? Кто не может найти? Куда….
В трубке мужской голос.
– Да что у Вас там творится в конце концов! У меня жена беременна, а тут!
– Вы муж Инны?
– Нет, я зять Инны, муж ее дочери. А Вы кто?
– Её дочь тоже беременна?
– Что значит тоже!? А кто ещё беременный? Может Вы? – Олег нервничал.
– Подождите. Я – нет. Я – мужчина. А вот Инна – да.
– Что да? – Олег вообще запутался.
– Инна ждёт ребенка, и она куда-то пропала.
И опять девичий голос:
– Мама беременна? От Вас?
– Нет… вроде, нет. Я, кажется, начинаю все понимать.
– Господи, объясните Вы все нам нормально, иначе я сейчас рожу, а…. Мама же в Сочи…. Или нет?
Они долго ещё объяснялись. Александр назвал им точный адрес и, наконец, все совпало, соотнеслось в пространстве. Да, именно это местонахождение показывала им программа.
Но где же Инну искать теперь?
Александр вернулся домой. Рассказал матери о пропаже. Утром собирался ехать в полицейский участок.
Позвонили Лера и Олег, они вылетали сегодня же – взяли билеты на самолёт.
***
Нет, нет, у меня же еще две недели. Тихо постанывая, Инна все же дотерпела до роддома. Водителя такси испугать не хотела.
Вышла сама, поплелась на крыльцо родильного дома. Очень хотелось в туалет.
В приемном Инна часто задышала, испарина выступила на лице, она знала, что сейчас накатит новая волна боли. Санитарка суетилась, уговаривала потерпеть.
Сквозь боль и темноту в глазах Инна пыталась выдавить из себя несколько слов, объяснить, что медицинские документы её пока отсутствуют, что ее прихватило в дороге. Но через стиснутые зубы не вырвалось ни одного слова. Только между схватками удалось объясниться уже тогда, когда подняли её на второй этаж.
А потом начались провалы и пропуски в сознании: черные ямы, заполненные болью.
Врач ощупывала ее живот, её заставляли залесть на высокий стол.
Это что? Неужели роды? Нет, сначала надо … много чего…
Ее опять и опять обволакивало болью, она тихо стонала, раскачивалась, сидя на родовом столе, ожидая облегчения.
И тут перед ней выросло лицо. Широкое, скорее татарское.
– Тебя как звать, милыя?
– Инна…– выдавила она.
– А я теть Таня. Давай-ка, ляжь. Я спинку давай поглажу. Вот так. А ноженьки сюда. Упирайся… И слушайся, девочка, слушайся врача. Её Светлана Ивановна звать. Хороошая! Вот руку Вике дай. А я глажу-глажу. Больно, знаю…
Больше Инна не спускала с этой женщины глаз. Как только она отходила, Инна паниковала. А потом ловила её глазами и смотрела с надеждой. Ангел явился.
– Мне почти сорок шесть, мне кесарево, может?
– Та… Ты – молодец. И сама справишься. Все ж хорошо идёт. Родим,– тетя Таня подбадривала, а Инна верила. Так надо было сейчас кому-то верить.
Она промакивала ей лоб марлей, подносила ватку с остро бьющим запахом нашатыря.
Время для Инны уже не существовало, она не понимала, что с ней делают. Но перед самым окончанием вдруг наступила радость. Она поняла, что она просто рожает, как рожают все женщины.
Потрясенное моральной болью сознание уже готовилось к перелому. Мир вокруг был хорош, хоть и видела она сейчас лишь белый потолок с лампами. Эта тетя Таня, врач, акушерка, все они – прекрасны.
И она хотела соответствовать этому миру. Она старалась.
Миг, освобождение от боли…. детский тонкий крик …
– Дайте мне, мне дайте … Ну, дайте же!
Ребенка поднесла тетя Таня.
– Крупная девочка. Ох, крупная. Смотри.
– Дайте, – девочку положили на грудь, – Тетя Тань, это моя девочка, хорошо? Только моя. Это Клава. Запомните – Клава. Это моя девочка, – женщина шептала.
И тетя Таня заметила – эта роженица смотрела на ребенка так странно, совсем не так как смотрят другие только родившие. Она смотрела на дочку, как на спасительную соломинку, с каким-то удивлением и страхом, высоко подняв брови, сдерживая дыхание, боясь спугнуть этот момент.
А потом требовала, чтоб дочку положили рядом с ней, как будто очень боялась её потерять.
***
Ночью Клавдия Васильевна разбудила сына.
– Саш, поезжай утром в Останино. Возможно, Инна там. В том роддоме.
– Ты что! Зачем ей туда? На такую даль …
– Не надо в полицию, сначала в Останино съезди. Проверь… И ещё, Саш. Присмотрись к ней, такая славная она…
Он не верил, что найдет её в родном своем поселке, откуда уехали они давненько. Ехал, просто, потому что надо же что-то делать. Эта женщина не выходила у него из головы. Она такая потерянная, но такая сильная.
Когда понял он, что скрывала она беременность от близких, прочувствовал её ещё больше. Сейчас так хотелось её защищать. Но сначала требовалось – найти.
И он нашел ее именно там. Да ещё и уже родившую девочку почти четырех килограмм.
Но в регистратуре попалась въедливая тётенька. Когда он представился мужем, она затребовала медицинские документы жены. Сказала, что находятся они в роддоме Р., со слов его жены. И он поехал назад, предупредив мать по телефону.
В их роддоме документы вынесла ему миловидная врач. Отдала спокойно, сказала, что тоже переживала и звонила Инне. Потом она было уже ушла, но вернулась и потихоньку сказала Александру:
– И передайте, пожалуйста, Инне от меня поздравления с рождением ребенка. Зря она уехала, у нас условия получше. И ведь если бы сама не захотела, никто б ей здесь и не помешал ребенка забрать. Мы ж не звери. Я очень рада за неё. Передайте.
И вот теперь у Александра все встало на свои места. Мать, наверняка, все знала. Но она такая…
Через пару часов приезжала дочка Инны и он отправился в аэропорт. Путь был неблизкий.
***
Ночь Инна промаялась. Все же были разрывы. А утром уже кормила малышку, молоко у нее появилось быстрее, чем у молоденькой соседки. Почти весь день она спала, с перерывами на кормление и перекус.
Не было никаких сомнений, что поступила так, как надо. Она обязательно потом позвонит Жанне – извинится. Так жаль ту семейную пару…
Будут проблемы и у нее, конечно, будут. Куда теперь без них! Но вот теперь, по-ходу, и будут эти проблемы решаться!
– Кто тут Инна Евгеньевна…?
– Это я, – Инна обернулась.
– К Вам приехали, но только к окну. Карантин у нас.
– Кто?
– Вроде муж и дети. К окну подойдите… И вот, они Вам телефон передали и пакет с фруктами.
Вероятно, это ошибка. Инна медленно и аккуратно подошла к окну.
– Ох! – выдохнула
За окном лежал снег, свежей белизной покрылись деревья и крыши домов, трава и асфальт. И посреди этого белого пространства стояли Лера, Олег и Александр.
Лера помахала рукой, а потом уткнулась в плечо Олегу, плакала с улыбкой.
Александр тряс цветами и разводил руками. Олег не знал, как себя вести, и поэтому смотрел то на Инну, помахивая рукой, то по сторонам.
Инна вздрогнула, зазвонил телефон у неё в руках.
– Мам, мам! Как ты нас испугала.
– Как ты себя чувствуешь, Лера?
– Нормально, только вот плачу…но это от счастья, мам. Ты нашлась, и сестричка – у меня, – Лера шмыгала носом, – Мам, я все придумала, ты иди на свою должность, а я с двоими могу…
– Ой, Лера, спасибо! Но сейчас думай о себе, пожалуйста. Вы не замерзли там? Снег…
– Нет, тепло тут, хоть и снег.
– Прости меня, Лера!
– Да что ты, мама! Я так люблю тебя и так за тебя волновалась. Расскажешь потом все подробности, ладно….
Олег поздравил с рождением дочери.
– Олег, я сейчас передам Вам ключи от моей квартиры. Остановитесь там.
– Не надо ключи, Александр там сломал замок, – Олег немного отошёл от Саши и Леры.
– Что? Зачем?
– За Вас переживал, Инна Евгеньевна.
– И как же…
– Да там уже новый замок, там сосед … В общем, все хорошо. И ключи от квартиры уже у меня.
Трубку взял Александр.
– Ну, Вы и спрятались, еле отыскали Вас, Инна! Поздравляю, – он помахал букетом, – Цветы нельзя, сказали. А да, – вспомнил, – мама Вам поздравление передает.
– И ей спасибо. Саш, я так ей благодарна… Если б не она, я не знаю…
– Не надо об этом, Ин. Все позади.
– Нет, Саш. Я так хотела, чтоб всё было позади, но теперь я точно знаю – все впереди и у меня, и у дочки, и у всех нас.
– А мне в последнее время также казалось, что позади все. А теперь, как и Вам…может и у меня есть надежда, что все впереди?
– Конечно есть. Конечно. И ещё, маме передайте – я дочку Клавдией назвала.
Александр опустил руку с букетом, замолчал. Потом тихо произнес:
– Спасибо, Ин, тебе. Мама … она будет счастлива.
– Я тоже счастлива, Александр. Вот теперь я счастлива!
