Птичка певчая. История из Сети

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Птичка певчая

У Серафимы Лодкиной был талант, правда никем так и не раскрытый. Она имела замечательный переливчатый голос, звонкий и нежный одновременно, как звук серебряного колокольчика. Но в селе, где она жила, он никого не интересовал, хотя учительница в школе когда-то пророчила ей большое будущее.

Серафима иногда пела на сцене в клубе под общие аплодисменты сельчан. Но несколько лет назад клуб закрыли. Там теперь спортзал для ребятни, а на концерты все ездили в город. Поэтому девушка пела только дома или в поле.

Маманя с папаней привыкли к ее пению, и уже не видели в нем ничего особенного. Ну поет и поет, кому от этого плохо? А плохо было самой Симе. Ей скоро двадцать, и у нее никакой личной жизни. Да и внешность была так себе: росточка небольшого, покушать любила, работа сидячая: младший бухгалтер в сельсовете.

Бывший жених Петька как ушел в армию, так и не вернулся назад. Поговаривают, что женился на городской, а родители его умерли. И эта ниточка порвалась.

Младший брат Колька поддерживал сестру:

— Ты не робей, Симка, вот я выучусь, тоже в город уеду и найду там тебе место в каком-нибудь ансамбле. Будешь ты петь, вот увидишь! Знаменитой станешь!

Сима улыбалась, гладила Кольку по белобрысой головушке и не верила ни одному слову. Ей было до слез обидно, когда она видела по телевизору концерты художественной самодеятельности, где такие же девки из деревень и сел в нарядных костюмах выступали на сцене, пели, танцевали. Она бы тоже так могла.

Но как в эту самую художественную самодеятельность пробиться? Дом культуры в райцентре отдали торгашам, районная библиотека и та на ладан дышит. Что уж говорить про их село, где культурной жизнью и вовсе не пахнет.

Да и не нужна она сельчанам. Они свои песнопения заводят на редких свадьбах да по праздникам под гармошку.

Вот говорят, лучше жить стали. Ну как же лучше-то, если культуры никакой?! Сима с трудом понимала, куда теперь катится жизнь. Неужели они там, наверху, ничего не видят? Но к кому обратиться с этим вопросом о культурной жизни на селе, она не знала.

Был у Симы двоюродный брат, и с его женой они были дружны. Катя всегда подпевала ей на семейных застольях. Но сейчас они стали редким событием. А Катя была, что называется, на сносях. Ходила тяжело, чувствовала себя плохо. Не до песен ей.

Когда пришла пора рожать, увезли ее в райцентр, но все пошло наперекосяк. Сынишка был крупный очень, а Катя маленькая, тщедушная. Еле разродилась. Мальчик выжил, а Катя впала в кому. Врачи ничего не обещали, на все воля господня. Родители всполошились и привезли ей попа.

Тот помолился за рабу божью, потом посмотрел на плачущую Симу и сказал:

— Не реви дочь моя, живучая Катерина. Выкарабкается. А ты говори с ней, а лучше пой.

И Сима стала петь, сначала потихонечку, а потом все сильнее, с чувством, от души.

Вся районная больница песням поначалу дивилась, потом смирились. Кому они мешают, ее песни. Больных у них раз два, да обчелся. А батюшка сам наказал. Может, это последняя воля несчастной роженицы?

Сима не отходила от Кати, все дни проводя рядом. На сыночка ее любовалась. Хорошенький, беленький, как ангелочек. Двоюродный брат приезжал часто, но он механизатор в поле, работу бросить не мог. А Симу отпустили в отпуск за свой счет, вошли в положение.

Смотрела она на как бы спящую Катерину и молилась за нее втихаря между пением своим. Не хотелось верить, что потеряет ее, родную душу, а по-другому она про Катю и не думала.

Но в какой-то момент уснула Сима, притомилась. Склонила свою голову Кате к самому плечу, да так и задремала. Вдруг чувствует, кто-то ее потянул за рукав, встрепенулась и увидела ясные, добрые глаза Катерины.

— Сима, спой, а? – сказала та, и девушка заплакала от счастья!

Катя пошла на поправку. Рассказывала Симе о своих чудесных снах и видениях, как наяву. Была она на небесах, а там свет особенный, не такой, как на земле. Все озарено, а сквозь этот свет льются песни, нежные, добрые. И за сердце берут так, что душа поет в унисон.

Обе плакали и от этих рассказов, и еще тогда, когда Кате приносили Ефимку подержать и покормить.

Наконец их выписали домой, муж приехал, чтобы всех в село отвезти. Но тут главврач вызвал Симу к себе: поговорить надо.

В его кабинете сидел рослый мужчина лет тридцати с небольшим. Он оглядел уставшую, заморенную, но со счастливой улыбкой на лице Симу и представился:

— Кручинин Андрей Андреевич, работник городского радио.

Он приехал в их район по делам, да мотоцикл его подбросило на ухабе так, что он свалился вместе с ним. Попал в больницу. Слава богу, ничего серьезного. Но пока лежал, слышал ее пение и голос поразил его.

— Мы всегда на радио ищем самобытные таланты. Хотите приглашу вас на очередную передачу «Голоса России»?

— На городское радио?! Да что вы! Мне бы куда-нибудь в самодеятельность…

Кручинин улыбнулся по-доброму и сказал, что после выступления по радио будет ей и самодеятельность, и учиться сможет певческому мастерству. Сима не верила своему счастью. Неужели такое возможно?!

Но оказалось, что возможно. В город они отправились вместе. Начальник ее ругался, на чем свет стоит. Но отпустил. Талантам надо помогать. Батя нахмурился, маманя всплакнула. А брат Колька прыгал до потолка от радости.

— Я же говорил, что Симка у нас знаменитой станет! Езжай, сестрица, потом и я подтянусь, — напутствовал он, получив от отца подзатыльник.

Так и решилась судьба Серафимы Лодкиной. И на учебу она поступила, и с народным ансамблем выступала на большой городской сцене, и всегда под аплодисменты. О ней даже в газете написали.

Только уже не про Лодкину Симу, а про Кручинину Серафиму Валерьевну, восходящую звезду русского фольклора.

Андрей Андреевич полюбил свою находку, девушку с жемчужной кожей и серебряным голоском. Она напоминала ему певчую птичку, невысокого росточка, живую, порхающую по сцене, а не стоящую на месте, как изваяние.

Этому ее никто не учил, это было от природы. И ее манера исполнения всегда вызывала у знающей публики и удивление, и восторг.

Через пару лет Сима родила ему двойняшек, Катю и Настю. Но со сцены не ушла, вернувшись на нее при первой же возможности. Пение – это ее жизнь, оно принесло ей и счастье, и материнство, и любящего мужа, о котором в своем далеком селе она и мечтать не могла.

Двоюродный брат с Катей, Ефимкой и Колей были у них частыми гостями. После школы Николай приехал на учебу в город, как и мечтал. Поступил в мореходное училище и уже учится танцевать «Яблочко» на студенческих подмостках. И как знать, может быть и его судьба сложится удачно?

И мама с папой здравствуют, принимают дочь с зятем и внучками у себя, то на Новый год, то летом. Только вот село хиреет, и Сима пока не знает, как ему помочь. Но вместе с Андреем они обязательно что-нибудь придумают.

Инет

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Многоженец. Автор: Хикоят Кадырова

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Многоженец

В коридоре сидела немолодая пара. Мне показалось что ждали они только меня. Я первая поздоровалась с ними по-узбекски и, не приглашая в кабинет, спросила о цели визита. Вдруг неожиданно с другого конца коридора, подбежала русская женщина и стала что-то говорить скороговоркой на чистом узбекском языке. Я пригласила ее в кабинет, а за ней вошла и эта пара.

«Давайте по-одному. Женщина, что у Вас за вопрос?» «У нас один вопрос. Мы все вместе, одна семья.» Я недоуменно посмотрела на всех троих и только теперь заметила, что женщины были одинаково одеты. На сестер непохожи — русская и узбечка. Мать и дочь? Разница вроде небольшая… Что их может объединять?

«Так… слушаю вас… кто-то один пусть говорит. Женщины одновременно кивнули на мужчину.

«У нас такая ситуация. Это — мои жены…»

Я вытаращила глаза, отхлебнула из пиалушки зеленый чай и только сумела вымолвить: «С каких пор в нашей стране разрешено многоженство? Я пока об этом ничего не слышала… Или вы с гор спустились? Дайте-ка лучше ваши паспорта. Так… Махмудова Мария Петровна, Махмудов Эргаш Юлдашевич… и Сабирова Мамлакат, без отчества, без штампа… Значит, вы законные супруги, а Мамлакат-опа — бывшая жена, у нее развод и девичья фамилия? Что же вас привело троих в загс, ума не приложу?»

«Доченька, нам нужен талон в салон новобрачных. У нас с Маней — 35 лет совместной жизни. С Мамлакат мы живем 50 лет. Да, считай двоеженство.»

«Так Вас же посадят! Странно, как это Вы на свободе…»

«Кто меня посадит, фронтовика?! Пусть попробуют. Вы обе выйдите, я директору все сам объясню…» Жены Эргаша-ака дружно вышли.

«Доченька, только не перебивай, а то собьюсь… На Мамлакат когда женился, мне было всего 18 лет, в 1935 году. От нее тогда было два сына. В 1939 году я уехал воевать с белофинами, слышала, наверное, про такую войну. Потом, в 1941 году меня перекинули на Белорусский фронт, с которым я и встретил победу. Маня… Маша — фронтовая медсестра. Она тащила меня, раненого, несколько километров на себе, я ей жизнью обязан. Выхаживала меня несколько месяцев. Уже в апреле 45-го мы с ней сошлись. Потом меня перекинули на Дальний Восток, знаешь, там же мы воевали с японцами. Домой я вернулся только в декабре 45-го. Уже в 46-м, в сентябре, Мамлакат родила мне еще одного сына. В честь победы я назвал его ГолИб (победитель).

Я по профессии — виноградарь. Вывел несколько новых сортов. В 1950 году со своими образцами поехал на ВДНХ, в Москву. Там, в одном из павильонов, встретил Машу и… свою дочь, она ее родила тоже в 46-м, но вначале… Мадина — моя копия. Правда, тогда ее звали Марина. Я взял ее адрес, приехал домой… Жене не смог все рассказать. Только матери с отцом. Они как-то сумели преподнести все сами жене. Мамлакат плакала ночами, не разговаривала со мной. Потом, видя мое состояние — у меня начали гноиться на нервной почве старые раны, сама вызвала меня на разговор.

«Если Вы ее любите, то езжайте к ней. Главное, что Вы вернулись живым, подарили мне еще сына…»

Лучше бы она закатила мне скандал. От этих слов я ее еще больше зауважал, но и жить спокойно, зная, что у меня где-то на земле ходит мой ребенок, я, конечно, уже не мог.

Я ей откровенно в этом признался. О своих размышлениях я написал Маше в письме.
Она долго не отвечала. Наконец, на 9 мая я получил от нее открытку, где вместо поздравления открытым текстом было написано: «Если мы тебе с дочкой действительно дороги, позови нас, мы приедем…»

Мамлакат сама получила открытку, она не знает русского языка, но каким-то образом догадалась обо всем.

«Детям я объясню все сама. Пусть едут…»

«Разве я мог бросить такую женщину?! Никогда, ни за что! Через месяц Маша с Мадиной приехали в Ташкент на поезде. Возникли трудности с расселением, пропиской. С Мамлакат у меня был религиозный брак, поэтому она на своей фамилии. С Машей пришлось расписаться, чтобы ее прописали у меня… Вот такая история…»

Я сидела в прострации… Добровольно делить с кем-то мужа? Ни за что, никогда!

«А Вы к ним по расписанию ходите, я так поняла, вы все живете в одном дворе?»

«Некультурная ты, дочка… Тебе это зачем?! Они обе живут как сестры… Маша немного взбалмошная, но Мамлакат намного старше и мудрее нее. Когда Маша родила еще одну дочку, то чуть не умерла. Мамлакат ее вЫходила… «

Разве это возможно? Нет, не укладывается это в моей голове… Я читала восточную литературу о соперницах, так там то одна другую травит, то другая…

«Так ты нам дашь талон? Время сейчас сложное, а у вас в салоне есть постельное белье, посуда, ткани. Сама понимаешь, нигде ничего не купишь… Это Маня все у меня знает, проныра такая, узнала, что к Золотым и Серебряным свадьбам тоже талоны положены и чествования. Мамлакат ничего и не нужно. Вот они и дополняют друг друга…»

«Эргаш-ака, у Вас с Мамлакат — Золотая свадьба, но ведь документа нет? Нет. С Марией Петровной — Серебряная свадьба давно прошла. Там ведь паспорта проверяют. И Вам и мне неприятности не нужны…»

Мне было очень жаль этого человека, тем более, он напоминал мне покойного отца. Я пыталась найти выход.

«Так, Эргаш-ака, кто у Вас не женат? Ага… младший сын? Господи, сколько у Вас сыновей? Шестеро… ладно не буду спрашивать, кто от кого… Пусть он придет с кем-то подаст заявление на брак… Не бойтесь, как будто они через месяц передумали… И все… по-другому не смогу…»

«Так мне два талона нужно! А то «подерутся»!

Это было слишком… «Так, Эргаш-ака, я Вам открыла путь в этот салон. В Ташкенте 14 загсов…. домысливайте… думаю, Вы меня не выдадите. И трещетка, Мария Петровна, тоже…»

За эту идею Эргаш-ака попытался мне всучить 10 рублей. «Эргаш-ака, за настоящее заявление Вы меня потом отблагодарите, за фикцию — ничего не надо…»

Он вышел в коридор. Через две минуты вошел со своими женами. Они обе по-узбекски меня поблагодарили… Что уж он им там сказал, не знаю… вышел-то он от меня пустым, без талонов…

… Через несколько дней ко мне подошел его сын с какой-то девушкой и корзиной отборного винограда. Зимой! Они официально подали заявление на брак, и я дала им талон в салон новобрачных.

Дома за ужином я рассказала про этот случай, приведя в восторг своего мужа. И когда он уезжал в Афган, я ему на полном серьезе сказала: «Никакую Машку не приму, даже не думай…» «А если Лену, Катю, Иру…. можно?»

Все то время, что он был в зоне боевых действий, я молила Бога об одном — лишь бы он вернулся живым и невредимым! И только тогда я сумела понять Мамлакат-опу, для которой жизнь ее мужа была намного дороже ее женской участи, и согласие на второй брак было благодарностью за спасение жизни любимого человека.

АВТОР Хикоят Кадырова

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Ангел-хранитель. История из Сети

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Очередь к Зое Петровне была огромная – даже по знакомству попасть в ее золотые руки было непросто, а все потому, что даже в самых тяжелых случаях она умудрялась выправить все так, что и ребеночек, и мать находились в преотличном состоянии. Она с детства знала, что будет гинекологом, потому что не было для нее ничего важнее и прекраснее, чем таинство рождения.

Выросла она в деревне, и отец ее был ветеринаром. Мать же по роковой случайности судьбы умерла родами – дороги замело, а у нее что-то пошло не так, и в итоге Зою спасли, а мать схоронили на ее пятый день жизни. Отец был ей и за мать, и за отца – Зоя хвостиком за ним ходила с малых лет, и довольно рано начала помогать: сначала воду подавала, бинты и прочее, а потом уже и в других делах, не боялась она ни крови, ни рева испуганных животных, а более всего интересовалась, когда корова телится, отца часто звали, если теленок не так шел.

— В подобных случаях всегда корову спасать нужно, – говорил отец. – Она потом еще телят нарожает, а вот выживет ли такой теленок – неизвестно.

— А почему тогда меня спасли, а маму нет? – спрашивала Зоя.

Отец вздыхал и говорил:

— Тут уж господь так распорядился.

Конечно, отец мечтал, чтобы она продолжила его дело и поступила в сельскохозяйственный, но Зоя пошла в медицинский.

Вот ведь какая ирония судьбы – сотням младенцев Зоя Петровна помогла появиться на свет, а сама так и не родила ребенка. Было ей сорок два, и родить было еще можно, уж кто, как не она это знала, но только вот родить она хотела от человека, который ее не любил.

Познакомились они больше десяти лет назад, когда Зоя Петровна только начинала свой серьезный путь в медицине. В тот раз она поехала на конференцию, посвященную беременности высокого риска, и после дневных мероприятий не захотела остаться на банкет, так как к ней подбивал клинья один немолодой кандидат наук, который ничуть ей не нравился.

Вместо банкета она вышла прогуляться по городу, шла наугад, пока не услышала грустную мелодию, раздававшуюся из ближайшего подвального помещения. Она спустилась по неровных каменным ступенькам, вошла в сумрачный зал, заставленный круглыми столиками, села за один из них и увидела, наконец, музыканта.

Он был высок, волосы уложены на манер Элвиса Пресли, клетчатый пиджак и блестящие ботинки, в руках саксофон. Зоя обомлела, ее словно окатили ведром ледяной воды – этот человек был воплощением всего, что ей не нравилось в мужчинах, но именно ему покорилось ее сердце сразу и бесповоротно. Случается иногда такая магия.

Конечно, музыкант не мог не заметить женщину в неуместном здесь строгом костюме и с бейджиком конференции на шее, которая не сводит с него глаз, молящих одновременно о пощаде и спасении. Он подошел к ней, познакомился. Звали его Валентин.

В тот раз у них не случился роман – через два дня она уезжала, и разум подсказывал ей, что неправильно бросаться в объятья к человеку, которого, возможно, она больше никогда не увидит. Но через год она вновь поехала на ту же самую конференцию, и тут уже разум не смог удержать ее от безрассудного романа с Валентином, который, между прочим, сразу предупредил, что он полиаморен и не может ничего ей обещать.

Собственно, роман этот продлился пару лет – иногда Зоя вырывалась в его город, в другие разы он приезжал на гастроли и обрушивался неожиданно, словно яркий солнечный луч в ненастном ноябре. Зоя знала, что у него есть и другие женщины, много женщин, но поделать с собой ничего не могла – стоило ей увидеть его профиль, услышать по телефону его бархатный баритон, и она отбрасывала прочь все данные накануне обещания, говоря себе, впрочем, что это – в последний раз.

А потом Валентин ее разлюбил. Она сразу это почувствовала, и в тот миг поняла – если она не станет ему другом, то навсегда потеряет его. И она сменила свой статус, став одной из множества его подруг. Вскоре он переехал в ее город – предложили место в джазовом оркестре. Зоя Петровна радовалась, что теперь сможет чаще с ним встречаться, но она ошибалась: по все той же иронии судьбы именно в ее городе он встретил женщину, из-за которой готов был отказаться от всех других. Зоя бы поняла, если бы это была блистательная оперная дива или обворожительная актриса с обложки журнала, но нет: обычная серая мышь, организатор концертов, ничуть не лучше ее, Зои. Мало того что Валентин дал отставку всем свои пассиям, он еще и дружить с ними перестал, потому что его серая мышка, видите ли, чрезвычайно ревнива.

Что было дальше – легко догадаться. Его серая мышка забеременела, и Валентин вспомнил про Зою Петровну, у которой, между прочим, очередь на год вперед. Конечно, она не смогла ему отказать – стоило только ему улыбнуться, показав пугливую ямочку на щеке, как сердце ее растаяло, простив и всех пассий, и серую мышку, и вообще все.

Беременность протекала с осложнениями, как раз случай для Зои. Ближе к родам она поняла, что дело может кончиться не так уж и благополучно, и, улучив момент, спросила у Валентина:

— В случае если придется спасать – кого в первую очередь? Ее или ребенка?

Валентин с трудом вымолвил серыми губами:

— Ее.

Конечно, Зое и положено было спасать мать, но она хотела это от него услышать, чтобы еще раз свое сердце убедить – хватит надеяться, он никогда тебя не полюбит.

Положение осложнялось тем, что эта серая мышка непременно хотела родить сама. Зоя Петровна объясняла ей, что кесарево куда предпочтительнее, но куда там – начиталась эта дурында всяких глупостей, и талдычила все одно…

Все равно Зоя Петровна сделала все по-своему – когда поняла, что речь действительно идет о том, что скоро и спасать уже будет некого, гаркнула:

— В операционную ее, быстро!

Серая мышка к тому времени без сознания была, так что возражать не возражала. Но и в операционной все пошло не так – открылось кровотечение, пульс нитевидный…

«Так уж господь распорядился», – вспомнила она слова отца.

Ну уж нет! Она же обещала Валентину, что все хорошо будет. А его она не может подвести.

Бледный, с темными кругами под глазами, с трясущимися губами, Валентин дежурил в приемном покое, не соглашался поехать домой. Зоя Петровна шла ему навстречу – вымотанная, натянутая, как струна, еле передвигая ноги.

— Как она? Что с ней?

Зоя Петровна подумала – все на свете отдала бы, чтобы он так спрашивал про меня! А потом мягко улыбнулась, взяла его за руку.

— Все хорошо, Валя, все хорошо. Сын у тебя родился – четыре двести, пятьдесят шесть сантиметров.

— А она как? – повторил он.

— Отдыхает. Попозже тебя проведу.

Валентин сполз по стене, упал на скамейку.

— Ты мой ангел-хранитель, – сказал он. – Спасибо тебе, Зоя, я знал, я всегда знал…

Зоя попросила медсестру в приемном покое сделать ему чай, а сама пошла в ординаторскую. Там было тихо, только часы тикали. Она рухнула на стул, опустила голову на скрещенные руки и заплакала.

Рассказ взят с канала на дзене » Здравствуй, грусть!»

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Тарелка. История из Сети

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Наташа в очередной раз набирала номер телефона мужа и слушала в трубке долгие гудки. Витя не отвечал.

— Ну что он к этой тарелочке привязался? – со слезами говорила она своей подружке Алене, которая жила по-соседству. – Разве из-за каких-то тарелок бросают жену?

— Наталь, ну ты же понимаешь, что не в тарелке дело! Я же видела, как ты вчера вела себя весь вечер!

— Именно в тарелке! Он так и сказал.

Витя уже почти сутки был у брата и действительно не хотел отвечать на звонки своей супруги. Алена была права: дело было совсем не в тарелке, а характере жены. Вроде и женаты всего второй год, но даже у такого мягкого и уступчивого человека, как Виктор, есть предел терпения. И, вроде, Наташа уже не девочка – тридцатилетие на носу, а ведет себя как маленькая капризная принцесса. Витя впервые хлопнул дверью и ушел от Наташи. Возвращаться не хотелось, еще была злость.

На свадьбу бабушка Наташи подарила шесть тарелок – такой набор, Наташа называла его сервизом. Тарелочки симпатичные, но обыкновенные, рядовые, взятые где-то в отделе посуды, в красивой упаковке. Ну что ж, в хозяйстве очень пригодятся, спасибо, бабушка. Стали жить, сначала все было прекрасно, пока Наташа не стала «показывать зубки» — она все время пыталась верховодить в семье. Витя это чувствовал, но относился к капризам снисходительно, даже с шуткой:

— Наташка, стоп машина, заводишься! Тормози, давай!

Он обнимал гневную супругу, целовал ее и она как-то быстро успокаивалась. Опять же – все эти «цветочки» были в самом начале семейной жизни, а потом начались «ягодки». Ее психи набирали обороты и поцелуи уже не помогали. Ну или не сразу помогали, надо было очень постараться, чтобы унять гнев супруги. И вот однажды, после визита родителей, Витя разбил одну тарелку. Получилось это совершенно случайно – Наташа попросила его достать тарелки из сушилки и поставить их в шкаф. Одно неосторожное движение – и тарелка со звоном упала на пол. К слову сказать, Наташа уже до этого была на взводе и искала причину, чтобы устроить скандал. Услышав звон, она забежала на кухню и схватилась за голову:

— Разбил? Бабушкин сервиз? Ты что натворил! Это же подарок от бабушки, это память!

— Наталь, ты чего кричишь? Какая память, бабушка, слава богу, жива и здорова, а ты верещишь, будто это невосполнимая утрата! Да куплю я тебе точно такую же тарелку, она в любом магазине продается, даже больше куплю, можешь бить, сколько хочешь!

— Да не в этом дело! — Наташа голосила, стоя на коленях перед тарелкой. – У меня бабушка не такая богатая, а она старалась, из пенсии денежку выскребала, чтобы порадовать внучку с ее криворуким мужем! Ее жаль, понимаешь, она от души дарила, а ты взял и кокнул, тебе все по барабану! Вот ты во всем такой, тебе на все наплевать! Ты же брал тарелки, видел их, неужели нельзя было все сделать осторожнее? А ты еще ребенка хочешь! Да какого ребенка, тебе же даже посуду доверить нельзя! И откуда только у тебя руки растут!

— Наташ, ну ты злишься не из-за тарелки, ты же уже была на взводе, тарелка – это же только повод был, чтобы продолжить скандал.

— Нет, просто мне жаль бабушкину тарелку!

Витя почувствовал себя действительно виноватым. Черт знает, может быть действительно Наташке настолько дороги эти тарелки как подарок от бабушки? Он собрал осколки и пошел успокаивать свою жену, которая лежала на кровати и рыдала в подушку. Витя гладил ее по голове, говорил ласковые слова, до тех пор, пока Наташа не уснула. Но он все рано не мог взять в толк – почему нельзя купить такую же тарелку, только новую?

Прошел год, после этого происшествия, бывало всякое – придирки, ссоры, скандалы, и в основном по инициативе Наташи. Когда супруги мирились, Наташа объясняла свое поведение то состоянием ПМС, то желанием встряхнуть отношения. Вите это не нравилось, он терпеть не мог конфликты, но обуздать супругу с каждым разом становилось все сложнее.

И вот, вчера в гости пришел Витин родной брат с женой – они недавно переехали с другого города и нанесли визит, впервые увидев Наташу. Приглашена были и соседка Алена.

— Как хорошо, что нас всего пятеро! – сказала Наташа. – А то криворукий Витя шестую тарелочку из набора разбил, которую подарила моя бабушка на свадьбу.

Ну вот, и здесь надо было съязвить, никак не успокоится. Вроде вечер был теплым, но Наташа то и дело находила причину «подцепить за живое» своего мужа, что портило ему настроение, но Витя молчал. Он посмотрел на брата, но тот лишь понимающе подмигнул – мол, знаю, у меня такая же бывает жена.

Гости разошлись, супруги остались одни. Витя сложил стол в комнате и зашел на кухню, где Наташа мыла посуду. Наташа стояла у раковины в наушниках, спиной к Вите, и пританцовывала, она даже не слышала как Витя вошел и сел на кухонный уголок. Он решил подождать, пока жена помоет посуду и хотел с ней поговорить – мол, не надо так язвить хотя бы во время визита брата, это его унижает.

«Дзынь!» — и одна бабушкина тарелочка звякнула о раковину и разбилась на осколки. Наташа застыла, и Витя даже готов был броситься, чтобы успокоить супругу, которая вот-вот могла бы разрыдаться. Но этого не последовало – Наташа сказала: «Упс!», осторожно собрала осколки и попыталась засунуть их поглубже в мусорное ведро, закидав их какими-то бумажками. Потом она хихикнула, обернулась и встретилась глазами с Витей. Он смотрел на нее с какой-то горькой усмешкой.

— Упс? – переспросил он. – И это все? А как же рыдания насчет памяти о бабушке?

— Ну так все равно набор был уже неполным, — растеряно ответила Наташа. – Да и вообще – посуда бьется на счастье. Тарелка у меня из рук выскользнула, пены много.

— А у меня, значит, не на счастье разбилась! Значит я криворукий, а ты нет! Меня позорить можно, а тебя по головке гладить.

Витя встал, оделся и стал открывать в прихожей входную дверь, чтобы уйти.

— Витенька, ну куда ты уходишь на ночь глядя? Но это ведь не из-за тарелки?

— Именно из-за тарелки! – усмехнулся Витя. – Мне жаль бабушкину тарелочку!

И вот сегодня Наташа бесконечно набирает номер Витиного телефона и пускает ручьи слез – ей действительно страшно, что муж бросит ее. Не было еще такого, чтобы он на сутки пропал. И вдруг, во второй половине дня он все же ответил на звонок.

— Витя, прости меня! Я больше так не буду, только вернись!

Витя вернулся, был долгий и серьезный разговор. Наташа пообещала быть паинькой, не устраивать скандалы на ровном месте и даже купила две тарелочки – точно такие же, как были в наборе. В семье тишь да гладь уже несколько месяцев, а там как дальше будет – жизнь покажет.

Рассказ взят с канала дзен Tetok.net

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями: