Когда дочери исполнился месяц. Л. Петрановская

размещено в: На закате дней | 0

Когда дочери исполнился месяц, к нам прилетела – за три тысячи километров – моя бабушка, посмотреть на правнучку. И однажды днем ребенок что-то очень раскричался, кормили-качали – ну, ничего не помогает. И вот тут на сцену вышел настоящий мастер.

Бабушка детку взяла покрепче и начала укачивать, вверх-вниз, энергично, и песню петь, ту самую, которую я с детства помню, ее собственного сочинения, а может, еще ее мамы: «Ты моя роднулечка, ты моя курулечка, а бай-бай, а бай-бай, мою деточку качай» – и так много раз с вариациями. Каждый звук, каждую интонацию помню и сейчас.

Мы к тому времени уже, конечно, устали от ночных пробуждений и всей обычной круговерти с новорожденным, спать хотелось постоянно. И вот дочь начала затихать – дай, думаю, и я пока прилягу, хоть немного подремать.

А бабушка все поет. Через пять минут пришел муж, тоже рядом лег и мгновенно уснул.

Потом появился сын, ему было почти десять, и вообще-то он днем никогда не спал. Но тут он решительно залез между нами – и затих. Сопротивляться невозможно было этому «а бай-бай, а бай-бай…» Все спали до вечера, выспались до глубины души.

Это одно из самых счастливых воспоминаний в моей жизни, как мы спим все, вповалку, а над нами бабушкин голос, которому так сладко отдаваться во власть, доверяться полностью и каждой клеточкой чувствовать покой и защищенность.

Л. Петрановская «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка».

Из сети

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Недавно я села в поезд. Эссе Анны Кирьяновой

размещено в: Уроки жизни | 0

Недавно я села в поезд.

В электричку. С толпой людей. А муж замешкался, пропускал кого-то, — электричка тронулась и уехала. Я уехала, а он остался на перроне, под осенним дождем, с очень растерянным лицом, совсем один. А я поехала с чужими людьми, в битком набитом вагоне. Ехать было недолго, минут пятнадцать. Но это были очень грустные пятнадцать минут.

И в самых печальных и страшных снах мы вот так теряем тех, кого любим — только что был рядом, и вот — нету. И в слезах бегаем и ищем; уже почти нашли — но снова не можем найти. Маму в детстве, детей своих, любимых людей… Все происходит быстро и внезапно, раз — и двери закрываются. И кто-то уезжает, а кто-то остается на перроне, совсем один, и делает несколько бесполезных шагов вслед поезду.

Потерять очень легко. И все ссоры и упреки покажутся мелкими; да что там! — вообще забудешь про них. И ничего нельзя сделать — поезд стучит колесами и едет все дальше и дальше. Поэтому надо больше любить и больше выражать свою любовь. И не читать о том, как надо и как должно быть — откуда им знать, чужим людям, как должно быть и как не должно? И как надо?

Надо быть вместе. И надо вместе сесть в поезд — по возможности. Или на перроне вместе остаться, плевать на ушедшую электричку, их еще много будет. А близкого может не быть никогда. Только чужие люди, которых так много — и они такие чужие… Берегите любовь. Берегите близких. Не слишком спешите и не слишком мешкайте, будьте рядом — вот о чем я думаю. А как должно быть — известно только Тому, кто все это создал: небо, звезды, деревья и нас. Создал такими, какими мы и должны быть. Любящими и нуждающимися в любви…

Анна Кирьянова

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Все, кому мы делаем добро — немножко свои. Эссе Анны Кирьяновой

размещено в: Психология отношений | 0

Пуховый платок я тут на рыночке покупала — для свекрови. Сейчас холодно, надо платок потеплее купить. И такой, знаете, мохнатый, мама ценит именно косматость — это тепло! Ценная вещь, ежели она мохнатая. И пожилая женщина-продавец страшно замерзла, тяжело целыми днями на улице торговать. И вид у нее несчастный очень, печальное лицо с красным от холода носом. Она стала платки отцеплять, чтобы показать -а руки от холода не работают, пальцы не гнутся, так она промерзла.

И я быстренько платок взяла, без выбора и осмотра, жалко человека, неудобно как-то. И объяснила, что это не мне платок, конечно, а маме-свекрови. Для тепла и укутывания в мороз и холод, поэтому такой удивительно мохнатый и не больно красивый с эстетической точки зрения.

Женщина почему-то заплакала — может, от холода…И стала копаться в носочках пуховых на прилавке. Я платок убрала в пакет, рассчиталась и хотела пойти. А женщина говорит: «Возьмите своей маме в подарок носочки пуховые. Возьмите вот эти. И вот эти, с оленчиком. И вот эти, сиреневенькие возьмите, пожалуйста. Это очень теплые носочки, из чистого пуха, ей будет очень тепло!».

Я, конечно, полезла за деньгами, стала спрашивать, А сколько стоят носочки — нехорошо задаром брать! А продавец и говорит: «Это не вам, это вашей свекрови, которая мама.  Это ей от меня подарок на зиму — пусть ей будет тепло. Пожалуйста, возьмите! А у меня никого нет на белом свете, я одна. Это очень плохо, когда один! Так хорошо, что вам есть кому покупать платок, так хорошо!А мне теперь некому. Пусть носит теплые носочки с оленчиком и сиреневенькие»…

Так я и ушла с носочками — не для себя, для мамы. Одни взяла все же, пуховые, сбоку олененок вышит. Очень славные, правда; мохнатенькие, теплые, которые так приятно старушке надеть в морозные дни -старушкам ведь все время холодно.

И нам без них холодно будет. Надо им все покупать и дарить, пока они с нами; пока мы еще можем им сделать добро. И женщина-продавец уже не плакала, а улыбалась и представляла, как крошечная чужая старушка наденет теплые носочки — от нее в подарок. Когда своим уже нельзя сделать добро, можно ведь сделать чужим — и они тоже станут немного своими. Все, кому мы делаем добро — немножко свои…

Эссе Анны Кирьяновой.

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Мне семнадцать, я работаю санитаркой. Рассказ Лили Град

размещено в: Размышлизмы | 0

— Кто-кто-кто тебя разочаровал?.. Жизнь?… Серьёзно? — Кирилл Сергеевич громко расхохотался.
— Да, жизнь, — обиженно подтвердила я.

Мне семнадцать, я работаю санитаркой в хирургическом отделении, лишённая возможности поступить в университет в свой год выпуска…

Ухаживаю за лежачими больными, выношу утки, мою полы, туалеты, гноеотсосы…
Меня бросил мальчик, постеснявшийся нынешнего приземлённого амплуа вчерашнего признанного гуманитария…
Мой шкаф почти пуст, мама лежит после операции, бабушка умерла…

Мне стыдно, обидно, горько…

Я завидую своим бывшим одноклассницам, весело порхающим в невероятной студенческой жизни…
Хожу только на работу в больницу, и домой…

Изоляция, особенно сложно дающаяся в юности…

Кирилл Сергеевич, восьмидесятилетний ветеран войны, одноногий, дожидается в девятой палате ампутации оставшейся ноги…диабетическая гангрена…

Нет, он не обесценивает мои страдания, сравнивая их с несравнимыми, своими…
Он не страдает сам, и не позволяет мне…

Видя мою унылую физиономию, когда я появляюсь утром в дверях палаты с тарелкой резиновой каши, улыбается и читает Анненского…»…не потому, что от неё светло, а потому что с ней не надо света»…
Протягивает яблоки, щедро носимые сыном из сада…

Взглядываясь в его выцветшие, но лучистые глаза, я тогда впервые, наверное, осознаю, что сила человека не в его теле…
Она где-то внутри…
И это не стержень, как говорят, а маленькая пронзительная струна, которая гнётся, но не рвётся…
Сила в гибкости, в способности выпрямиться после любых ударов…несгибаемость хрупка, на самом деле…

— Жизнь не может тебя разочаровать, девочка…Она с тобой контракт на очарование не подписывала, — тихо произносит Кирилл Сергеевич, — так что только тебе самой решать, какой она станет, твоя жизнь…
Можешь считать, что сейчас с тобой обошлись несправедливо, и перестать взаимодействовать с миром, а можешь взять всё, что сможешь из того, что видишь, и — вырасти…

Меня так раздражает то, что я вижу, что я выскакиваю из палаты, и ухожу мыть коридор, бурча себе под нос о бессмысленности сказанного…

Он не только говорил со мной, он показывал свою негромкую любовь ко всему, что составляло его жизнь…
Рисовал простым карандашом в ученическом альбоме…
Читал Пикуля и Астафьева…
Нежно целовал ладони своей жены — маленькой тихой женщины с гладкими седыми волосами, собранными в пучок…спрашивал её про кота — ест ли магазинную мойву…

Всё — с удовольствием…
Про непрекращающуюся боль — ни слова…
Без упрёков к запаздывающим с перевязками медсёстрам…
Без претензий к погоде, к соседям, к правительству…

У этого человека не было «лихих девяностых» — было принятое им здесь и сейчас, каждую минуту которого он проживал осознанно и благородно…

Мы говорим с ним день за днём…
Я спешу даже в выходной день заскочить в девятую палату…

 

Я не замечаю, как перестаю раздражаться, обижаться, отталкивать неприглядную изнанку вынужденной своей работы…
Я начинаю испытывать непонятную любовь к каждому, кого скрутила боль, или обжёг недуг…
Я сижу ночами возле постелей людей всех возрастов, выслушиваю их простые исповеди, прозреваю, что-то говорю поддерживающее…
Глажу покрытые испариной лбы…
Сжимаю детские ладошки, боящиеся темноты…
Взращиваю надежду и в себе, и в них…

Я не знаю ещё, что получаю первый бесценный опыт в профессии, которую боготворю уже много лет, и в которой состоюсь годы спустя…

Кирилл Сергеевич умер ранним сентябрьским утром…не выдержал операцию…
Я пришла после выходных и увидела скрученный матрац на узкой железной кровати…
На тумбочке рдели поздние яблоки…

Когда нам кажется, что жизнь посмеялась над нами, обидела, разочаровала, принудила к испытаниям — это говорит совсем не о жизни, друзья мои…

Это говорит о нашей неготовности к ней…

Потому что ждать только праздников, побед, счастливых случаев, великой любви, и безмерного счастья — значит, жертвовать годами ради минут…

Жить несколько минут за всю жизнь — ничтожно мало…

Живите в каждой минуте…

Автор: Лиля Град

 
Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями: