Корней Иванович Чуковский до сих пор остается самым издаваемым детским писателем в России: его книжки каждый годы выходят миллионными тиражами. Взрослые читатели ценят его как литературоведа, переводчика и литературного критика.

Он всю жизнь болезненно переживал прочерк в графе «отец» в метрике, и только создав свою собственную большую семью, смог приглушить эту боль. Настоящее имя Корнея Чуковского — Николай Корнейчуков.

Его мама, Екатерина Корнейчукова, была прислугой в семье Левенсонов и родила детей от молодого барина Эммануила Левенсона. Вскоре после рождения мальчика Эммануил женился на девушке своего круга и никогда больше не встречался со своими детьми.

Корнейчуковы поселились в Одессе, и Коля даже некоторое время ходил в гимназию – но из-за «низкого происхождения» его отчислили. Корней Иванович болезненно переживал свое особенное, не такое, как у других детей, положение, и страшно стыдился своей «незаконнорожденности», того, что у него «никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед».

В его свидетельстве о рождении не было отчества, и когда в компании его спрашивали «А как ваше отчество?», он начинал кривляться: «А я Коля, просто Коля!» — позже он с болью и стыдом описывал это в своих дневниках. После революции его псевдоним Корней Иванович Чуковский стал его настоящим, законным именем.

Корней не смог окончить гимназию, но он обожал учиться, по самоучителю выучил английский и в начале прошлого века был одним из самых образованных людей в Одессе. Он работал репортером в «Одесских новостях», страстно увлекался литературой и думал, что на этом все. Честно говоря, он не надеялся, что у него будет счастливая семейная жизнь.

Но мы никогда не знаем, какие подарки приготовлены для нас у судьбы. Иногда Корней заходил в небольшой магазинчик и там приметил хорошенькую и скромную девушку. Любовь началась сразу: пылкая и на всю жизнь.

Весь мир был против них: мама Корнея и родители Марии слышать не хотели об этой свадьбе, плюс они принадлежали к разным религиозным конфессиям – она иудейка, он православный…

Но было одно обстоятельство, которое перевешивало все это: Маше вообще было плевать, есть у Корнея отчество или нет. И вскоре она перешла в православную веру. От нее отвернулись близкие и друзья, зато она могла выйти замуж за любимого.

Через несколько месяцев после свадьбы Чуковского как единственного, кто в редакции знал английский язык, на год отправили спецкором в Лондон. Бедные молодожены никогда не смогли бы поехать за границу – и тут такая удача!

Вернувшись в Россию, Чуковские поселились под Петербургом, в местечке Куокалла. У них родились дети, две девочки и два мальчика. Жили трудно: Чуковскому, бескомпромиссному и категоричному, нелегко было в новой реальности.

А в конце двадцатых в советской литературе развернулась борьба с «чуковщиной». Корней Иванович негодовал: «Неужели страна не может вместить одного сказочника?» — но потом сдался и опубликовал в «Литературной газете» покаянное письмо: «Я понял, что всякий, кто уклоняется сейчас от участия в коллективной работе по созданию нового быта, есть или преступник, или труп. Когда я вернулся домой и перечитал свои книги — эти книги показались мне старинными. Я понял, что таких книг больше писать нельзя, что самые формы, которые я ввёл в литературу, исчерпаны».

Он сам себе казался Галилем, который отрекся от даже не от истины – от самого себя. «И что хуже всего: от меня отшатнулись мои прежние сторонники. Да и сам я чувствовал себя негодяем. И тут меня постигло возмездие: заболела смертельно Мурочка».

Мурочка, младшая дочь, заболела костным туберкулезом. Чтобы быть с ней рядом – девочка лечилась в санатории в Крыму – Чуковский вернулся к журналисткой работе, писал очерки о Крыме, о санатории… Когда Мура умерла, он сам положил ее в гроб, отнес на кладбище и опустил в могилу.

В жизни Корнея Ивановича было еще много горя. Он потерял еще одного ребенка – на войне погиб сын Борис. Его не раз предавали ученики, травили в газетах, отлучали от дела. Но пока рядом с ним была жена, он справлялся со всем. Мария — «моя милая, моя вечная» — умерла в 1965 году.

И вот эта потеря оказалась самой тяжелой. «Это горе совсем раздавило меня. Ничего не пишу (первый раз в жизни!), слоняюсь неприкаянный». Писатель спасся так: он стал жить, как будто его жена не умерла. Каждый день он приходил к ней на могилу и рассказывал новости, спрашивал совета, делился сокровенными мыслями.

В дневнике он написал, как волнуется и торопится каждый раз, бежит на кладбище, будто на свидание: «И еще одно: когда умирает жена, с которой прожил нераздельно полвека, вдруг забываются последние годы и она возникает перед тобою во всем цвету молодости, женственности — невестой, молодой матерью — забываются седые волосы, и видишь, какая чепуха — время, какая это бессильная чушь».

Л. Хомайко

Из сети

Однажды Корнея Чуковского оставили голодным из-за того, что он пожалел устаревшее слово. В гимназии, где учился юный Корней (тогда ещё Николай Корнейчуков), давали уроки словесности.

Одно из занятий было посвящено устаревшим словам, и учитель, по воспоминаниям Чуковского, выказал уверенность в том, что «отнюдь» недолго осталось и совсем скоро оно устареет. Будущий детский поэт всегда питал нежные чувства к словам, поэтому пожалел несчастное устаревающее выражение.

Чуковский подговорил одноклассников вместо «нет» весь день говорить «отнюдь». Вообще-то блестящая идея! Но учитель и директор сочли такое поведение дерзостью и нарушением дисциплины. Бедный ученик в результате остался без обеда. Кстати, из гимназии его всё равно потом отчислили.

Как считал сам Чуковский – в связи с печально известным «циркуляром о кухаркиных детях», который рекомендовал учебным заведениям не зачислять детей низкого происхождения («детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одарённых гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию»).

Чуковский стал работать маляром и школьные науки постиг самостоятельно, включая английский язык, которым овладел так блестяще, что вскоре смог делать безупречные переводы. А учитель был всё-таки прав: слово «отнюдь» почти вышло из обихода и встретить его сегодня можно в основном на страницах классики. Но важно ли это для нашей истории? Отнюдь…

ИНЕТ

Почетный гражданин Одессы Эммануил Соломонович Левенсон стал отцом. И всё бы ничего, но мальчик Коля родился y его прислуги, украинской крестьянки Екатерины Осиповны Корнейчук. Мальчика записали, как Николай Корнейчуков (производная от маминой фамилии Корнейчук).
Через несколько лет Эммануил Соломонович, таки, обзавелся нормальной женой по имени Клара и уехал в Баку, где открыл Первое типографское общество.

A мальчик Коля с мамой остался в Одессе. Всю жизнь вопрос отца очень мучал Колю. Позже, когда он станет известным писателем по имени Корней Чуковский, пожилой папа найдет своего сына. Ho всегда очень мягкий и добрый Корней Иванович, выгонит его, не оставив и шанса на примирение.

Надо сказать, что Корней Чуковский в свое время очень сильно натерпелся из-за своих известных всем и каждому «Тараканища», «Бармалея» и «Мойдодыра». Сама Крупская называла «Краденое солнце» чушью, а Агния Барто, коллега, так сказать, по цеху, выступала c разгромной речью о «буржуазности» его творчества и даже подписала письмо от «группы товарищей», в котором клеймили буржуазное творчество Чуковского.
«A нечистым трубочистам стыд и срам!» расценивалось, как насмешка над пролетарской профессией. Дошло до того, что Чуковский публично отрекся от своего творчества. Обещал исправиться. Даже стал писать некий сборник «Веселая Колхозия», но так и не исправился.

Помните девочку Мурочку, которая периодически фигурирует в стихах Чуковского? Ta самая, которая пожалев всех людей, посадила свою туфельку в саду, чтобы выросло чудо-дерево… A на нем ботинки, сапожки да башмачки.
У писателя действительно была дочка Мурочка. Мария. Но она умерла в одиннадцать лет от костного туберкулёза. Никакие усилия не помогли. Сына Бориса писатель потерял в первые дни войны, он пропал без вести.
Осталась только дочь Лидия, которая доставила ему немало хлопот, так как была открытой диссиденткой, постоянно высказываясь против советской власти, ссорилась c Шолоховым, открыто защищала Солженицына, Бродского и других. Ee мужа талантливого физика Матвея Бронштейна расстреляли по доносу.
B шестидесятые Корней Иванович задумал написать детскую библию. Понятное дело, что понимания это не вызвало.
И тем ни менее, Чуковский внес свой вклад и в дело детской психологии. Его наблюдения за речью и мышлением детей в возрасте «От двух до пяти» до сих используются в качестве примеров, не говоря уже о том, что многие фразы и вовсе стали крылатыми.

Hy, и, конечно, он был блестящим переводчиком. Уитмена, Киплинга, Уайлда, Твена, О`Генри, мы знаем в его прекрасных переводах.Ha фото та самая Мурочка и ее папа, Корней Иванович Чуковский, он же Николай Васильевич (иногда Степанович) Корнейчуков, он же несостоявшийся Николай Эммануилович Левенсон.
Умер писатель в 87 лет от вирусного гепатита.
A мы продолжаем читать нашим детям веселые истории про телефон, крокодила, бибигона. И мне кажется, это навсегда.

Автор Александр Гутин

Корней Чуковский писал: «Начиная с двух лет всякий ребенок становится на короткое время гениальным лингвистом, а потом, к пяти-шести годам, эту гениальность утрачивает». Несколько восхитительных детских высказываний из книги писателя «От двух до пяти»:

• Двухлетнюю Сашу спросили: — Куда ты идешь? — За песочком. — Но ты уже принесла. — Я иду за ещём.

• А из замужа обратно выйти можно?

• Я – папин помогальник.

• Девочке четырех с половиной лет прочли «Сказку о рыбаке и рыбке». — Вот глупый старик, — возмутилась она, — просил у рыбки то новый дом, то новое корыто. Попросил бы сразу новую старуху.

• Мама: — Сынок, если ты не будешь есть кашу, я позову Бабу-Ягу! Сын: — Ты думаешь, она станет есть твою кашу?

• Жили-были царь и царица, а у них был маленький царёныш.

• Мама, закрой мою заднюю ногу!

• Сколько тебе лет? — Скоро восемь, а пока три.

• Няня, что это за рай за такой? — А это где яблоки, груши, апельсины, черешни… — Понимаю: рай — это компот.

• Папа, сделай телевизор помолчее, мне сказку не слышно.

• Яна (4 года) в день рождения переодевается к приходу гостей: — Ну, сейчас я такая красивая буду, что вам всем мало не покажется.

• Папочка, папочка, купи мне барабан! — Вот еще, мне и так хватает шума! — Купи, папочка, я буду играть на нем, только когда ты будешь спать!

• Володя, знаешь: у петуха нос — это рот!

• Лялечку побрызгали духами: Я вся такая пахлая, Я вся такая духлая. И вертится у зеркала. — Я, мамочка, красавлюсь!

• Папа, смотри, как твои брюки нахмурились!

• Ой, мама, какие у тебя толстопузые ноги!

• Мама, дай мне нитку, я буду нанитывать бусы.

• Мама, как мне жалко лошадок, что они не могут в носу ковырять.

• Я сперва боялся трамвая, а потом вык, вык и привык.

• Дедушка признался, что не умеет пеленать новорожденных. — А как же ты пеленал бабушку, когда она была маленькая?

• Ой, мама, какая прелестная гадость!

• Ну, Оля, хватит, не плачь! — Я плачу не тебе, а тёте Вале.

• Обо что ты оцарапался? — Об кошку.

• Когда же вы со мной поиграете? Папа с работы — сразу за телевизор. А мама — барыня какая! — сразу стирать начала.

• Кто красивее — папа или мама? — Не буду вам отвечать, потому что не хочу обижать маму.

• Бабушка, смотри, какие утки глупые — сырую воду пьют из лужи!

• Первоклассница возвращается 1-го сентября из школы. Мама ее спрашивает: — Доченька, чему же ты научилась сегодня? — Я научилась писать! — В первый же день? Что за ребенок! И что же ты написала? — Не знаю. Я еще не научилась читать.

• Настя, 4 года. — Мамочка, пожалуйста, роди мне сестричку, но только старшую!

• Маша (3 года) увидела морщинки на лбу у отца, погладила их и сказала: — Я не хочу, чтобы у тебя были сердитки!

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.