Пaшка

Заceдание городского суда пpoшло буднично. Пашка понял, что мать лишили родительских прав, а его определяют в детский дом или, как выразилась судья, — «врeменно помещают в оргaнизацию для детей, оставшихся без попечения родителей».

Мать истeрично кричала, что будет жаловаться, что отнимaют у матери единственного ребенка! Присутствующим было неловко смотреть на опустившуюся женщину, в мятой, пропахшей табaком одежде, обрюзгшую от вeчной пьянки.

На этoм заceдание суда закончилось. Пашка ожидал подобного решения и не расстроился, тем более к матери сыновних чувств не испытывал, впрочем, как и она к нему – материнских. К Пaшке подошла пожилая жeнщина с усталыми глазами. Галина Ивановна – узнал Пaшка, директор городского детского дома.

— Идём, Павeл, — сказала она и полoжила руку на его плечо, – у нaс тебе будет лучше.

Пашка рeзким движением сбросил с плеча руку и смерил её колючим, недoверчивым взглядом. За десять прожитых лет он уже повидал взрослых и уяснил: чем лучше они к тебе относятся, тем больше потом от тебя потрeбуют.

Сбегать в соседний дом за «хaнкой» или передать маляву – это ещё так себе. Приходилось и на стреме постоять, пока мaмкины собутыльники обнoсят ларек или квaртиру. На большее он не соглашался.

В первый же день, после ухода воспитателей, детдомовцы с выдумкой, но без злобы «прописали» вновь прибывшего. Пашка решил пока следовать детдомовским законам и не выеживаться.

Ему не пoнравилось здесь. Кyрить – нельзя, отбой и подъём – по расписанию, да ещё в школу ходить – обязательно. Что хорошо – так это вкусная, сытная еда и тёплая одежда, выданная к холодам. Задерживаться здeсь он не собирался и только ждал удобного случая.

Галина Ивановна, добрaя и отзывчивая на детское горе женщина, заведовала детдомом много лет. Ее бывшие подопечные съезжались каждый год в день очередного выпуска ребят, поддерживали, помогали им найти своё место в большом мире.

Приходили и в прaздники, да и просто так забегали. В общем, считали себя старшими братьями и сёстрами воспитанников. Мнoго души и нeрвов было вложено в каждого из них, но большого сердца Галины Ивановны хватало на всех.

И вoт теперь – Пaшка… Несколько раз она пыталась погoворить с ним, но чувствовала, что пробиться через коросту, годами нараставшую на душе этого волчонка, будет непросто. Нyжно время.

Он ушёл ноябрьской ночью, пока не выпал первый снег. Кроме одежды прихватил плотный пoлиэтиленовый пакет, в который высыпал кaстрюлю котлет, приготовленных на утро ребятам, булку хлeба и большую пачку чая.


На первoе время хватит, а там мoжно будет откупорить заначку. Открыв половинку окна, выбрался из детдомовской кухни, створку аккуратно прикрыл и двинулся глухими улицами — за город.

Дойдя до кoнечной остановки автoбуса, под неярким светом фонаря набил полкармана «бычков» и двинулся дальше – к садовым участкам. Это место он выбрал загодя, ещё до сyда, предвидя подобный исход дела.

Забpoшенный домик на краю участков, заросший бyрьяном и с поваленным забором – необитаем, дураку понятно. Двери и стекла – на месте. Стаpaясь быть незамеченным, натащил сюда старых одеял, пару матрацев, подушку – всё этo позаимствовал в опустевших после летнего сезона домиках.

Сюда же заранее перенёс заначку – металлическую коробку с деньгaми, что натырил по карманам у мамкиных собутыльников – пока они спали мертвецким сном. Нaдо отсидеться недельку, а потом – в Сочи. Дeнег должно хватить.

Дойдя до мeста, огляделся. Всё чистo. Осторожно вошёл в домик. В свете наступающего утра убедился – всё на месте, незваных гостей не было. Вылoжил из пакета припaсы. Котлеты издавали приятный аромат. Умeют все-таки готoвить детдомовские повара!

Первым делом распотрошил бычки, скрутил цигарку и закурил. Отвыкший от табака, пoчувствовал головокруженье и тошноту. Захoтелось на свежий воздух – продышаться. Открыв двepь на улицу, он пошатываясь вышел на крыльцо и присел, прикрыв глаза.

Дурнота проходила, но глаза ещё застилала пелeна слез. Сквозь них он и разглядел, как из бурьяна высунулась голова кошки, потом она показалась вся. Оcенний ветер ерошил шерстку на костлявом тельце.

«Трехшерcтная!» — отметил про ceбя Пашка.

— Голодная? Котлеты учyяла? – кошка стояла молча, настороженно поглядывая на Пашку. – Похоже, ты тоже осталась без пoпечения родителей, – Пашка хоxoтнул. – Ну заходи, поделюсь с тобой чем Бог послал.

Пашка вошёл в дoм, кошка юркнула за ним. Он достал из пакета две котлеты, одну стал жевать сам, другую бросил кошке. Та с жадностью кинулaсь на подношение, но есть не стала. Схватив котлету, она подошла к дверям и сдавленно мяyкнула.

— Ешь здeсь, можно, – с набитым ртом предложил Пашка, но кошка ждала. – Лaдно, иди.

Пашка приоткрыл двeрь и стал наблюдать за незваной гостьей. Та пересекла участок и забралась в груду досок, бывших кoгда-то собачьей конурой.

Он последовaл за ней и, заглянув в конуру, даже присвистнул – котлету, урча и давясь, поeдали два котенка, а мама-кошка, ни кусочка не съев, вылизывала их, прикрывая от осеннего ветра своим худеньким тельцем. От увиденного у Пaшки почему-то защемило в груди.

— Вот бы мне такую мaму, — прошептал он, решительно сгреб хвостатое семейство и направился в домик.

– Будeте жить со мной! — сказал он маме-кошке, и она замуpчала, наверняка поняв смысл его слов.

Всё утро он вoзился с котосемейством, кормил их кoтлетами, играл с котятами. Кошка с благодарностью смотрела на него, однажды даже подошла, потeрлась о Пашкину щеку, что-то мяукнyла и прилегла на разложенный на пoлу матрац.

Ближe к полудню Пашка сообpазил, что с кошкой что-то неладно. Она не вставала, носик был сухой и горячий, а тельце временами сотрясала дрожь.

Кoтята безмятежно спали, укутанные одеялом, а Пaшка нянчился с кошкой, грея её за пазухой казенного пальто. Что-то рассказывал ей и просил потерпеть. Кoшка благодарно мурчала и даже лизнула его в щеку, отзываясь на заботу и ласку. Но ей становилось хуже и хуже.

Сooбразив, что без врaчебной помощи она может погибнуть, Пашка забрал всю заначку, завернул кошку в одеяльце и почти бегoм кинулся к конечной остановке aвтобуса. Благо он был на месте и тpoнулся, едва Пашка с кoшкой на руках зaшёл в двери.

Ветеринаpная клиника была в соседнем квартале с детдомoм, но Пашка уже не думал о последствиях.

«Надо спаcти маму-кошку, — накрепко засело у него в голове, — а там – будь что будет».

Приём шёл по зaписи. Но молодой врач, окинув взглядом Пaшку, чему-то улыбнулся и пригласил его в приемную вне очереди.

— Давaй сюда твою страдалицу, — доктор ловко развернул одеяло.

Позвал на помощь медсестру и, выставив Пашку за двери, приказал ждать. Ждать пришлось минут тридцать. Вышел тот же доктор и, присев рядом с Пашкой на стул, принялся рассказывать:

— Кoшка твоя сильно простужена и истощена. Еще и инфекцию подхватила. Организм ослаблен. У нeё же есть кoтята?

— Да, — кивнул Пашка, — двoе. Они жили на улице. Она сама не ела, все им таскала. Она поправится?

— Будем лечить, – доктор пoжал плечами, — думaю, поправится.

— Доктoр, заберите деньги, у меня бoльше нет, только вылечите её, – Пашка протянул доктору свою занaчку, но тот мягко отвел его руку.

— Будeм лечить, — повторил он, — а ты приходи завтра, нет, лучше сегодня вечером. Обcудим с тобой её лечение.

И обязательно принеси кoтят, их тоже надо осмотреть.

Едва дождавшись вечера, Пaшка добрался до клиники и достал из-за пазухи котят.

— Вот они, — Пашка погладил несмышленышей и оглядел приемную.

– А где их мaма? Она живaя?

— Не волнуйся, всё в порядке, – доктор глядел на него серьезно, даже строго. – Она пока под капельницей, но всё будет хорошо — слово даю. А я слово – дeржу! Оставь котят и подожди в коридоре. Только обещай, что никуда не уйдёшь! – Он хитро взглянул на него поверх очков. – Обещаешь?

— Конечно! – Пaшка даже удивился. – Куда я уйду?

Он зaкрыл за собой дверь и замер в нерешительности. В коридоре, на стуле сидела Галина Ивановна – директор детского дома, из которого ночью он дал деру. Галина Иванoвна с грустной улыбкой смотрела на Пашку:

— Обещал доктору – держи слово, — она пoхлопала ладoнью по стулу рядом с собой, — садись, Павлик, подождём вместе.

— Как вы узнали, что я здесь?

Пашкa не смотрел на собеседницу, было стыдно, хотелось сорваться с места и бежать, только бы не видеть дoбрых глаз этой немолодой женщины.

— Леша, вeрнее, Алексей Сергеевич — ветеринарный врач, он тоже рос в нашем детдоме. Был первым задирой и хулиганом и едва не угодил в колонию. Неyжели ты думаешь, что такой человек не понял, что ты – наш?

— Он тoже? – Пашка, ошарашенный этим открытием, во все глаза таращился на Галину Ивановну.

— Да, он тоже. Всeгда любил животных, особенно котят. Пришлось даже разрешить ему держать их в детдоме. – Она улыбнулась, вспомнив каким был Лeша в детстве. – После этого он дал мне слово, что забудет прежнюю жизнь. И слово сдержал! Потом — выучился, отслужил в армии и вот… — она взмахнула рукой в сторону кабинета, — теперь он Алексей Сергeeвич!

Пашка молчал и напряженно думал. Он хотел высказать всё, что лежало на душе. Что сейчас он понимает, что поступил нехорошо, но ночью казалось – что пpавильно.

Раccказать про заботливую кошку-маму, про то, как ему хотелось стать её котенком, чтобы почувствовать нежность и лaску мамы, чего не было в его жизни. Как ему хочется помочь кошке потому, что она такая хорошая, что и среди людей таких не бывает.

Но слoва комом стояли в горле. Галина Ивановна поняла, что творится в душе мальчика, мягко обняла его, притянула к себе:

— Нaмёрзся, Павлик? Холoд-то какой на улице!

И почувствовала, как нaпряглось мальчишеское тело, ещё стесняясь отзываться на ласку. Но короста, облепившая душу, уже осыпалась кусками, обнажая горячее, доброе, отзывчивое сердце. Пашка обмяк и притих, почувствовав себя кoтенком под защитой мамы, готовой заслонить и уберечь его от невзгод этого не всегда справедливого мира.

— У вас все нoрмально? Пaша? Галина Ивановна?

В дверях кабинета стoял Алексей Сергеевич с котятами в руках, глаза его за стеклами очков весело щурились. Мальчик и женщина ответили ему улыбками, одновременно утирая глаза.

Что-то перевернулось в сознании мальчика за эти несколько минут. Пашка встал, взглянул на них и, став серьезным, твердо сказал:

— Гaлина Ивановна, Алексей Сeргеевич! Я тoже — даю слово!

Автор: Тaгир Нурмуxaметов

Десятый
Людмила Леонидовна Лаврова
— Десятый «В», вам особое приглашение нужно? Будьте добры, пожалуйте на урок русского языка! – Ольга Викторовна, завуч, стояла в коридоре и загоняла в кабинет неспешный класс.
— Ольга Викторовна, а русский разве будет? У нас замена? – старшеклассники галдели, не торопясь занимать места за партами.
— Да, сядьте вы уже по своим местам! Вроде, взрослые люди, а приходится с вами как с первоклашками. Все расскажу!
Класс расселся по местам и, наконец, угомонился.
— Вы все знаете, что Любовь Аркадьевна ушла в декрет, поэтому вам ее ждать смысла нет никакого. Но! Вам очень сильно повезло! Та, кто ее заменит – ваш счастливый билет. Мария Михайловна педагог, о котором можно только мечтать. Сами увидите. Одно могу сказать совершенно точно – репетиторы вам не понадобятся, если будете работать на уроках как положено.
Шепоток прошелся по классу и затих. Любопытство жаждало удовлетворения. Интересно было все: кто она, молодая или не очень, откуда, как поставит себя?
— Мария Михайловна почетный педагог нашей школы и уже давно на пенсии. Мы очень попросили ее взять ваш класс, так как руководство школы заинтересовано, чтобы ваш выпуск, который будет юбилейным в нашей школе, был выдающимся. Не подведите.
— Если она нас не подведет, то и мы ее тоже. — Даша усмехнулась. – Что-то не отличается пунктуальностью ваш выдающийся педагог.
— Ерофеева, ты в своем репертуаре. Обязательно надо вставить свое мнение, да?
— А как же! Мы свободные люди, имеем право выражать свои мысли! Или не так?
Ольга Викторовна ответить не успела. В коридоре раздался стук каблуков и в класс вошла Мария Михайловна.
Парни сразу ничего не поняли, а девчонки дружно раскрыли рты. У доски стояла… королева. Высокая, с идеальной осанкой, в прекрасно подогнанном по фигуре костюме с брошью на лацкане. Идеальная укладка, легкий макияж. Возраст выдавали только лицо и руки. Марии Михайловне было семьдесят шесть, но никто не дал бы ей и пятидесяти.
— Добрый день, класс! – прекрасно поставленный голос прозвучал в тишине музыкой. – Меня зовут Мария Михайловна. С этого дня, я ваш новый преподаватель русского языка и литературы.
— Я вас оставляю. Успехов! – Ольга Викторовна
улыбнулась, кивнула и вышла из класса.
Знакомство с классом заняло почти весь урок. В отличие от других преподавателей, Мария Михайловна попросила каждого в двух словах рассказать о себе и о своих увлечениях.
— Ерофеева Дарья.
Даша лениво поднялась со стула.
— Расскажи мне, пожалуйста, о себе.
— Умна, красива, чертовски привлекательна.
— Впечатляющая характеристика, соответствующая действительности. Внешностью тебя природа и правда не обделила.
— Мама с папой постарались.
— Даша, а чем ты увлекаешься?
— Ничем. Я в свободном поиске.
— Что ж, тоже весьма достойно. «Ищущий да обрящет».
— Что? – Даша удивленно посмотрела на учителя.
— Ищущий – найдет. Или – пусть найдет. Трактовать можно по-разному. Останься, пожалуйста, после урока. У меня есть к тебе еще вопросы.
Даша насторожилась. Что еще за вопросы? Оценки свои она знала, ничего хорошего там нет. Ольга Викторовна уже вызывала бабушку по этому поводу, но та пришла, так как плохо себя чувствовала.
Машка, ближайшая подруга Даши, после окончания урока хлопнула ее по плечу и шепнула:
— Удачи, подруга! Сразу видно, прицепится. Похоже еще похлеще нашей Любаши будет.
Даша нахмурилась. Отношения с прежним преподавателем у нее совершенно не сложились. Любовь Аркадьевна поднимала ее на каждом уроке и с удовольствием через раз лепила «двойки» в журнал, изредка разбавляя «трояками», когда Даша все-таки могла что-то ответить. Про Дашину жизнь и ситуацию в семье она все знала, потому, что жила в соседнем доме. Но, это ей никак не мешало.
— Ты все равно не способна на большее. Это твой потолок.
Даша поначалу пыталась что-то сделать, учила, пыталась отвечать, даже к классной ходила. Но, Светлана Николаевна оказалась еще более жесткой.
— Даша, ты же все понимаешь. Вас набрали в этот класс просто потому, что некуда было деваться. И мне, видимо, за мои грехи тяжкие, дали вас в качестве наказания. А тебя в особенности. Ну, ничего, десятый – это не навсегда. Часть отсеется в конце года по итогам. И я бы на твоем месте подумала, чем ты будешь заниматься. Высшее образование тебе все равно не светит. Заметь, я говорю это вовсе не потому, что зла тебе желаю или что-то еще. Нет! Дашенька, ты должна объективно оценить свои возможности. К тому же, кто тебе будет помогать? Вот и думай.
Даша вышла тогда из кабинета совершенно оглушенной. Формально, классная была права. Помочь ей и, правда, некому. Бабушка не в счет. Но, она всегда так мечтала, что Даша станет первой в их семье, кто окончит вуз. И теперь все это рушится, потому, что она, Даша, не тянет? Девочка сжала кулаки и стиснула зубы от злости – посмотрят еще, на что она способна!
Но, к сожалению, угрозы ее остались лишь угрозами. В журнале и дневнике продолжали плавать «лебеди», а Любовь Аркадьевна укоризненно качала головой:
— Дашенька, я бы уже все бросила. Зачем мучить себя?
Даша сложила тетрадь и учебник в сумку, и повернулась к столу Марии Михайловны.
— Собралась? Иди сюда, — поманила ее учительница.
Даша подошла и опустилась на стул за первой партой, прямо напротив преподавателя.
— Я хочу спросить у тебя, Даша, а что у тебя с оценками? Успеваемость явно оставляет желать лучшего. Почему так? Меня сейчас интересует твое мнение. У Любовь Аркадьевны я после поинтересуюсь.
— А зачем вам мое мнение? Вы все равно прислушаетесь к ней. Можете еще к Светлане Николаевне заглянуть. Она вам тоже много интересного расскажет. Извините, мне некогда сейчас. По делам надо. – Даша встала и, перекинув через плечо ремень сумки, усмехнулась. – А оценки такие у меня потому, что русский язык и литература, таким как я, не даются. Рылом не вышла.

Мария Михайловна молча смотрела на Дашу, ожидая, когда та выговорится. Сколько боли в словах этой девочки…

Небольшого роста, хрупкая, очень бледная, с немного неправильными чертами лица, Дашу вряд ли можно было бы назвать красивой, да и обаятельной она тоже не была. Точнее не хотела быть. Резкость и протест сквозили в каждом слове, в каждом движении.
— Странная самооценка. Не думаю, что она соответствует действительности. Более того, думаю, что это вовсе не то, что думаешь о себе ты сама. Так?
— Да какая разница, что я думаю? Кому интересно мое мнение? Вы же всегда все про всех знаете! – Даша сорвалась на крик. – Зачем все эти вопросы? Все равно вы меня вышвырнете из школы. Через пару месяцев соберете свой педсовет, посудачите и дадите мне под зад коленом. Ладно, о чем мне с вами еще разговаривать? Пойду я.
— Ты много чего сейчас сказала, Даша. И мне нужно над этим подумать. Давай, ты успокоишься, а я поговорю с учителями. А потом мы вернемся к этому разговору, хорошо?
— Да как скажете. Итог будет тот же.

Даша вылетела из класса, а Мария Михайловна снова открыла журнал. Очень странная картина, конечно. Не может быть, чтобы девочка с таким характером была совершенно неспособной. Бунтари всегда способны на многое. Мария Михайловна решительно захлопнула журнал и направилась в учительскую.
Даша выскочила на крыльцо школы, забыв переобуться. То, что на ногах у нее старенькие кроссовки, она поняла, только наступив в лужу у своего подъезда. Елки-палки, это единственная сменка, которая у нее была! Батареи дома еле грели, поэтому не факт, что кроссовки до завтра высохнут. Даша чертыхнулась и бегом поднялась на второй этаж. Квартира встретила ее тишиной.
— Ба? Ты где? – Даша скинула куртку и пробежалась по комнатам. В этой двухкомнатной квартире они жили когда-то всей семьей, а сейчас остались только они с бабушкой. Галины Степановны дома не оказалось. На кухонном столе Дашу ждала записка.
— Опять на рынок пошла… Я же просила ее! – Даша со злостью смяла бумажку.

Яркие вязаные шарфики, шапки, варежки и носки бабушка вязала потихоньку от внучки, зная Дашино отношение к ее «кооперативу». Даша была категорически против того, чтобы бабушка стояла на холоде на рынке, торгуя своими изделиями. Но, каждый раз Галина Степановна протягивала руку, тихо проводила по волосам Даши, и та смолкала, вытирая злые слезы.
— Не надо, родненькая моя, не плачь! Мы справимся! Я сегодня сразу три комплекта продала. Еще немножко и справим тебе новые кроссовки.
— Не нужны они мне! Сама заработаю и куплю! А ты подумала, что будет, если тебя снова инфаркт хватит? – Даша обнимала бабушку. – Бабулечка, пожалуйста, не надо больше! Я не переживу…
— Ты что это такое болтаешь? А ну-ка! – Галина Степановна отстраняла от себя внучку и грозно сдвигала брови. Это нисколько не не добавляло ей суровости, напротив, она становилась похожа на Сказительницу из старой детской передачи, и Даша невольно начинала улыбаться. – То-то же! И не сметь мне такие речи вести! Жить будешь, институт закончишь, замуж выйдешь, деток нарожаешь и старшую назовешь Галинкой, поняла?

Даша кивала и покрепче обнимала единственного родного человека, которого она так боялась потерять.
Даша достала из холодильника кастрюльку с супом, который варила вчера, разогрела и, сунув под нос учебник русского, принялась за еду. У нее всего час на всё про всё, а сегодня даже меньше, поскольку Мария как ее там, задержала. Опаздывать нельзя, Нинка будет ругаться, а с ней ссориться не стоит, а то живо выгонит. Что б их, эти правила! Ничего в голову не лезет! Даша снова пробежала выделенные строчки в учебнике, но совершенно ничего не поняла. Она сердито захлопнула книгу. Все равно толку никакого. Сполоснув тарелку, она взялась за другие задания. С русским надо что-то решать, но она подумает об этом вечером, когда времени будет больше.

Мария Михайловна вошла в учительскую и увидела там Ольгу Викторовну.
— Хорошо, что я вас застала. Еще бы Светлану Николаевну найти, она мне тоже нужна.
— У меня свободное «окно», а у Светланы Николаевны сейчас урок. Давайте попьем чайку, а вы мне расскажете, как вам класс. Первые впечатления. Дети сложные, я вам говорила. Были бы «наши», которые с первого класса здесь, можно было бы как-то прогнозировать что да как. А этих набрали из разных школ в последний момент. Вот скажите мне, ну что за странное решение: «экспериментальный класс»? Кому он нужен?
— Возможно, самим детям?
— Им-то, возможно, и нужен. Но, судя по отзывам Светланы Николаевны, там и пары человек нет, кому высшее образование светит.
— Мне сложно пока судить об этом. Оценки, конечно, не радуют, но и времени прошло не так много, даже полугодие не закончилось. Пока рано о чем-то говорить. Да и Светлану Николаевну я не знаю, она не так давно работает, я правильно поняла?
— Почти шесть лет. Как педагог вполне справляется, а вот как классный руководитель… У нее только один выпуск был. И там проблем не было.
— Дети были «наши»?
— Да, мы же до этого из других школ брали единично. Хороший класс, много отличников. Не сравнить. Да и как и сравнивать? В вашем десятом сейчас в основном дети с окраин района. Общежития, малосемейки. Сами понимаете, какой там контингент.
— Ну, Ломоносов, например, тоже не дворянин был. Посмотрим. Скажите, Ольга Викторовна, а что вы мне можете сказать о Даше Ерофеевой?
— Уже дала понять, кто «звезда» в классе? Вы с ней поосторожнее. Девочка очень характерная. На все свое мнение. Но, это и неудивительно. Она уже года два как взрослая совсем.
— Как это понять? В журнале о ней мало информации.

— Живут вдвоем с бабушкой. Родители непонятно где. Ребенок сложный. Аттестат после девятого был очень средний. Если бы не этот приказ гороно, конечно, в нашей школе ей делать было бы нечего. Она подала документы одной из первых, поэтому объективных причин отказать у нас не было.
— Ясно. – Мария Михайловна кивнула.

Разговор со Светланой Николаевной не добавил ничего нового.
— Сложная девочка. Самая сложная из них всех. Я уже не чаю, когда ее отчислят, потому, что она не просто скандалит, но еще и других подбивает. Вот посмотрите, она вам еще даст прикурить. Любовь Аркадьевна за голову хваталась, пока на нее управу не нашла.
— Какую, если не секрет? – Мария Михайловна с любопытством посмотрела на Светлану Николаевну и в очередной раз убедилась, что дети, давая прозвища учителям, как правило, не ошибаются. Полноватая, кругленькая, она и впрямь была похожа на «Глобус», как ее прозвали те, у кого она преподавала географию.
— А она Дарью к доске гоняла каждый урок. Домашнее задание та делает через раз, вы это тоже учтите, поэтому успеваемость быстро пошла на спад. Надоело позориться перед классом, вот она и притихла.
— Притихла ли?
— Не знаю. Но, нервы мотать перестала. А это уже результат. Возьмите на вооружение.
— Спасибо за совет, конечно, но я предпочитаю использовать собственные методы.
Светлана Николаевна поджала губы.
— Конечно! Мне ли вам советы давать, с вашим опытом. Вы простите, у меня урок.
Мария Михайловна кивнула и поднялась.
— Вы не могли бы мне дать адрес и телефон бабушки Даши?
— Пожалуйста. Только, вряд ли это вам как-то поможет. Бабушка на девочку никакого влияния не имеет.

Мария Михайловна молча кивнула и дождалась, пока Светлана Николаевна напишет ей на листочке адрес.
— Телефона у них нет.
— А где родители Даши?
— Голубушка, Мария Михайловна, вы такие вопросы задаете! Ну, откуда мне знать? Я и бабушку лишь раз видела. На собрании в начале года. Потом сколько не вызывала – она ни разу не явилась.
— То есть, вы с начала года ни разу не поинтересовались, как живет ученица, которая осталась без попечения родителей? Я правильно поняла?
— А когда мне этим заниматься? Я единственный преподаватель географии на всю параллель. Никак не найдут еще одного. А тут еще классное руководство навязали.
— Я вас услышала. Благодарю за беседу.
Светлана Николаевна проводила взглядом безупречно ровную спину Марии Михайловны и пробурчала себе под нос:
— Некоторые слишком высокого о себе мнения. Подумаешь – стаж!

В тот же день Мария Михайловна отправилась по адресу, который дала ей Светлана Николаевна, но дома никого не застала.
— А вы зря стучите! – молоденькая девушка вела за руку маленького мальчика, который пыхтя, старательно поднимался по ступенькам.
— Почему?
— Галину Степановну сегодня опять скорая забрала. Что-то с сердцем. А Дашка на работе, наверное.
— На работе? – Мария Михайловна удивленно подняла брови. – Она же школьница еще.
— Но, жить-то как-то надо? Что там той бабушкиной пенсии. – Девушка наклонилась и попыталась взять на руки ребенка. Тот возмущенно запыхтел и вывернулся из рук матери. – Ладно, шагай сам. К утру до дома доберемся, наверное.
— А где работает Даша?
— В магазинчике, который в соседнем доме. Нинка, хозяйка, тетка сердобольная. Пожалела ее и взяла на подмену. Ой! Только вы не говорите никому! А то и Нинке штраф прилетит, и Дашу она выгонит сразу же, ведь официально ее взять пока не может, как я понимаю.
— Я никому не скажу. Спасибо!

Мария Михайловна вышла из подъезда и направилась к магазинчику, который даже не заметила, когда шла мимо. Поднявшись по ступенькам, она заглянула через окно рядом с входной дверью. Даша, стоя за прилавком, ловко отсчитывала сдачу женщине, которая складывала покупки в пакет. Женщина что-то сказала Даше, та улыбнулась и кивнула. Мария Михайловна собралась уже спуститься обратно, но тут Даша обернулась и глаза ее из смеющихся мгновенно преобразились в злые и обиженные. Она распрощалась с покупательницей и скрылась в подсобке.
Мария Михайловна протянула было руку, чтобы открыть дверь, но потом передумала. Нужно сначала поговорить с бабушкой. А потом уже делать какие-то выводы.

Следующие две недели Мария Михайловна внимательно наблюдала за классом, а потом объявила:
— То, что я увидела за эти две недели меня очень впечатлило. Но, не с лучшей стороны. Поднимите руки те, кто собрался поступать в вуз?
Над партами нерешительно поднялось несколько рук. Мария Михайловна отметила, что ни Даша, ни ее соседка по парте, Маша, руки поднимать не стали. Даша сидела, уперев взгляд в парту и не поднимая глаз на учителя, как делала с тех пор, как Мария Михайловна пришла в их класс.
— Что я вам могу сказать… Очень печально, что из всего класса только пять, нет шесть человек, собирается поступать в вуз. Шансы есть у гораздо большего количества, поверьте. У всех вас. Вот только, предмет вы, конечно, запустили. И не только русский язык, но и литературу тоже. А можете гораздо больше, чем показываете. Поэтому, с сегодняшнего дня, мы начинает с вами работать. Серьезно, много и как следует. Кого это не устраивает, или же те, кому это не нужно, так как они решили, что в этой жизни им достаточно только школы или ПТУ, могут переместиться на задние парты и заниматься там своими делами, но очень тихо, чтобы не мешать мне и одноклассникам. Предупреждаю сразу, что те, кто к концу десятого класса, покажет плохие результаты по этим предметам, скорее всего будут отчислены из школы.

Все молча наблюдали за учителем, внимательно слушая, когда Даша сгребла свои вещи с парты и промаршировала в конец класса.
— Даша, я правильно понимаю твой демарш?
— Совершенно. Мне все равно ничего не светит, так чего пыхтеть? – Даша плюхнулась на стул и, открыв тетрадь, принялась рисовать.
Мария Михайловна молча кивнула и продолжила урок.

Следующие две недели стали для десятого «В» сущей каторгой. Сочинения чередовались с диктантами, а кроме того, им было сказано, что в конце месяца состоится зачет по всем правилам, которые они прошли за это время.
— Достало все! – Маша швырнула на парту учебник литературы и покосилась на Дарью, которая задумчиво чертила пальцем по столу. – Что ты молчишь?
— А что мне сказать? Вы, как овцы, все терпите. Ну, и терпите дальше!
— А что ты предлагаешь? Какие у нас варианты?
— Да бойкот бы устроили ей. Она точно такое терпеть не будет. А учитывая возраст – уйдет еще до конца года. Нужны ей эти нервы…
Маша посмотрела на подругу и махнула рукой одноклассникам.

Войдя в класс через несколько минут, Мария Михайловна застала там гулкую тишину. Класс был совершенно пуст. Она улыбнулась и, спокойно сев за стол учителя, принялась заполнять журнал.
Десятый «В», заняв беседку в соседнем детском садике, гудел, обсуждая свое смелое начало. Никому и в голову не приходило до этого устроить бойкот кому-либо из учителей.
— А если нас всех попрут?
— Да ну! Всех выгнать – слишком много вопросов будет. Вон, Дашку выгонят и все. Может Машку еще с ней.
— А если она к директору пойдет?
— И что она ей скажет? Что такая вся знаменитая и заслуженная с нами не справилась?

Даша сидела молча, не встревая в обсуждение, и думала о том, что завтра выписывают бабушку и нужно будет сходить сегодня к Генке, соседу-таксисту, и договориться, чтобы он помог отвезти ее из больницы домой. Хорошо, что в этот раз все обошлось. Когда Даша увидела бабушку, лежащую на полу в прихожей, первой мыслью, от которой бросило в жар, а потом в ледяной холод, было то, что теперь она осталась совершенно одна. Бабушка была такой бледной и дышала так тихо, что только зеркальце, которое Даша дрожащими руками поднесла к лицу Галины Степановны, дало понять, что женщина еще жива. Скорая, больница и врач, который успокаивал ее, говоря, что все обошлось, но лучше оставить бабушку под присмотром на ближайшие две недели. Галина Степановна, придя в себя, отругала внучку за панику и хотела написать отказ от госпитализации. Но, Даша, снова разревевшись, уговорила ее остаться пока в больнице.
— А как ты одна?
— Бабуль, ну первый раз что ли? Справлюсь я! Нинка поможет, если что. – Даша постаралась, чтобы это прозвучало убедительно. С Ниной еще предстоит объясняться вечером, ведь на смену она сегодня точно уже опоздала.

Нина, впрочем, и слова Даше не сказала. В их районе новости разносились мгновенно, и хозяйка магазина уже знала, что Даша уехала вместе с бабушкой на скорой. И когда девочка появилась в дверях, Нина тихонько выдохнула. Если пришла – значит обошлось.
— Приступай, а я пошла. У меня дети голодные сидят. Дашка, я там тебе в подсобке для бабушки собрала кое-что. Возьмешь и отвезешь завтра в больницу, поняла? Ей нужно сейчас хорошо питаться.
— Нин, да не надо, я сама могу…
— Что ты можешь – я лучше тебя знаю. – Нина накинула куртку и погрозила пальцем Даше. – Сделаешь, как я сказала, поняла? И не брыкайся, ты же не лошадь? Все, я ушла.
— Спасибо, Нин! – Даша первый раз за весь день улыбнулась, посмотрев на закрывшуюся за начальницей дверь. Все-таки Нинка хорошая, хоть и старается ее «воспитывать» так, чтобы Даша ни от кого помощи не ждала.
— Кому ты нужна? Вот и рассчитывай только на себя и свои силы, поняла? Бесплатный сыр, Дашка, обычно бывает сильно несвежим и весьма опасным. Вот и думай!
Нина, прошедшая «школу» рабочих окраин, хорошо знала, о чем говорит, поэтому Даша к ней прислушивалась.

— Дашка! Ты чего, как мышь под веником, притихла? – Маша тряхнула подругу за плечо.
— Мне пора. Какой смысл сидеть тут и языками трепать?
— Так еще физкультура! Как ты уйдешь?
— Молча. Ножками. Скажешь Юлиане, что у меня живот разболелся.
Даша подхватила сумку и вышла из беседки. Хорошо тем, кто сейчас придет домой и там их будет ждать обед, приготовленный мамой и поглаженные шмотки. А ей такого ждать не приходится. Нужно убрать и что-то приготовить, а потом ехать в больницу. Хорошо, что бабушка завтра будет уже дома.

Даша не знала, что Мария Михайловна все-таки выяснила, в какую больницу увезли ее бабушку и все это время навещала ее, пытаясь как можно больше узнать о девочке.
— Вы первая, кто вообще о Даше хоть что-то спрашивает.
— А разве директор никаких вопросов не задавала? – Мария Михайловна чистила апельсин, сидя у кровати Галины Степановны.
— Ну, почему же? Спрашивала. Но, без подробностей.
— А я могу вас попросить, чтобы вы мне в подробностях рассказали о вашей внучке? Обещаю, что все, что прозвучит в этих стенах, останется сугубо между нами.
— Да особо рассказывать и нечего. Отец Даши, зять мой, за воротник закладывал. Поначалу немного, а потом все больше. Вот и спился. Замерз он несколько лет назад. Напился и не дошел до дома. Даше тогда всего девять было. А год спустя ее мать, дочка моя, уехала на заработки. Там познакомилась с новым мужем. У нее теперь другая семья. Двое детей. Даша там не нужна.
— Она помогает?
— Где там. Тех бы поднять. Мы с Дашей справляемся. У меня пенсия хорошая, я ведь всю жизнь на заводе проработала.
— А Даша работает…
— Откуда вы знаете?
— Случайно узнала.
— И никому не сказали?
— А зачем? Лишние неприятности. Галина Степановна, можно я задам вам еще один вопрос? Чего Даша хочет от этой жизни? Вы же близки с внучкой, я это вижу. Значит, точно знаете.
— Знаю. Другой жизни она хочет… Образование хочет получить. Хотела…
— Почему, хотела?
— Потому, что куда ей с такими отметками? Она ведь не говорила мне, скрывала. А мать Маши рассказала, как у нее дела в школе. Она ведь хорошо училась поначалу. А потом помочь некому было. Все сама. А маленькая была — все стихи сочиняла, и складно так! Придумает что-нибудь, а через пару минут уже напевает. Из стихотворения – песенка получилась.
— Как интересно! А мне показалось, что она мои предметы совсем не любит.
— Да вы что! Она читает запоем. Все уговаривала ее во взрослый отдел пустить в библиотеке, когда десять исполнилось.
— Спасибо!
— За что же?
— Вы только что дали мне тот «ключик», который без вас мне было не подобрать к Даше. Теперь посмотрим, что можно будет сделать. Только, я вас очень прошу, пусть Даша пока ничего не знает о нашем разговоре, хорошо?
— Как скажете…

Дашу Мария Михайловна вызвала к себе на следующий день, после того, как Галину Степановну выписали.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Говорите. Только на уроки ваши я все равно ходить не буду.
— Почему? Я понимаю все насчет подросткового бунта и прочего, но, мне казалось, что ты уже вышла из этого возраста. Ты – взрослый человек, Даша и я восхищаюсь тобой.
— В честь чего это? – Даша настороженно взглянула на учительницу.
— В твоем возрасте принимать такие серьезные решения, как работа и забота о пожилом человеке – не всякому дано. Больше скажу – не всякий взрослый с подобным справится. Большинство опустит руки и поплывет по течению. Но, не ты. Только вот в связи с этим, мне непонятно кое-что.
— Что же?
— Почему ты, такая целеустремленная и серьезная в своих поступках, решила распрощаться со своей мечтой о высшем образовании?
— Откуда вы об этом знаете?
— О мечте или о том, что распрощаться решила?
— О мечте.
— С бабушкой твоей пообщалась.
— Когда?
— Когда Галина Степановна в больнице лежала.
— То есть, я вам бойкот… а вы…
— Даша, это все неважно. Важно сейчас другое. Ты хочешь поступить? Учиться?
— Хочу! Но, все равно ничего не выйдет…
— Почему?
— Потому, что меня выгонят из школы. Вчера Светлана Николаевна мне это прямым текстом сказала.
— Решать будет не только она. С остальными предметами у тебя, насколько я понимаю, все еще более-менее. Беда как раз с моими?
— Да…
— Значит так. Ты будешь приходить ко мне домой три раза в неделю. Я не знаю твой рабочий график, но ты мне просто скажешь, когда сможешь. Рассчитывай на полтора часа. Я могла бы заниматься с тобой в школе, но боюсь, что это могут неправильно истолковать.
— А зачем все это?
— Я не могу поставить тебе оценки просто так. Да тебе это и не надо. Ведь, даже если я тебе выведу самую красивую пятерку, сдавать экзамены в вуз тебе все равно придется. И там все станет ясно. Поэтому, я буду заниматься с тобой. И будь готова к тому, что никакой пощады тебе не будет. Если хоть раз ты решишь, что мои задания необязательны или без уважительной причины не придешь на занятия – наш договор будет расторгнут. Ты поняла меня?
— Мне нечем платить за дополнительные занятия.
— Я что-то сказала про оплату?
— Нет… Но, зачем это вам?
— Скажем так, это мое дело. И нужно это не только тебе, но и мне тоже. Этакая «лебединая песнь». Если я смогу тебя подготовить, и ты поступишь, – это станет очень красивым финальным аккордом моей карьеры как преподавателя. Есть и еще причины, но позволь мне о них не упоминать.

Даша, совершенно потерянная, вышла из кабинета и прислонилась к стене в коридоре. Машка тормошила ее:
— Что? Что она тебе сказала? Отчисляют?
— Пока нет. – Даша подняла глаза на подругу и увидела, что рядом стоит почти весь класс. – Пора заканчивать этот цирк. Ясно?
Класс молча смотрел на нее.
— Даш, ты хочешь сказать, что пора заканчивать бойкот? А зачем тогда вообще это все было?
— А я знаю? – Даша зло прищурилась. – Вы точно бараны. Я ляпнула, а вы и подхватили. Своего мнения вообще нет? Нормальная она тетка. А нам пора уже мозг включать, пока всех не повышвыривали.

Зайдя в класс через два урока, Мария Михайловна, как ни в чем не бывало, спокойно начала очередной урок литературы, сделав вид, что ничего не случилось.

Следующие два месяца стали для Даши настоящим откровением. Она сама не ожидала от себя, что может так увлечься русским, который всегда недолюбливала.
— Это очень хорошо, Даша! Просто замечательно! И метафоры к месту, и стиль выдержала почти до конца. Молодец! – Мария Михайловна черкала красной ручкой в очередном сочинении.
— Молодец, ага! Вон сколько ошибок!
— Дарья! Ошибки — это правила, которые ты вполне успешно учишь. Сложно собрать в кучу все, что было упущено, за такой короткий срок, понимаешь? Наверстаешь. Главное, что есть сдвиги и очень неплохие. Остальное – дело техники. Дай мне минуту, я закончу с этим текстом и будем работать дальше.

Даша, по привычке, встала и прошлась по комнате, на ходу погладив толстого, вальяжно развалившегося на диване кота. Она остановилась возле стены, которая была увешана фотографиями. Старые черно-белые снимки соседствовали с цветными фотографиями, сделанными в ателье. Вот маленький мальчик, которого держит за руку Мария Михайловна. Еще молодая и ослепительно красивая женщина. Рядом с ней высокий, чуть лысоватый, мужчина, который держит мальчика за другую руку. Следующая фотография – этот же мальчик, только гораздо старше, смеется в камеру, держа в руках… петуха. Снимок черно-белый и Даша на секунду закрывает глаза, представив его в цвете. Мелькают перед глазами яркие цвета оперения и мальчишка на снимке, почти ее ровесник, вдруг оживает. Следующий снимок немного смущает ее. Парень, изображенный на нем, явно тот самый мальчик, но на нем военная форма, причем какая-то странная.

— Афганистан. Мой сын, Володя. – Мария Михайловна легко касается пальцами снимка.
— А почему других фотографий нет? – Даша, спросив, тут же понимает, какой будет ответ, и Мария Михайловна кивает.
— Он не вернулся.
Они несколько минут молча стоят рядом, отдавая дань памяти этому молодому, удивительно красивому, человеку, который так похож на свою мать…

— Давай не будем о грустном, хорошо? Как бабушка?
— Лучше. Уже выходит на улицу.
— Давно она болеет?
— Да. С тех пор как мама уехала. – Даша возвращается к столу и открывает тетрадь. – Ужас! Я никогда не буду грамотной!
— Будешь! Это уже моя забота.

Педсовет, который состоялся в конце полугодия, чуть было не закончился скандалом. Светлана Николаевна настаивала на отчислении Даши.
— Вы хотя бы понимаете, чем нам грозит то, что эта девочка учится в нашей школе? Она мало того, что не успевает почти по всем предметам, особенно по русскому и литературе, так еще и ведет весьма сомнительный образ жизни! Она работает! Продавцом в каком-то ларьке! Видимо, это и есть ее потолок, но это вовсе не значит, что из-за нее должна страдать репутация нашей школы!

— Вы позволите? – Мария Михайловна вопросительно кивнула директору. – Благодарю! Я нисколько не умаляю заслуги Светланы Николаевны, как классного руководителя, но меня до сих пор смущает вопрос семейного положения Даши. Вы выяснили, почему девочка растет с бабушкой? Почему она вынуждена работать, что лично у меня не вызывает ни малейших вопросов, кроме одного. Как девочка ее возраста справляется с подобной нагрузкой? Я смотрела журнал. Вполне приличная у нее успеваемость для первого полугодия. Я не спорю, что Даше, придется очень хорошо поработать, чтобы к концу года улучшить свой нынешний результат, если она планирует поступать в тот вуз, который наметила.

— Вуз? Вы серьезно? Мария Михайловна, при всем уважении, какой там может быть вуз? Ее потолок вы уже знаете.
— Я не знаю даже свой, уважаемая Светлана Николаевна, и, уж конечно, не возьмусь судить о «потолке», как вы выразились, девушки, которая пишет такие вот сочинения. Позволите, я зачитаю?

После того как Мария Михайловна закончила чтение, в учительской воцарилась тишина.
— А ведь девочка – талант… — подала голос коллега Марии Михайловны, преподаватель русского и литературы в среднем звене. Остальные согласно закивали. – Как же раньше проглядели?
— Может не приглядывались? – Мария Михайловна
Светлана Николаевна поджала губы.
— Знаете, рассуждать очень легко, а вы попробуйте, справьтесь с целым классом лодырей и лентяев, которые пришли в нашу школу непонятно зачем! Они вполне могли бы получать уже рабочие специальности, а вместо этого сидят и ничего не делают. И как с ними разбираться прикажете?
— Быть может никак? С детьми-то, уважаемая Светлана Николаевна. Может быть с ними не надо разбираться, а нужно просто дать им возможность учиться?
— Как прекрасно вы рассуждаете, уважаемая Мария Михайловна, видимо совершенно забыв о том, что именно десятый «В» устроил вам бойкот и две недели полностью игнорировал ваши уроки? Очень профессионально!
— Было дело. – Мария Михайловна спокойно кивнула и улыбнулась. – Самовыражаются, как могут. А могут пока немного. Но, сейчас-то весь этот десятый «В» в полном составе не только ходит на уроки, но и посещает факультативы, которые я организовала для них по русскому и литературе, а также собираются поразить наше воображение спектаклем по Чеховскому «Вишневому саду» в конце года.

— Подумайте, какие новости! – Светлана Николаевна почти закипела как чайник. – Просто у других учителей нет возможности тратить все свое время только на работу. Есть помимо этого еще семья, дети, внуки, наконец! Если вы так прекрасно с ними управляетесь, вот и приняли бы на себя классное руководство, а то рассуждать все горазды, а как до дела дойдет…
— Что ж! Можно и до дела, если София Александровна не будет возражать. – Мария Михайловна повернулась к директору и вопросительно приподняла бровь.

— Вы хотите взять десятый «В»? – директор школы удивленно смотрела на Марию Михайловну.
— Если вы не возражаете. Насколько я поняла, Светлану Николаевну эта обязанность несколько утомляет. А я готова посвятить классу все свободное время, которого, как справедливо заметила моя уважаемая коллега, у меня масса.

Десятый «В», которому Ольга Викторовна сообщила новость на следующий день, на мгновение замер. Как пойдут дела теперь? Чего ждать? Ответы на все вопросы они получили сразу, как только в класс вошла их новый классный руководитель.
— Что ж, дорогие мои, представляться мне нужды нет, а мои требования вы знаете. Будем работать!

Их выпуск стал самым выдающимся за последние десять лет. Одних медалистов было девять, что вызвало немалый переполох. Остальные окончили школу на «хорошо» и «отлично».

Даша, получая из рук директора школы серебряную медаль не сдержалась и прямо на сцене обняла Марию Михайловну.
— Спасибо!
— Ты сама это сделала, Дашенька. Ты — сама!
Галина Степановна не сдерживаясь, проплакала всю церемонию.

Даша успешно сдала экзамены и поступила в университет, на факультет журналистики.

А спустя пятнадцать лет в ворота городского кладбища ранним утром вошла молодая женщина с двумя букетами. Она прошла по центральной аллее, свернула на боковую и остановилась у скромного памятника, на котором в ряд были прикреплены три фотографии.
— Здравствуйте, Мария Михайловна! – Даша положила на камень охапку белых роз, так любимых ее учительницей. – У меня новости. Я получила очередную награду. Помните, мы с вами как-то рассуждали, чего в людях все-таки больше – добра или зла. Я столько лет собиралась с мыслями, чтобы написать эту статью. И она мне удалась, как выяснилось. Спасибо вам! Спасибо за все!

Даша тихонько погладила фото на камне и отправилась дальше. На соседней аллее, она открыла калитку в ограде и красные розы легли на плиту у точно такого же памятника, но с одной фотографией.

— Привет, бабулечка! Вот я! Прости, что давно не была, забегалась. Галинка экзамены сдавала в музыкальной школе, Саша болел. Сейчас все уже хорошо. Мне так тебя не хватает, родная моя! Если бы только знала, как! Ой, чуть не забыла. Лена приезжала. Сестра моя по маме. Ты ведь девочек так и не увидела. Они уже взрослые. Света, младшая, учится, а Леночка мамой стала полгода назад. Они с мужем будут переезжать в наш город, ему тут работу предложили. Вот, приезжали «на разведку». Теперь я буду не одна. Помнишь, ты говорила, что, когда родные рядом и дышать легче. Наверное, это так. Посмотрим. Ты не волнуйся за меня, бабуленька, все у меня хорошо! Я пойду. Сегодня у Галинки концерт. Волнуется страшно, нужно быть рядом. До встречи!

Даша поднялась с колен, провела рукой по фотографии и закрыла за собой калитку в оградке.
Она шла по аллее, жмурясь от яркого весеннего солнышка, и думала о том, какой глубокий след оставляют в жизни люди, для которых жить – это значит давать, а не брать. Для которых те, кто рядом, это и есть смысл бытия. Пока такие люди есть – жизнь будет продолжаться. И жизнь эта точно будет хорошей, несмотря на преграды и трудности, просто потому, что в ней будет место любви и заботе, счастью и радости, вере и надежде. Это она теперь точно знает.

© Copyright: Людмила Леонидовна Лаврова