Игорь Александрович Моисеев

О великом хореографе вспоминает бывшая солистка его балета Лидия Шамина: «Целеустремленность была главным качеством характера Игоря Александровича. Ансамблю в его жизни подчинялось все. Он и артистов любил или не любил, подходя с этой меркой — насколько ты ансамблю предан. За талантливого танцовщика, в котором души не чаял, Моисеев мог и по высоким инстанциям пойти, случись у того неприятность. Благодарности не ждал ни от кого никогда, но упрекнуть мог, ничего не забывал.

С первых лет существования ансамбля артисты звали его Хозяином. Нет, аналогии со Сталиным здесь ни при чем, просто он ничто не упускал из виду в своем танцевальном хозяйстве. Представьте себе: в 1983 году, в семьдесят с лишним лет, он ставил спектакль «Ночь на Лысой Горе» — и вспомнил движение, которое видел на полтавской ярмарке 6-летним мальчишкой! Все это время оно хранилось в его творческой копилке — пока не пригодилось.

Он очень любил русскую поэзию, легко мог прочитать наизусть целиком «Песню про купца Калашникова», поэмы Алексея Толстого. На гастролях всегда заботился, чтобы артисты ходили в музеи, и сам проводил потрясающие экскурсии — музейные работники только рты разевали.

Моисеев в полной мере обладал тем душевным свойством, что модно зовется харизмой. О силе его личности, его слова вспоминают все моисеевские танцовщики. В его присутствии никто не мог сидеть. Его боялись, обожали и безмерно уважали, но — на расстоянии, сблизиться с ним никто даже подумать не мог. Подойти заговорить побаивались. Но если попадали к нему в кабинет на разговор, запоминали эту встречу навсегда.

Моисеев раз и навсегда завел в ансамбле правило: день должен начинаться с класса — упражнений у балетного станка и на середине, включая прыжки. И все 70 лет, где бы ансамбль ни находился, правило это соблюдается неукоснительно. В эвакуации, когда жили в поездах, скитаясь по Сибири, Моисеев сам давал класс прямо в вагоне и сам же его выполнял вместе с танцовщиками. «

На базе», в Концертном зале имени Чайковского, класс и репетиции всегда были основательными, «в полную ногу», здесь ставились все моисеевские танцы, а их в репертуаре более трехсот. Каждый день после класса без четверти двенадцать весь зал уже интенсивно разминался: прыгал, растягивался, вертелся, стучал дробями. Те, что поближе к двери, у лейки (из нее поливается пол, чтобы не скользить), поглядывали за лестничной площадкой, где лифт. «Приехал!».

Моисеев входил в зал деловитой походкой, садился в центре в кресло у зеркала (присесть на него не осмеливался даже в его отсутствие никто), закидывал ногу на ногу: «И-и, начали!». Какое счастье было с ним репетировать! Он никогда не гонял понапрасну, замечания всегда были точны, а уж показы! В одно мгновение он мог преобразиться в робкую барышню, пьяненького казака или римского гладиатора. Надо ли говорить, что все наизнанку выворачивались, чтобы сделать, как он велит.

Моисеев требовал скрупулезности во всем: позиции соблюдались до миллиметра, методика движений отрабатывалась часами, рисунки надо было держать как по линеечке — ассистентами-репетиторами это доводилось до совершенства, абсолюта. Отсюда и слаженность исполнения, и техника танцоров, которая и сегодня, уже в шестом по счету поколении, поразительно высока.

Жизнь его — это цепь удачно принятых решений: где надо, он был дипломатом, где надо — диктатором. Главный его принцип: «Неизбежное встречай достойно». Этим можно объяснить и то, что ни он сам, ни его артисты не пострадали от сталинских репрессий, а успех был постоянным спутником ансамбля. Однажды по ошибке костюмы, в которых сегодня вечером надо было выступать на очередном партсъезде, отправили с приготовленными для завтрашних гастролей по Сибири.

К началу репетиции все с ума сходили: «Что с Хозяином будет? Да его инфаркт хватит!». Узнав, в чем дело, он мгновенно отреагировал: «Звоните в ГАИ, пусть пошлют за трейлерами вертолеты». И успели! Одевались мы за кулисами, за пять минут до выхода. Костюмершу, по чьей вине произошла ошибка, Моисеев уволил в тот же день.

Он годами носил одни и те же пиджак и берет. И страшно переживал, если его артисты «отличались» — машинами, нарядами, недостойным поведением, следил, чтобы моисеевцы всегда и везде выглядели аккуратно и достойно. Рассматривая личный багаж артистов, ожидавший отправки в холле гостиницы, мог отругать за неопрятный чемодан.

Танцовщицам запрещал курить — сам никогда в жизни не пил и не курил. Женственность, красоту в танцовщицах умел ценить, говорил, что артистку красивую научить танцевать легче, чем крокодила сделать красоткой, и требовал от нас безупречной формы. Расслабиться Моисеев не позволял себе до последнего дня. До преклонных лет делал балетный станок, потом перешел на дыхательную гимнастику, которую придумал сам, на основе нескольких методик.

Личная, домашняя его жизнь всегда была закрытой темой. Лишь немного, про родителей, он сам рассказал в своей книге «Я вспоминаю… Гастроль длиною в жизнь». На все расспросы «про жизнь» отвечал, что всегда старался жить и работать по принципу Лао Цзы: «Созидай, но не обладай, трудись, не ища выгоды, добивайся цели, но не гордись».

«Самое большое несчастье, если человек всю жизнь живёт и не любит работу, на которую обречён. По-моему, большего наказания быть не может. В английских тюрьмах знаете какое самое лютое наказание? Переносить из одного угла в другой камни. Бесцельность этой работы убивает и психически, и физически. Если вы работаете, скажем, ассенизатором, но видите результат своего труда — это уже, поверьте, немало.» (Игорь Моисеев)

ИЗУЧАТЬ народные танцы Игорь Моисеев начал ещё в 30-х годах ХХ века. Ездил на Украину, в Белоруссию, Грузию, Таджикистан. Как-то Институт физкультуры имени Сталина со своими выступлениями 3 года подряд недотягивал до первого места. Сталину это очень не нравилось. И вот за месяц до очередного парада Сталин приказал назначить нового постановщика. Выбрали Моисеева. Просто чудом за такой короткий срок Игорь Моисеев успел придумать, подготовить и показать такую программу, которая «без лишних вопросов» стала первой.

Когда началась война, Моисеев увёз свой ансамбль на Дальний Восток. Тем самым он спас труппу от пуль и голодной смерти. — Каждый день мы давали по 2–3 концерта. Переезжали из города в город в двух купейных вагонах. В каждом купе размещалось по 6 человек. В этих же вагонах и ночевали. Иногда нам давали гостиницу. Уж тогда мы себя чувствовали просто королевской делегацией.

В то время Игорь Александрович стал для всего коллектива ну прямо как мать родная. Кормил нас, доставал хлеб, сахар, масло, чай, одевал. Вся труппа ансамбля ходила в одинаковых ватниках, штанах, валенках. Следил, чтобы самым молодым доставалось чуть больше еды, считал, что им это более необходимо, чем старшим. Помогал всем разгружать вещи из вагонов, носил тяжёлый реквизит. Заставлял нас всех каждый день мыться. Если в городе была баня — мы все шли в баню. Если же бани не было — отправлялись на вокзал: тогда приходилось мыться в туалетах ледяной водой. Но как бы ни были тяжелы условия, все должны были быть чистыми и опрятными. Отговорки не принимались. И не дай бог у кого-то запачкается костюм — тут же отправлялся его чистить.

Классы (хореография и пр.) проводил каждый день, вне зависимости от обстоятельств. Чаще всего мы репетировали на перронах. Выйдем из вагонов, встанем и начинаем делать упражнения. Когда же оставалось свободное время, Игорь Александрович собирал всех в вагон и рассказывал об истории танца, о музеях, о художниках, играл в шахматы: он когда-то даже был «первой доской» Большого театра.

ПОСЛЕ войны Ансамбль народного танца стали довольно часто отправлять на гастроли за границу. Во время событий в Польше, когда русских там принимали, мягко говоря, не очень тепло, российское посольство решило смягчить ситуацию и организовало сборный концерт. В первой части концерта половина народа ушла из зала. Моисееву нужно было спасать ситуацию. — И мы решили исполнить польский народный танец краковяк. Когда нас объявили, поляки заудивлялись: «Как это русские будут танцевать краковяк?» Но выступления закончились бурными овациями. Два раза вызывали на бис, кричали: «Браво! Виват!» А у нас всех сердце замирало.

Есть у нас танец «Бульба». Игорь Александрович поставил его на белорусскую народную песню. Так вот, белорусы с тех пор, как мы его им показали, утверждают, что танец этот — народный. А на самом деле до постановки Моисеева такого танца вообще не было.

В своём коллективе Игорь Моисеев и в 100 лет Хозяин — так прозвали его ученики. Он сам и в том возрасте приходил на репетиции, сам принимал все спектакли, одобрял костюмы. Если что-то не нравится, сам показывал, как надо делать. Он умел объяснить так, что сразу всё становится понятно.

Да, артисты его боялись, потому что он строгий, может упрекнуть, сделать замечание. Но эта строгость оправданна, поэтому никто никогда не обижается. Выпивка и сигареты были строжайше запрещены. Не дай бог, если в ансамбле кто-то при Игоре Александровиче выпьет или закурит. Он этого просто не переносил. Сам мог только в праздник выпить рюмку вина, но не более.»

Еще более удивительным фактом, чем возраст Моисеева, выглядит неправдоподобно успешная, почти семидесятилетняя история главного моисеевского детища – ансамбля народного танца, состоящая из вечных аншлагов, гастролей по всем континентам и единодушно восторженных откликов прессы. «Если концерты моисеевского балета не заставят вас аплодировать, неистовствовать, топать ногами от удовольствия, значит, вы не совсем нормальны», – писала «Ле паризьен» о гастролях моисеевцев в Париже. «Эти русские танцуют как дьяволы», – вторила ей голландская «Утрехте ниеувсблад».

Из каждой страны Моисеев привозил новый танец. Аргентинское Гаучо, венесуэльская Хоропа, югославская Дзюрдевка, мексиканская сюита… Маэстро не постеснялся напомнить не только России, но и другим странам о позабытых ими традициях. Итальянцам Моисеев подарил свою версию тарантеллы – они назвали ее возрождением этого танца. Китайцам преподнес их старинный танец с лентами – зал ревел от восторга и вызывал на «бис». А для испанцев арагонская хота и испанская баллада «по-моисеевски» оказались настоящим эстетическим шоком – в благодарность ансамбль получил почетный орден.

Теперь у Моисеева целый музей наград и премий (только орденов, русских и зарубежных, более тридцати). Его имя трижды вошло в Книгу рекордов Гиннесса: за самую долголетнюю творческую деятельность в области хореографии (с 18 лет в балете Большого театра, с 24-х – балетмейстер, сочинитель танцев), за рекордное количество поставленных хореографических произведений (более 300 танцевальных номеров) и за выдающийся вклад в развитие мировой народно-сценической хореографии.

Последняя формулировка звучит туманно, но имеет в виду конкретную заслугу хореографа: Игорь Александрович придумал и развил собственный танцевальный жанр – сценический народный танец. У этого изобретения не было ни аналогов, ни предшественников, ни традиций. Просто до Моисеева никому в голову не приходило показывать зрителю, воспитанному на балете, лихие гопаки, разудалые бульбы и озорные вензеля.

А Моисеев, много путешествовавший по стране и с детства боготворивший народный танец (еще в 8 лет увидел, как танцует народ на Сорочинской ярмарке, и запомнил навсегда), взял да перенес самородные национальные пляски с улицы прямо на сцену. Причем не просто скопировал, а дополнил элементами классики и характерного танца (пригодилась школа Большого театра), создав собственную систему танца.

Сегодня можно говорить о выставочности «моисеевского» жанра. Известнейшие номера – танцы «Лето», «Партизаны», «Старинная городская кадриль», флотская сюита «День на корабле», греческий танец «Сиртаки» – это уже не просто визитные карточки ансамбля, а часть истории и культуры разных стран. Они как музейные экспонаты хранятся мастером в первозданном виде.

Моисеев намеренно ничего не переделывает. Он убежден, что танцевальный номер – это творение времени и обстоятельств, он интересен как осколок памяти, которую не изменить. Оберегая старое, Моисеев не перестает творить. У него, несмотря на возраст, еще море грандиозных планов. Например, создать собственный театр танца. Все-таки слово «ансамбль» уже несолидно для такого прославленного коллектива.

А главная мечта Моисеева – чтобы изобретенный им жанр развивался и не превратился в классику – осуществляется уже много лет: многочисленные коллективы, созданные при участии Моисеева, танцуют по всему миру: и в Венгрии, и в Болгарии, и в Польше, и в Чехии, и в Словакии, и во Франции, и в странах СНГ. Тысячи последователей, учеников, новых течений. А сравнить балетмейстера Игоря Моисеева пока не с кем. Он так и остается единственной звездой в жанре, который придумал сам.

Мастера не стало 2 ноября 2007 года…

Из инета

В 1920 году отец отвел его в балетную школу бывшей балерины Большого театра. Мальчику на тот момент было 14 лет — для начала занятий танцами это уже весьма «солидный» возраст, но папа таким образом просто хотел спасти сына от плохих компаний, коих в Москве того времени на улицах было очень много.

Отцовская забота о безопасности ребенка предопределила весь дальнейший жизненный путь мальчика и помогла открыть его талант. Уже через три месяца после начала занятий в танцевальной школе преподавательница отвела ученика на вступительный экзамен в Государственную балетную школу ГАБТ (ныне — Московская академия хореографии).
Юный танцор, который буквально вот-вот занялся танцами, отлично сдал экзаменационные задания и был зачислен в балетную школу. Звали мальчика Игорь Моисеев.

Так началась сценическая карьера самого знаменитого советского артиста балета, хореографа, педагога и общественного деятеля. Сегодня исполняется 116 лет со дня рождения этого выдающегося человека.

Список его постановок — огромен, от балета «Спартак» в Большом театре (композитор А. И. Хачатурян) до почти сотни танцев разных народов мира. В 1937 году он создал ставшим позднее знаменитым на весь мир «Ансамбль народного танца СССР».

С 2007 года ансамбль носит имя Игоря Моисеева.
Он создал первую в стране профессиональную школу народного танца, был награжден очень большим количеством самых престижных советских и зарубежных наград, включая звания народного артиста СССР, лауреата трех Сталинских премий, кавалера трех орденов Ленина, двух «Оскаров» в области танца.

Мировая знаменитость, который попал в балет фактически случайно, благодаря своему отцу; один из самых влиятельных советских артистов, который при этом был человеком верующим.

Из его интервью, которое он дал в 2006 году, незадолго до своей кончины: «За время моего руководства ансамблем меня 18 раз вызывали к себе партийные чиновники и, стуча кулаком по столу, требовали вступить в КПСС. На что я всякий раз невозмутимо возражал: я верю в Бога и не хочу, чтобы вы меня за это прорабатывали на своих собраниях».

Автор публикации

не в сети 8 часов

Татьяна

Комментарии: 1Публикации: 7897Регистрация: 28-12-2020