Прозорливая тёща. История из сети

Прозорливая тёща

Пашка Охотенок учился вместе с моими девчонками, но после школы почти сразу ушел в армию да и не вернулся больше в родные края.

Бабка его, одинокая старуха, жившая отшельницей на краю деревни, утверждала, что получает от Пашки письма, хотя все мы в этом очень сильно сомневались, потому как почтальонка наша молчала и не давала никакого подтверждения.

Но откуда-то просочились в деревню слухи, что Охотенок плавает на каких-то северных морях, что до сих пор вольный, семьей так и не обзавелся. Он приехал только на сороковой день после смерти бабки, как говорили всезнающие деревенские сплетницы, с нажитым бабкой добром разобраться.

А какое у бабки добро? Избушка на курьих ножках? Так зачем она ему? Нет, узнать, конечно, хотелось, не накопила ли она ему несметных богатств, да только как узнаешь.

А у самого Пашки спросить никто не решался, уж больно вид у него был бандитский. Сразу видно, что прокрутила его жизнь словно через мясорубку. Одна порванная ноздря да шрам поперек лба чего стоили. Мы уж таких картин нарисовали, что самим становилось страшно.

Маня Ходулиха так и заявила, что из-за него больше не совершает свои дальние прогулки, потому как боится, что вдруг да этот леший навстречу попадется.

— И чего, Маня, — смеялся сосед мой Колька, — боишься, что изнасилует он тебя? Маня мелко крестилась и шептала: — Боюсь, боюсь, сама не знаю чего, а боюсь…

— Дуры вы, бабы, — плевался Колька, — погулял он горячо, это правда, со смертью поиграл… Такие там штормы, а один раз… Хорошо друзья на море верные, рядом оказались в нужный момент, а то, может, и погиб бы Пашка…

— А ты-то, бесенок, откуда все это знаешь?

— Оттуда. По вечерам гулять к нему хожу, сидим до глубокой ночи к плечу плечо, я рассказы его слушаю…

— Поди, выпить к нему ходишь. Богатый Пашка-то, не как ты, половину жизни прожил, а гол как сокол, — съязвила Маня.

– А он, наверное, и на работу такой же ярый, как батько его был, Леха Охотенок, Царствие Небесное, деревиной в лесу его придавило. В семьдесят пятом это случилось, я еще школьницей была, а Пашка так и совсем только родился.

Галька, мать его, уехала куда-то. Говорили, что на родину к себе вернулась, нажилась здесь досыта, а Пашку бабке оставила. Прожорливый был, бабка, помню, жаловалась бабам, что только для него и кашеварит…

Поперемывали косточки Пашке, поперемывали, да и разошлись по домам. А когда закачалось над деревней коромысло ночи, Маня вышла на крылечко подышать. Донимала ее последние дни бессонница, уснет с вечера, поспит часа три-четыре и все, хоть глаза зашивай, мысли дурные одолевают.

И только присела на крылечко да тут же и подскочила, будто пружину ей в заднее место вставили. «Батюшки светы, — закрестилась, замолилась Маня, — да ведь это сам Охотенок идет…

Он, ошибиться невозможно, только у него такие плечи, в метр шириной. А кто же это у него из-под мышки-то выглядывает? Подойти, спросить? Жутко что-то… А не узнаю, так и ночь не усну…»

Маня сползла с крылечка и потащилась к дороге.

— Пашенька, ты чего же это тут ночью-то бродишь? Народ пугаешь…

— Чего, Маня, все еще боишься, что изнасилую тебя?

— Вот дурак, вот дурак этот Колька, язык-то, как помело… С кем это ты, Пашенька?

— Узнать охота? Зачем это тебе, Маня? Чтобы завтра с бабами было о чем языками колотить? Так вот передай всем нашим бабам, что никого я насиловать здесь не собираюсь, потому как решил жениться и остаться здесь навсегда… А в жены решил взять Аннушку Атаманову…

— Да ты что, Пашенька? Атаманиха за тебя ее ни за что не отдаст…

— Отдаст-отдаст, куда она денется, и будет мировой тещей, я это чувствую… Я ведь парень-то смирный, для хозяйства очень даже полезный: и пилить, и строгать, и мозгой двигать умею…

Пойдешь за меня, Анечка? Откуда-то из-под мышки раздался сначала смешок, а потом и голос: «Конечно, пойду, почему не пойти, тем более, если мамка согласится…» Так все и срослось.

Не знаю уж, какого укропу подложил Пашка будущей теще, но о ее протестных настроениях по деревне ни одна муха не пропела, хоть и была Анюта у нее единственной дочкой, в магазине у нас работала.

Умница и красавица, а вот замуж до тридцати лет не вышла, смеялись потом бабы: — Видно, Пашку ждала, такого-то прынца…

Атаманиха всю хулу, которую деревня поперву на Пашку свалила, на себя взяла, все слухи развеяла. Свадьбу они сыграли такую, что из району скоморохи приезжали народ веселить.

Пашка к теще в дом перебрался, не в бабкину же хибарку молодую жену вести. А по весне собрал бригаду местных мужиков, объявил им, какие баснословные, по местным меркам, деньжищи готов им заплатить, и начал новый дом рубить.

Летом ночи светлые, поэтому мужики посменно работали и днем, и ночью. Ночью же и леса убрали, Маня всех ближе к этому новому дому жила, да к тому же, бессонница у нее, поэтому она и рапортовала утром: — Такая, бабы, красота, такая красота! Как солнышко-то бревна подрумянило, так даже глазам больно стало… Оробела я… Вот это Охотенок — так Охотенок…

 Появившаяся сзади Атаманиха умерила бабий пыл: — Хватит, бабы, языками чесать. Какой он вам Охотенок? Павел Охотин он, сорок шестой год мужику… Семья у него. Наследников ждем… Анюта двойню обещает, нянчиться буду…

На этом бы и точку пора поставить, но только взбудоражил деревню другой вопрос: возьмет ли Паша свою тещу в новый дом. Маня так сразу сказала: — Возьмет, ему Атаманиха такое сокровище отдала, слова не сказала. Немало он по своим морям ходил, а такую девку не нашел…

— Нет, не возьмет, — отмахнулась приезжая Наташка, — чтобы зять да добровольно тещу в дом пустил, этого и в сказке-то ни в одной нет, разве что в анекдоте…

Бабы наши тут же начали приводить примеры: — Олег, помните, как из тюрьмы вернулся, первым делом тещу к себе жить позвал…

— Так еще бы не позвать, жена в первый же год на него плюнула, загуляла с городскими мужиками, а теща три годика к нему выездила, все полные сумки возила и детишек ему сберегла. А потом разве мало она сил приложила, чтобы его с женой помирить, которая приползла к ним, как побитая собака…

— Есть, конечно, есть примеры, хоть и немного… Но Паше-то что за нужда Атаманиху к себе звать. У него что, тараканы в голове? Так, вроде, незаметно…

Случившаяся тут Атаманиха развеяла наши сомнения: — Не печальтесь, бабы, зря. Скажу, не скрою, зовет меня Паша, сильно зовет, но я сама к ним не пойду. Зачем молодым мешать буду? Деток поднимать помогу, совет добрый дам, если нуждаться будут, а Паша мне с дровами или вот траву покосить поможет. Обязательно поможет, вон он какой сильный, сразу двух парней смастерил, с первого раза…

Бабы противно захихикали, мол, и тебе Атаман с первого раза двойню смастерил, только девок.

— А если у тебя в голове тараканы заведутся, ведь они в старости у многих заводятся, — опять вставила Наташка.

— Когда заведутся, тогда и видно будет. Мне Паша вчера сказал: «Живите, мама, спокойно и ни о чем не переживайте…» Мы так все языки и прикусили: «мама» да еще на «вы», не каждой так везет…

Вернувшись домой, я подумала, а что было бы, если б Атаманиха повелась на деревенскую молву и отказала тогда Паше? Он бы, конечно, уехал бродить дальше по белу свету, да и Аня неизвестно встретила ли бы свою судьбу. Будто далеко наперед глянула Атаманиха на судьбу дочери и не ошиблась. Прозорливая.

Из сети

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.