ТЕМЫ ДЛЯ СОЧИНЕНИЙ, ПРЕДЛАГАВШИЕСЯ ГИМНАЗИСТАМ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА .Для младших классов: * О том, что видела птичка в дальних землях. * История постройки дома и разведения при нем сада. * Великаны и пигмеи лесного царства. Для средних классов: * Замирание нашего сада осенью. * Река в лунную ночь. * Лес в лучшую свою пору. * Встреча войска, возвратившегося из похода. * Дедушкин садик. (для детей 12-13 лет) Для старших гимназистов: * Слово как источник счастья. * Почему жизнь сравнивают с путешествием? * Родина и чужая сторона. * О скоротечности жизни. * Какие предметы составляют богатство России и почему? * О высоком достоинстве человеческого слова и письма. * О непрочности счастья, основанного исключительно на материальном богатстве. * О проявлении нравственного начала в истории. * На чем основывается духовная связь между предками и потомством
«Она была суровой, совсем не ласковой с виду. Не гламурной. Не приторно любезной. У неё не было на это времени. Да и желания не было. И происхождение подкачало.
Простой она была. Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу. И прежде всего — нами, оболтусами.
Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой. Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу.
Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет. В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже — в драму, оперу и балет.
Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы старались, как умели. И капризничали. И воротили носы. И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания.
И ничего не понимали. Хотя думали, что понимаем всё. А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы. В стройотряды. На далёкие стройки. В космос.
Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли. Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны. Издалека.
Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была экономной. Бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ. Предпочитала своё, домашнее.
Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки. Нечасто и немного. Зато все они были отменного качества — и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались.
А она вздыхала. Молча. Она не могла дать больше. И потому молчала. И снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И кормила. И учила. Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались. Мы были недовольны. Нам было мало.
И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз. Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда.
Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла. Она не была идеальной и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно. Но чаще трагически. В нашу пользу.
Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле. И берегла нас, как могла. От всего дурного.
Мы думали, что мы выросли давно. Мы были уверены что вполне проживём без её заботы и без её присмотра. Мы были уверены в этом. Мы ошибались. А она — нет.
Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала. И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив нас на прощанье. Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда.
Вот так и живём с тех пор. Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе. Вдоволь. Счастливы мы? Не знаю. Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда.
Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства.
Спасибо тебе! Не поминай нас плохо. И прости. За всё! Советская Родина».
Из сети
У карты бывшего Союза, С обвальным грохотом в груди, Стою. Не плачу, не молюсь я, А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки, Касаюсь пальцами морей. Как будто закрываю веки Несчастной Родине моей…
Они жили на одной улице. В одном дворе. Человек с дырой в сердце и маленькая полосатая кошечка с рыжим пятном-кляксой вокруг розового носа.
Иногда они встречались взглядами. Бегло. Неуверенно. Словно без спроса нарушая тщательно оберегаемое личное пространство.
Человек с дырой в сердце быстро отворачивался и спешил скрыться в глубине темной комнаты, а меленькая полосатая кошечка еще долго смотрела ему вслед, не находя в себе сил уйти.
Она знала его давно. Человека, что раньше был совсем другим.
Увидела случайно, однажды забравшись на толстую ветку старого дерева, спасаясь от своры голодных собак.
Ветка почти упиралась тонкими отростками в окно второго этажа, где на большом белом подоконнике неспешно умывался старый пушистый кот.
Человек гладил кота. И, кажется, что-то ласково ему говорил. Вот только разобрать слова сквозь толщу прозрачного стекла совсем не получалось.
А потом подхватил несопротивляющегося зверя на руки и унес в глубину комнаты, полностью прячась от жадно наблюдающих за ним желтых глаз.
С того самого дня, каждый вечер, стоило только солнцу закатиться за горизонт, а в окне второго этажа загореться свету, маленькая кошечка ловко взбиралась на ветку и смотрела.
Поджимала натруженные за день лапки под впалый живот и, представляя, как большие сильные руки, бережно обнимающие пушистого кота, точно так же подхватывают ее, счастливо жмурилась.
А потом, словно опомнившись, встряхивалась. Бросала последний, наполненный тоской взгляд на чужое счастье и уходила к старым гаражам.
Именно там, между двумя железными ангарами, прозванными в народе «ракушками», в заваленном ветками и разным мусором узком пространстве было ее укрытие.
Так продолжалось все лето. Днями кошечка выживала. Ловко лавировала между спешащих прохожих, отпрыгивала от автомобильных колес, исследовала мусорные баки в поисках выкинутой людьми еды, а вечерами…
Вечерами вновь и вновь завороженно бежала в сторону растущего у дома дерева. Взбиралась на излюбленную, исполосованную острыми коготками ветку и, не мигая, смотрела в горящее светом окно. Прятала нос под полосатым хвостом и, тихонько мурча, черпала в чужом счастье силы для нового дня.
С приходом осени все изменилось. Пушистый старый кот исчез. Не пришел он на подоконник и на второй день, и на третий.
И только спустя неделю, когда рядом с мусорными баками появилась большая картонная коробка, из которой торчал пожёванный веревочный хвостик игрушечной мыши, которую кот иногда лениво гонял по подоконнику, маленькая кошечка поняла, что случилось несчастье.
И чужой теплый мир, об который она украдкой грелась на протяжении нескольких месяцев, разбился на осколки.
А от расположенного напротив ветки окна впервые повеяло холодом… Теперь человек стоял за стеклом один. Его плечи были опущены, а скользящие по гладкой белой поверхности руки все время сжимались в кулаки.
Кошечка видела, как в его груди, там, где раньше сильно и уверенно билось окутанное пушистым хвостом сердце, разрастается дыра. Как горькие складки некрасивым узором перечеркивают улыбку, а в глубине глаз плещется боль.
И ей отчаянно хотелось сделать хоть что-то. Стянуть дрожащими лапами края разрастающейся в человеке бездны. Свернуться маленьким полосатым клубком в самом центре черной пропасти. Утешить. Вот только…
— Больше никогда, — так сказал человек с дырой в сердце, распахнув однажды створки окна и в упор посмотрев на затаившуюся на ветке полосатую кошку,
— Больше никогда! Потому что я не хочу. Не смогу. Не впущу. И лучше буду жить с дырой в сердце, чем пройду через это еще раз. Слишком больно терять друга. Слишком неправильно. Слишком…
И кошечка ушла. Спустилась неуклюже с ветки, сверкнула наполненной болью теплотой глаз и тенью растворилась в подворотне. Чтобы больше никогда не побеспокоить того, кто отчаянно тонул в своем горе. Того, кому совершенно не было дела до ее глупой надежды и желания спасти.
Зима пришла рано. Ворвалась пушистым снегопадом в усыпанный желтыми листьями двор. Заколола холодными иглами нежные подушечки лап и добавила в прелый, пахнущий осенью воздух, ледяные морозные нотки.
Зиме не было дела до маленькой полосатой кошечки. Зима не знала пощады.С первыми заморозками засопливил розовый, похожий на сморщенный треугольник, нос, заныли худые лапы и даже полосатый гибкий хвост повис безжизненной плетью.
Полоски-шерстинки на некогда блестящей шубке поблекли и совсем не грели скованное холодом тело. Кошечка поняла, что сил совсем не осталось. Конец близок. И больше ни будет ничего.
Она тяжело поднялась на лапы и, пошатываясь, побрела к растущему во дворе дереву.Кое-как забралась на ветку, распласталась по ней полосатой кляксой и устало прикрыла подернутые поволокой глаза.
Маленькое сердечко билось все медленнее, не слушающиеся лапы норовили соскользнуть с покрытой наледью гладкой коры, но кошечка упорно ползла вперед в сторону некогда ярко горящего окна.
Почему-то в ту минуту это казалось ей безумно важным. Необходимым. Правильным. В последний раз взглянуть в глаза стоящего у окна сгорбившегося человека.
Потратить крохи еще теплящихся сил на молчаливую поддержку тому, кто тонул в собственном горе, не замечая ничего вокруг.
Подарить последние мгновения своей жизни ему – человеку с дырой в сердце. Человеку, что больше никогда…
Когда до желанной цели осталось не больше метра, порыв ледяного ветра покачнул натужно скрипнувшую ветку, и не сумевшая удержаться полосатая кошечка камнем полетела вниз…
Человек с дырой в сердце успел в самый последний миг. Подхватил скованное холодом, легкое, словно пух, тельце в метре от промерзшей земли и вместе с прижатой к груди ношей скрылся за металлической дверью подъезда.
Добравшись до квартиры, он укутал дрожащую кошку в теплое махровое полотенце и суматошно заметался по кухне, подогревая холодное молоко.
Человек с дырой в сердце совсем не смог заснуть этой ночью. Он взволнованно прислушивался к слабому дыханию маленькой полосатой кошечки, неуклюже, словно не веря самому себе, проводил руками по виднеющемуся из полотенца худому боку и почему-то плакал.
Человек с дырой в сердце вдруг почувствовал, что там, за грудной клеткой стало нестерпимо горячо.
Он бросил взгляд на подрагивающий кокон из полотенца, откуда слышалось тихое, успокаивающее мурчание, и улыбнулся.
Человек с дырой в сердце стал собой прежним. Ощутил, как расправляются сгорбленные плечи, разглаживаются горькие морщинки у рта, а скованное дыхание выравнивается.
Завтра вечером в его окне вновь загорится свет. А на белом подоконнике, благодарно сверкая глазами, свернется клубком полосатая кошка.
Его новая, любимая кошка. Взмахнет хвостом, бросит быстрый взгляд на небо и зажмурится. Так же, как на другом краю вселенной зажмурится старый пушистый кот.
Кот, которому совсем не страшно будет возвращаться. Ведь его человек не пройдет мимо. Больше никогда.
КОГДА НЕЛЬЗЯ САЖАТЬ и СЕЯТЬ Народные приметы для садоводов-огородников!
— Картофель нельзя сажать на Вербной неделе, по средам и субботам — будет портиться. — Если весна ранняя, то капусту, как и лук сеют на четвертой неделе Великого поста или позже — на пятой. — Если весна запаздывает, то производят посев в последние дни Страстной недели, особенно в субботу. — Подсолнухи лучше сажать в субботу, до восхода солнца или после его захода. Последнее предпочтительнее. При посадке молчат и не грызут семечек. — Как и посев, так и посадка свеклы нежелательны на вербной неделе. — Горох лучше сеять на рассвете, в страстной четверг или субботу, в конце апреля и в начале мая. — Семена для посева моркови лучше замачивать рано поутру. И высевать желательно без посторонних. — Тыкву предпочтительнее сажать в базарный день или во вторник. — Лопаются сережки у березы — пора сеять хлеб. — На иве появились пушистые «барашки» и зацветают нарциссы — пришла пора сеять редис, капусту краснокочанную, салат, раннюю редьку, кольраби. — Картофель сажают, когда цветет бузина, черемуха. Цветет вишня — можно сеять кукурузу. Дуб развивается — время для посева гороха. — Лук — сеянец нужно сажать до того, как, заквакают лягушки. — Распускаются вишни — сейте укроп. — Цветение орешника, фиалки — самый подходящий срок посева моркови и петрушки. — Когда начинает цвести сирень, а на лугу зажелтели круглые головки купальницы, сейте летний кочанный салат. — Лягушка квакает — овес скажет : «Сейте меня». Самый поздний срок посева овса — когда цветут яблони. — Лучший срок посева ячменя — когда лист на дубу размером с копейку. — Рябина зацветает — можно сеять огурцы и помидоры. — Цветение калины напоминает, что надо сажать огурцы и помидоры. — Цветение калины напоминает, что надо сеять тыкву, патиссоны.
ПРОВЕРЕННЫЕ ПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ 1. При высадке рассады помидоров в грунте вложите в каждую лунку жгутик соломы. Корни растения получат больше воздуха и быстрее окрепнут.
2. Перед посевом семена огурцов прогревают на солнце, для получения рассады, – подвесив мешочек у батареи или у печки на 2 недели. Можно прогреть их в термосе с горячей водой, выдержав 2 часа. Перед посевом семена необходимо отсортировать, удалить неподходящие. Сортировку производят в растворе поваренной соли, хорошо перемешав и выдержав 10 минут. Всплывшие семена выбрасываются. Оставшиеся хорошо промываются в проточной воде и обеззараживаются в темном растворе марганцовки, куда их опускают в марлевом мешочке.
3. Корни перца не любят прямого солнечного света, поэтому сажать рассаду надо погуще. Поливать высаженный в грунт перец нужно почаще, но небольшими дозами. Избыточная влажность ему вредит. Полезно подкармливать перец вытяжкой из древесной золы (250 г золы неделю настаивать в ведре воды). Растения будут лучше развиваться и меньше болеть.
4. При высеве семян огурцов, дынь, арбузов, тыквы, кабачков семена в каждую лунку надо класть боком, а не торчком. Когда они прорастут и достигнут фазы трех-четырех листьев, наиболее развитый стебелек оставляют для плодоношения. Чтобы он лучше развивался, остальные стебельки срезают, но не выдергивают. Иначе могут оказаться поврежденными корни оставшегося растения.
