Долгие годы Абдулова и Пельтцер связывала нежная дружба. Он помогал ей, как мог, когда она начала терять память: подсказывал ей текст, незаметно щипал ее, чтобы она говорила свою реплику.
Однажды она пожаловалась ему, что все чаще не узнает людей. Абдулов сказал: «А вы встречайте всех, как родных!»
С тех пор актриса даже незнакомых людей при встрече на всякий случай обнимала и говорила: «Ох ты, мой родной, как твои дела?»
Однажды Абдулов пригласил Пельтцер в кафе отметить его день рождения. Она ответила: «Саша, я уже не в том возрасте, чтобы мужчинам отказывать! Конечно, в путь!»
Марк Захаров рассказывал: «Ее последняя, прощальная роль – в «Поминальной молитве», в паре с Абдуловым…
К Саше у нее было особое отношение. Они как-то очень весело дружили. Как встанут болтать и хохотать возле расписания – водой не разольешь… Он называл ее «баушкой» (через «у»). Мы все ее называли «баушкой» – так нам казалось смешнее и добрее.
Дружба Татьяны Ивановны с Сашей Абдуловым была очень пронзительная, фантастическая, хотя и возникла она поздно – уже в последние годы жизни Татьяны Ивановны…
Бывало, что она забывала слова, и Саша глазами, жестами помогал ей «включиться» в реальность. У них был контакт на очень тонком уровне».
Кинокритик Глеб Скороходов писал: «Между Сашей и Татьяной Ивановной сложились нежные, трогательные отношения, как между сыном и матерью.
Татьяна Ивановна любовалась его красотой, робко восхищалась, болела за его неудачи и успехи… Он стал ее последней привязанностью. Спас ее от отчаяния…
Инет
Александр Абдулов и Татьяна Пельтцер. Эта фотография сделана в 1989 году, в кабинете Марка Захарова после премьеры «Поминальной Молитвы».
На фото — Анна показывает себя на снимке, сделанном 13 мая 1945 года. Там она сама, Мария Лангталер, ее муж, сын (который в фольксштурме был), и двое советских офицеров, спасённых от смерти. (с) Zотов
Это Анна Хакль, дочь Марии Лангталер — австрийской крестьянки, пять сыновей которой служили в вермахте, и один в фольксштурме.
3 февраля 1945 года Мария (единственная во всей Австрии) спрятала в своём доме двух советских офицеров, бежавших из концлагеря Маутхаузен — Михаила Рыбчинского и Николая Цемкало. Благодаря ей они дожили до конца войны, хотя беглецов долго искали специальные отряды СС и местных жителей.
Анне в 45-м было 13 лет, и она прекрасно все помнит. Водила меня по дому, где прятались наши пленные. Как Георгий туда в эту деревню в горах добирался — это отдельная песня, он расскажет. Требовалась некоторая резвость в перемещениях:))
Из интервью с Анной Хакль: — У нас в деревне и за неделю до конца войны многие считали, что Гитлер может победить. Вот такая тогда была пропаганда.
— Моя мать после войны приехала в Ворошиловград, к семье Николая Цемкало. Мама Цемкало так сильно сжала ее в объятиях, что она не могла дышать. У этой женщины 7 сыновей ушли на фронт, а вернулся домой только один Николай.
— Все три месяца я жила в страхе. Если бы СС нашли русских у нас, всех бы расстреляли на месте. Каждый день был как последний. Но мама сказала — так нужно, мы должны спасти этих людей, а Господь взамен спасёт моих сыновей, за добро в этом мире платится добром.
Она говорила — эти русские твои братья отныне. У меня теперь не шесть, а восемь сыновей. Все сыновья Марии Лангталер вернулись затем с фронта живыми.
На снимке (второй ряд, крайние слева и справа) Михаил Рыбчинский и Николай Цемкало, девочка-подросток посередине — Анна Хакль, в первом ряду крайняя слева — Мария Лангталер, рядом с ней её муж.
АВЕ МАРИЯ
«Она сказала: «Давай спрячем пленных русских. Быть может, тогда Бог оставит в живых наших сыновей». О неизвестном подвиге австрийской крестьянки Марии Лангталер.
В 1994 году режиссер Андреас Грубер снимет об этих событиях художественный фильм «Охота на зайцев». Фильм побьет все рекорды по количеству просмотров. А милая добрая Австрия замрет в потрясении. Она не ожидала увидеть себя такой.
Хотя Андреас пощадил чувства соотечественников, не показав и крохотной доли творимых ими зверств. Вот карикатурно толстый лавочник сладострастно убивает нескольких заключенных из пистолета (прототипом, скорее всего, послужил владелец продуктового магазина Леопольд Бембергер, который застрелил семерых беглецов во дворе ратуши).
Но на самом деле расстреливали редко. У кого-то не было ружей, кому-то жалко было пуль. Обнаружив у себя во дворе, в хлеву, в стоге сена умиравших от холода, голода и ран, хозяева забивали их вилами, палками, топорами — подручными средствами. И тащили тела — или волочили сзади за машинами — к школе в деревушке Рид ин дер Ридмаркт в четырех километрах от лагеря.
Пятнадцатилетние мальчики из гитлерюгенда хвастались друг перед другом — кто из них больше убил беззащитных людей. Один достал из кармана и показал приятелю связку отрезанных ушей — оба засмеялись.
Один фермер нашёл у себя русского, прятавшегося в хлеву с овцами, и ударил его ножом — человек бился в конвульсиях, а жена убийцы расцарапала умирающему лицо. 40 трупов сложили на улице деревни Рид-ин-дер-Ридмаркт со вспоротыми животами, выставив наружу половые органы: девушки, проходя мимо, смеялись.
Читая архив концлагеря Маутхаузен, мне (побывавшему в Афганистане, Ираке и Сирии) приходилось делать перерывы, чтобы успокоиться, — кровь стынет в жилах, когда узнаёшь, что добропорядочные австрийские крестьяне вытворяли со сбежавшими советскими военнопленными всего за 3 месяца (!) до Победы.
И лишь одна-единственная женщина в Австрии, многодетная мать Мария Лангталер, рискуя жизнью, спрятала узников Маутхаузена. А четверо её сыновей в этот момент воевали на Восточном фронте…
В ночь с 2 на 3 февраля 1945 года из Маутхаузена был совершён самый массовый в его истории побег. Одна группа заключённых блока № 20 забросала вышки с пулемётчиками камнями и черенками от лопат, вторая мокрыми одеялами и телогрейками замкнула электрическое ограждение. 419 пленных советских офицеров сумели вырваться на свободу.
Комендант лагеря, штандартенфюрер CC Франц Цирайс призвал население окрестных деревень принять участие в поисках беглецов: «Вы же страстные охотники, а это куда веселее, чем гонять зайцев!»
Старики и подростки объединились с СС и полицией, чтобы ловить по лесам и зверски убивать еле держащихся на ногах от голода и мороза людей. За неделю погибли почти все беглецы.
Спаслись лишь 11 человек, двоих из них — офицеров Михаила Рыбчинского и Николая Цемкало — приютила крестьянка Мария Лангталер. — Русские средь бела дня постучались к нам в дверь, — рассказывает дочь Марии, 84-летняя Анна Хакль, которой на момент событий было 14 лет.
— Попросили дать им поесть. Я спрашивала после: почему пленные осмелились зайти в наш дом, когда все люди вокруг просто обезумели? Они ответили: «Мы заглянули в окно, у вас на стене нет портрета Гитлера». Мать сказала отцу: «Давай поможем этим людям». Папа испугался: «Ты что, Мария! Соседи и друзья донесут на нас!» Мама ответила: «Быть может, тогда Бог оставит в живых наших сыновей».
Сначала пленных спрятали среди сена, однако утром на сеновал нагрянул отряд СС и переворошил сухую траву штыками. Рыбчинскому и Цемкало повезло — лезвия чудом их не задели. Через сутки эсэсовцы вернулись с овчарками, но Мария увела узников Маутхаузена в каморку на чердаке. Попросив у мужа табак, она рассыпала его по полу… Собаки не смогли взять след.
После этого долгих 3 месяца офицеры скрывались у неё дома на хуторе Винден, и с каждым днём было всё страшнее: сотрудники гестапо постоянно казнили предателей из местного населения. Советские войска уже взяли Берлин, а Мария Лангталер, ложась спать, не знала, что случится завтра.
2 мая 1945 г. рядом с её домом повесили «изменника»: бедняга старик заикнулся, что, раз Гитлер мёртв, надо сдаваться. — Я сама не знаю, откуда у мамы взялось такое самообладание, — говорит Анна Хакль. — Однажды к нам зашла тётя и удивилась: «Зачем вы откладываете хлеб, для кого? Вам же самим есть нечего!» Мать сообщила, что сушит сухари в дорогу: «Бомбят — вдруг придётся переехать…»
В другой раз сосед посмотрел на потолок и сказал: «Там что-то поскрипывает, словно кто-то ходит…» Мама рассмеялась и ответила: «Да ты чего, это всего лишь голуби!» Ранним утром 5 мая 1945 года к нам на хутор пришли американские войска, и части фольксштурма разбежались.
Мама надела белое платье, поднялась на чердак и сказала русским: «Дети мои, вы едете домой». И заплакала. Когда я разговаривал с жителями сёл вокруг Маутхаузена, они признавались: им стыдно за жуткие зверства, которые сотворили их деды и бабки.
Тогда крестьяне издевательски прозвали резню «Мюльфиртельская охота на зайцев». Наших пленных сотнями забивали насмерть обезумевшие от крови «мирные граждане»… Только в 80‑90‑е гг. об этой страшной трагедии в Австрии начали говорить — сняли фильм, вышли книги «Февральские тени» и «Тебя ждёт мать».
В 2001 году с помощью организации Социалистической молодёжи Австрии в деревне Рид-ин-дер-Ридмаркт установили памятник погибшим советским узникам. На гранитной стеле изображены палочки — 419, по числу беглецов. Почти все зачёркнуты — лишь 11 целы.
Помимо фрау Лангталер русских рискнули спрятать в хлевах для скота «остарбайтеры» из поляков и белорусов. К сожалению, Мария Лангталер умерла вскоре после войны, а вот спасённые ею люди прожили долгую жизнь.
Николай Цемкало скончался в 2003-м, Михаил Рыбчинский пережил его на 5 лет, вырастив внуков. Дочь Марии, 84-летняя Анна Хакль, до сих пор выступает с лекциями о событиях «кровавого февраля».
Увы, Мария Лангталер не получила никакой награды за свой подвиг от правительства СССР, хотя в Израиле немцев, прятавших во время войны евреев, награждают орденами и званием «праведника».
Да и у нас эта страшная резня мало кому известна: к памятнику в Рид-ин-дер-Ридмаркт почти не возлагают цветов, все траурные мероприятия проходят в Маутхаузене.
Но знаете, что здесь главное? После войны они снова встретились: Михаил с Николаем приезжали в гости к Марии, она — к ним. Все эти годы они называли ее мамой.
А четверо сыновей Марии Лангталер впоследствии вернулись с Восточного фронта живыми — словно в благодарность за добрые дела этой женщины.
Вот это, пожалуй, и есть самое обыкновенное, но в то же время настоящее чудо…
Дом, где прятались наши офицеры.Мария и Иоганн Лангталеры, спасшие в годы Второй Мировой войны двух советских офицеров (Михаил Рыбчинский и Николай Цемкало), которые бежали из концлагеря Маутхаузен. Фото: РИА Новости/ А.Шевич
Никола́й Алексе́евич Заболо́цкий — русский советский поэт, переводчик; член Союза писателей СССР. В 1938 году был репрессирован. Реабилитирован посмертно 24 апреля 1963 года. Википедия Родился: 7 мая 1903 г., Казань, Российская империя Умер: 14 октября 1958 г. (55 лет), Москва, СССР
История создания стихотворения «Зацелована, околдована…», ставшего популярным романсом, весьма любопытна.
После его прочтения может показаться, что написано оно было влюблённым юношей с пылким взором. Но на самом деле написал его серьёзный 54-летний серьезный педант с манерами и внешностью бухгалтера.
К тому же до 1957 года, именно в тот год Заболоцкий создал свой цикл «Последняя любовь», интимная лирика ему была чужда вовсе. И вдруг на излёте жизни этот дивный лирический цикл.
Николай Заболоцкий родился 24 апреля 1903 года в Уржуме Вятской губернии. В юности он стал студентом Питерского института имени Герцена, и будучи студентом стал участником группы ОБЭРИУ.
Отношение к женщинам у обэриутов было чисто потребительское, и сам Заболоцкий был среди тех, кто «ругал женщин яростно». Шварц вспоминал, что Заболоцкий с Ахматовой просто не выносили друг друга. «Курица — не птица, баба — не поэт», — любил повторять Заболоцкий.
Пренебрежительное отношение к противоположному полу Заболоцкий пронес почти через всю жизнь и в любовной лирике замечен не был. Но несмотря на такие жизненные подходы, брак Николая Алексеевича сложился удачно и был весьма прочным. Он женился на однокурснице – стройной, темноглазой, немногословной, которая стала прекрасной женой, матерью и хозяйкой.
От обэриутов Заболоцкий постепенно ушёл, его эксперименты со словом и образом существенно расширились, а к середине 1930-х он стал известным поэтом.
Но донос на поэта, случившийся в 1938 году, разделил его жизнь и творчество на две части. Известно, что Заболоцкого на следствии истязали, но он так ничего и не подписал. Может быть, поэтому ему дали минимальные пять лет.
Многие писатели были перемолоты ГУЛАГом — Бабель, Хармс, Мандельштам. Заболоцкий выжил, как считают биографы, благодаря семье и супруге, которая была его ангелом-хранителем. Его сослали в Караганду и жена с детьми последовала за ним.
Освободился поэт только в 1946 благодаря хлопотам известных коллег, в частности, Фадеева. После освобождения Заболоцкому разрешили поселиться с семьей в Москве.
Его восстановили в Союзе писателей, а писатель Ильенков предоставил ему свою дачу в Переделкино. Он много работал над переводами. Постепенно всё наладилось: публикации, известность, достаток, квартира в Москве и орден Трудового красного знамени.
Но в 1956 году случилось то, чего Заболоцкий никак не ожидал – он него ушла жена. 48-летняя Екатерина Васильевна, жившая многие годы ради мужа, не видевшая от него ни заботы, ни ласки, ушла к писателю и известному сердцееду Василию Гроссману. «Если бы она проглотила автобус, — пишет сын Корнея Чуковского Николай, — Заболоцкий удивился бы меньше!».
На смену удивлению пришёл ужас. Заболоцкий был беспомощен, сокрушён и жалок. Его горе привело его к Наталье Роскиной – 28-летней одинокой и умной женщине. В растерянности от произошедшего он просто позвонил некой даме, которая любила его стихи. Это всё, что он о ней знал.
Он позвонил той, что знала все его стихи с юных лет, они встретились и стали любовниками. В этом треугольнике счастливых не было. И сам Заболоцкий, и его супруга, и Наталья Роскина мучились по-своему.
Но именно личная трагедия поэта и подвигла его к созданию цикла лирических стихов «Последняя любовь», ставшего одним из самых талантливых и щемящих в отечественной поэзии.
Среди всех стихов, вошедших в сборник, особняком стоит «Признание» — подлинный шедевр, целая буря чувств и эмоций. В этом стихотворении две женщины поэта слились в один образ.
Екатерина Васильевна вернулась к мужу в 1958-м. Этим годом датируется еще одно знаменитое стихотворение Н. Заболоцкого «Не позволяй душе лениться». Его писал уже смертельно больной человек.
Через 1,5 месяца после возвращения жены Николай Заболоцкий скончался от второго инфаркта.
Инет
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.
Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.
Что прибавится — не убавится,
Что не сбудется — позабудется…
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится
Николай Заболоцкий <1957 г>
После выхода последнего прижизненного сборника стихов Заболоцкого Корней Чуковский написал ему: «Пишу Вам с той почтительностью, с какой написал бы Тютчеву или Державину. Для меня нет никакого сомнения, что автор «Журавлей», «Лебедя», «Лесного озера», «Актрисы», «Некрасивой девочки» — подлинно великий поэт, творчеством которого рано или поздно советской культуре… придется гордиться как одним из величайших своих достижений».
Предсказание Чуковского сбылось, и новое поколение читателей открывает для себя причудливо-живописный мир поэта, в котором с космической гармонией соединилось духовное и телесное, и «дыханием цветов» обнаруживает себя в нем «живая душа».
"Собрал Бог всех тварей и решил каждому его век отмерить. Первым подозвал человека: «Ты, человече — существо не крупное, так что тебе 20 лет жизни даю». «Мало…» — подумал человек, но с Богом спорить не стал и тихонько отошел в сторону.
А Бог тем временем подозвал лошадь: «Тебе, лошадь, 40 лет жизни назначаю — ты тварь большая, тебе и жить дольше. Но лошадь взмолилась: «Помилуй, Боже! 40 лет с ярмом на шее ходить, за собой плуг да воз таскать, да еще и кнутом получать! Мне и 20 хватит… Отдай оставшиеся человеку, ему нужнее».
Бог дал добро и позвал корову. На том же основании, что и лошади, дал ей 40 лет жизни. Но корова отказалась: «Упаси, Боже! 40 лет за вымя меня дергать будут! Мне и 20 хватит, а оставшиеся годы отдай человеку, ему они нужнее». Согласился Бог.
Позвал собаку: «Тебе, собака, 30 лет назначаю!» А собака: «Господи, помилуй! Ну куда мне 30 лет на цепи сидеть, гавкать на каждого да кость грызть… Давай мне 15, а остальные человеку отдай».
А Богу что? Отдал еще 15 лет человеку, позвал кота и предложил ему 20 лет жизни. Но кот подумал: как это 20 лет мышатину есть, да и отказался от 10 лет жизни — тоже подарил их человеку. С тех пор так и живет человек …
Сначала 20 лет свои проживает — забот и горя не знает. Потом наступают 20 лет лошадиных: работает человек как лошадь, тянет на себе воз — работа, дом, семья…
Следующие 20 лет — те, что корова подарила: «доят» человека дети, внуки… Кто на дачу, кто на машину… А потом собачьи 15 лет живет: дома сидит, дом сторожит, за внуками присматривает да на улицу поглядывает…
А приходят кошачьи годы, тут уж как повезет… Могут, как кота по голове погладить, а могут и под зад ногой пнуть …"
