У меня есть золотое правило в отношении тех, кто пришёл, чтобы отыграть свои амбиции, сбросить яд, выразить самодовольное недовольство, или, бездействуя, забраковать мои действия…
Я называю его — НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ ЧУЖИХ ПОМОЕВ…
Вот не надо их мне… Просто не надо…
Так воспитывала меня мама: «Можешь угваздать всё вокруг…но твой мусор достаётся тебе, и никому больше!»- говорила она мне до тех пор, пока я не уяснила, что так оно и есть…
НИКОМУ НЕ НУЖНЫ ОТХОДЫ МОЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ…
Токсичность, неконструктивная критика, манипуляции, буллинг, агрессия, озлобленность, бытовое хамство — это тоже отходы, ребята… Эмоциональные отходы… И утилизировать их должен сам производитель данного продукта… Ничего нельзя брать из того, чем он решил с вами поделиться… НИЧЕГО!
Я спокойно, но безоговорочно изымаю себя из общения с такими людьми… Просто молчу… Просто не читаю их сообщений… Просто встаю и ухожу отовсюду, где они пожелали предложить мне свои смердящие за версту протухшие помои…
Тот, кто хочет общаться — общается… Даже на конфликтной территории, но ОБЩАЕТСЯ! — сохраняя уважение к собеседнику и своё чувство собственного достоинства…
А тот, кто бодро переходит на личности, обзывает, истерит, выискивая слабые места для ударов побольнее — общаться не собирается… Собирается накормить своими помоями… Ответили хоть на слово — съели…
Запомните раз и навсегда: «помойным» людям ничего не надо доказывать, ничего не надо объяснять, ничего не надо брать у них… До них не надо пытаться достучаться… Их не надо воспитывать… К их совести не надо взывать… Их бесполезно осуждать…
С ними просто не надо иметь дело… Никакого…
Захотят улучшить ситуацию — справятся сами, или отыщут профессиональную помощь… Но до тех пор, пока повсюду носят своё заветное ведро с помоями — пусть сами завтракают ими, обедают, и ужинают тоже…
У нас с мамой есть многолетняя шутка: «Жизнь рушится. Пойду пока картошку пожарю!» Шутка работает! Хотя можно и не воспринимать её буквально. Не картошку жарить, а например, креветки варить, шить юбку, идти за грибами, смотреть комедию, печь плюшки. Вот это работает, ребята, а не драмы и трагедии, разыгрываемые на пепелище.
Поверьте мне! Там, где что-то рушится, надо заниматься обычными земными делами, потому, что именно обычные земные дела выводят нас из сумрака потрясения. Жизнь всегда будет стоить того, чтобы продолжать. И чтобы новые шансы приходили, их надо встретить занятыми. Поэтому, отпустите на все четыре стороны тех, кто думал, что с вами можно так, как они себе позволили. Отойдите ото всех закрытых дверей. Перестаньте жалеть о невозвратном. И — «жарьте картошку»!
Тридцать пять примерно лет тому назад в аудиторию одного весьма престижного вуза вошёл преподаватель, высокий, смуглый и без портфеля. Аудитория была большая, примерно на полтораста человек. Поточная аудитория, как говорили тогда, и в ней должна была состояться поточная лекция – для половины курса.
Его неохотно, но вежливо приветствовали студенты, встав со своих мест. Тогда не сейчас – тогда требование приходить на лекцию в костюме или хотя бы в пуловере поверх сорочки с галстуком (для студентов) и в платье или в блузке под пиджаком делового стиля (для студенток) ещё не считалось измывательством и травмой. Короче говоря, студенты встали, потом сели, преподаватель подошёл к доске, взял кусок мела, написал «Социальная статистика» и обернулся к аудитории.
– Друзья! – сказал он. – Меня зовут доцент Архангельский. К сожалению, профессор Вера Кузьминична Мальцева немного захворала и поручила мне провести первую лекцию этого чрезвычайно интересного и полезного курса. Я решил вместо введения ознакомить вас с главным, базовым принципом социальной статистики. Но для начала – давайте слегка взбодримся. Слегка, я бы сказал, повеселимся. Вы не против?
– За! Мы – за! Конечно, давайте! – ответили студенты. Им понравился этот человек. Одна девушка, сидевшая в первом ряду, даже спросила: – Извините, пожалуйста, а как вас зовут? – Доцент Архангельский, я же сказал. – А имя-отчество? – не отставала студентка. – Гавриил Светозарович, – ответил он, опустив глаза. – Ой, а вы, наверное, серб? Или болгарин? – спросил кто-то ещё. – Такое отчество редкое. – Нет, – ответил доцент Архангельский. – Вы, наверное, хотите спросить, кто я по национальности. Честно скажу: не знаю. Или ещё честнее: никто. Сначала я думал, что я еврей. Потом спросил отца. Он сказал, что это неважно… Но хватит о личном. Давайте к делу?
– К делу! – нестройно ответила аудитория. – Смотрите, – сказал он. – Вас на потоке, я вижу, примерно сто человек. Староста курса тут? Сколько вас? Ага, сто десять, я не ошибся. Девушек поменьше, чем молодых людей. Вижу, что примерно вдвое меньше, то есть в целом на двух парней одна девушка, что совершенно не соответствует распределению полов в населении страны, в возрастной когорте и так далее – но полностью соответствует специфике данного вуза. Сейчас вам чуть-чуть за двадцать. Пройдёт тридцать или немногим более лет – и вам станет около пятидесяти. Плюс-минус. Время подведения итогов. Давайте представим себе, кем вы будете к пятидесяти годам. У вас будут семьи? Дети? Какая у вас будет работа, зарплата, вообще социальный статус? Давайте пока остановимся на этих характеристиках. Ну, диктуйте. Только не все сразу.
Скоро доска заполнилась таблицами желаемого будущего. У всех были крепкие счастливые семьи, от одного до троих детей, и дети уже успели подрасти и поступить в вуз – причём у многих в этот же самый. Все занимали серьёзные начальственные должности (это не было пустыми фантазиями, потому что именно данный вуз традиционно был кузницей руководящих кадров); правда, кое-кто собирался пойти в науку, но там дорасти самое малое до профессора в вузе или руководителя подразделения в каком-нибудь НИИ.
Несколько девушек, как бы в противовес общей тенденции, собирались стать «просто женой хорошего, надёжного человека». Точнее говоря, не собирались – а были согласны на такой поворот событий. Разумеется, под «хорошим, надёжным человеком» предполагался мужчина из предыдущего пункта – то есть большой начальник или крупный учёный. – Отлично! – сказал доцент Архангельский. – А теперь давайте попробуем посмотреть, как будет на самом деле. Согласно законам социальной статистики, которая – такая же беспощадная и неумолимая дама, как физика или, к примеру, физиология. «Отчего люди не летают?» – спрашивала Катерина из «Грозы». Летают, ещё как! Но – вниз. Ускорение свободного падения, и привет. Как ни кидай яблоко вверх, оно все равно упадёт на землю. Как ни питайся, как ни лечись – ты не молодеешь, а стареешь… – он обвёл глазами аудиторию. – Да, у нас не совсем обычный институт, в него трудно поступить, это кузница кадров, наш диплом открывает многие двери. Поэтому, конечно, хочется надеяться на всё самое хорошее. И в самом деле, судьба вашего курса, без сомнений, будет гораздо благополучнее, чем судьба ваших ровесников из какого-нибудь заштатного вуза. Но всё равно… – и он развёл руками.
– Что вы имеете в виду? – спросила давешняя девушка из первого ряда; в этом «всё равно» она услышала угрозу. – И всё равно, – повторил он, – статистика неумолима. Из ста десяти человек на вашем курсе только десять или пятнадцать достигнут тех или иных высот. Утешайтесь: это очень много! В провинциальном вузе таких будет один человек, а может, и полчеловека на выпуск. Большинство будет на хорошем среднем уровне. Примерно четверть – на очень среднем. Голодать-бедовать не придётся, но – от аванса до получки. С хлеба на квас. Увы, человек пять, а может, и семь из вас вообще сойдут с круга. Говоря грубо – обнищают и сопьются, превратятся в полные ничтожества не только в социальном, но и в человеческом смысле. Да, и в человеческом тоже, не морщите носы! А что вы хотите от алкашей-бездельников или от весёлых пьющих дамочек? Извините. Я не имею в виду никого конкретно, особенно сейчас, когда вы все такие светлые, радостные, чистые и бодрые. Но социальную статистику не обманешь. Эти люди сидят вот здесь, в этой аудитории. Только не надо вглядываться в своих друзей! – усмехнулся он. – Всё равно не угадаете.
Он прошёлся по залу и продолжал: – Но не всё так страшно! Теперь посмотрим на правый хвост распределения, где собрались самые лучшие. Только что принят закон о кооперации. Люди получат возможность зарабатывать очень большие деньги, заниматься бизнесом, не опасаясь уголовных статей. Так вот, один из вас будет богат, причём не по-нашему, по-советски, где 700 рублей в месяц считается заоблачным доходом, а на мировом уровне! Он станет мультимиллионером или даже миллиардером. Старые друзья просто физически не смогут с ним встретиться – он будет жить где-нибудь в Альпах, за многослойными кордонами секретарей и референтов. Так что попросить у него до получки – не получится. И ещё среди вас как минимум два миллионера. Девушки! – засмеялся доцент. – Не вертите головами! Не найдёте! А если вдруг вам покажется, что вы угадали, – не стремитесь выйти за них замуж вот прямо сейчас. Потому что они лет в сорок с вами разведутся и найдут себе юных красавиц. Мой совет – ну их к чёрту.
Я не запрашивал в кадрах ваши личные дела, но я почти уверен – среди вас есть дети руководящих работников, в том числе и высокого уровня. Больше двух? Трое? Отлично. Мне совершенно не важно, кто это. Важно другое – никто из них не достигнет уровня своего папы или дедушки. Один будет так-сяк, средний класс. Второй – вроде богатый, но тоже не очень. А вот один из них попадет «на левый хвост». То есть сойдёт с круга, обнищает, сопьётся. Грустно? Мне тоже.
Наверное, среди вас есть влюблённые парочки. Может быть, кто-то уже успел пожениться, а кто-то только собирается. Что ж! Не менее пяти пар счастливо доживут до серебряной свадьбы и будут жить дальше, в любви и верности, в окружении детей и внуков. Но будут и разводы – и простые, и ужасные. – Ужасные – это как? – спросил кто-то. – Ужасные в смысле подлости, злобы, обмана и алчности. С делёжкой имущества, с требованиями отдать назад свадебные подарки, с внезапным увозом детей и вообще с использованием детей в ссорах. Как это у Льва Толстого: «Она дралась Лидой, нашей младшей дочкой, а я дрался Васей, старшим сыном». Но беды с детьми тут только начинаются. У кого-то сын свяжется с криминалом и сядет, у кого-то дочь выйдет замуж в очень надменную семью, которая не захочет знать её маму с папой. Сколько горя, сколько слёз! Но этим покинутым родителям или родителям детей-уголовников будут завидовать другие.
– Кто? Почему? – Те, у которых родятся дети-инвалиды. – Такие у нас тоже будут? – Две семьи, – сказал доцент. – И это будут две разные судьбы. Одна семья посвятит жизнь своему ребёнку. А другая – отдаст его, как бы это выразиться, в специализированное учреждение. В обоих семьях родители в итоге разведутся. В первой – кончатся силы, во второй – замучит совесть и взаимные упрёки. Но и это ещё не всё. Кому-то будет суждено похоронить своего ребёнка подростком. А кому-то – уже почти совсем взрослым человеком, студентом. – Грустно-то как… – А ещё грустнее, – покивал доцент, – что некоторые из вас не доживут до пятидесяти лет. – Ну и что нам теперь делать? – Вообще-то делать тут нечего. Но я смогу вам немного помочь. У нас осталось время до конца лекции. Я уйду, а вы разберёте себе эти роли. Кто на что согласен. Возможны компенсации: например, богатство в обмен на измену и грабительский развод. Или любовь в обмен на бедность. Ну и так далее. Напишете на листочках и сдадите мне. Имена-фамилии не обязательно. Я разберусь. Он быстро вышел из аудитории.
Студенты зашумели. Кто-то легкомысленный сказал, что это просто шутка. Кто-то умный – что сто десять человек – это слишком маленькая группа, чтобы на ней всё отразилось. А один парень вдруг сказал, что клянётся взять себе больных детей и гнусный развод – но при условии, что он станет миллиардером. «Хитренький какой!» – засмеялись все.
Миллиардером он, кстати говоря, стал; дети у него были здоровые и жена верная. Но, помня этот разговор и свою клятву, он отдавал огромные суммы на детские больницы и школы-интернаты.
А его однокурсник, внук министра и на короткое время даже компаньон, разорился дотла и помаленьку спивался. Сидел в рюмочной на Пятницкой и рассказывал своему закадычному дружку – тоже бывшему однокурснику – как его обокрала жена при разводе. То ли смеялся, то ли плакал: «А ведь какая любовь была! И главное – наша девочка, генеральская внучка!». Вывезла из квартиры всё, включая электрические розетки и карнизы для штор. И сами шторы тоже. И детей. Ещё он рассказывал, что недавно обзванивал старых приятелей – и всё вышло, как этот Гаврила говорил: «Пашка спился, Санька умер, Лидка тоже тю-тю, у Верки и Вовки сын сидит, Боб без работы, а вот Аверьян – ого! Вице-губер. Но он один такой. Ну и так дальше. Всё верно мужик сказал. Статистика!».
– А знаешь, кто был этот доцент Архангельский? – вдруг спросил дружок. Приблизил лицо и прошептал: – Архангел Гавриил! – Ну? – изумился внук министра. – Вот оно что, значит… – потом подумал и покачал головой. – Не! Не-не-не! Ерунда. Архангелы такие не бывают. Это она, вот эта… беспощадная социальная статистика. – Неумолимая и беспощадная! – кивнул дружок и пошёл к прилавку за следующей рюмкой.
Мне рассказали хорошую историю про бездомного рыжего кота.
Этот кот бегал по посёлку и вредил. Гонялся за курицами, залезал в огород к одной женщине и там пакостил: грядки раскапывал, вырывал растения, справлял нужду, извините, на аккуратных дорожках. Совершал иные противоправные действия, как пишут в полицейских протоколах.
Он вредил огороду так, что женщине приходилось укрывать посевы и ягоды полиэтиленовой плёнкой и еловыми ветками. Кот в основном по ночам безобразничал. Он бы и в дом залез непременно, и там бы напакостил, но женщина держала двери закрытыми, конечно.
Это был кот-вредитель. Кот-разрушитель. Кот-хулиган. И вот женщина рассказала дальше, довольно неожиданно. Пришлось мне, говорит, взять кота себе. Взять домой. И сейчас это чудо, а не кот. Он ходит тихонько по дорожкам в огороде на мягких лапах. Он прогоняет птиц, которые клюют ягоды. Он следит за порядком.
Если бы он умел лаять, он бы облаял всех чужих! Но лаять кот не умеет, и просто выгибает спину, ощетинивается и шипит, когда чужие приходят в огород. Кот живет в доме, но огород тщательно сторожит. И следит за порядком. Теперь ведь это общий огород: его и его хозяйки. А своё надо беречь!
Вот и признак того, что дом и огород считают своими, общими. И кот, и человек бережёт общее имущество. Дома ходит на мягких лапах и следит за порядком. Чинит, не разбрасывает предметы и не раскапывает грядки. Не гадит у порога. И не слишком любит тех, кто клюёт его ягоды, даже если он ягоды не ест. Это ресурс семьи! Кот и человек становятся домовитыми и рачительными.
А если дом подсознательно не считают своим, его не слишком берегут. Не следят за порядком. И портят пространство, загрязняют его, делают неуютным. Это признак того, что человек или кот пришёл в этот дом перекантоваться, пожить- побыть, как на постоялом дворе, и отправиться дальше.
Потому так тревожит пренебрежение порядком. Люстра, которую годами не могут повесить. Немытая посуда горой в раковине. Оторванная дверная ручка. Текущий кран, который не чинят уже месяц. Пятна от чашек на полированном столе. И стремление приводить в дом чужих людей…
Любовь к дому и защита своего пространства — хорошие признаки для отношений с человеком. Может, потому подростки так все разбрасывают иногда — это скрытый бунт и послание родителям: «я скоро уйду в свою взрослую жизнь». Если человек нас любит, он любит и наш дом. Наш общий дом. Общий сад. Создаёт и хранит общее пространство, в котором живет энергия любви.