Моя Маняша. Автор: Мария Скиба

размещено в: Деревенские зарисовки | 0

Моя Маняша

В тот летний вечер на окраине деревни Святкино собралось много парней и девушек. Они смеялись, пели под гармошку песни. Тогда, в середине двадцатого столетия, молодежь умела весело погулять. Именно весело, а не «круто». По-доброму.
Постепенно все разбрелись по парам и на поваленном дереве, которое служило огромной лавочкой, в тишине остались трое: Егор Веретенов, широкоплечий высокий парень, недавно вернувшийся со службы в Армии, Маняшка Пичужкина и Лиза Беляева.

Маняша и Лиза были ровесницами, но не подругами. В прошлом году они окончили десятилетку и теперь работали в колхозе. Маняшка в столовой, а Лиза лаборанткой на ферме. Егор сидел на бревне как раз между ними. Он с интересом крутил головой, посматривая на девушек, которые смущенно переминались с ноги на ногу по разным от него сторонам и чувствовали себя очень неловко. Вроде, нужно им было уже идти домой, раз пары нет, но очень не хотелось, вечер был теплым, а небо звездным.

Егор помнил их еще нескладными девчонками, но за два года, что он служил, они изменились, похорошели. Каждая по-своему. Маняшка была невысокой, полненькой, на голове у нее задорно вились густые волосы пшеничного цвета. Но главным ее богатством были глаза и улыбка. Чистые, веселые, так и хотелось взять ее за руки и закружить по поляне. Лиза же была совсем другая. Строгая, немного высокомерная, но красивая. Лицо словно нарисовано талантливым художником, фигура стройная, высокая. Казалось, сама березка оторвалась от рощицы и случайно выплыла на лесную опушку. Одно смущало, ее холодность, будто душа девушки спряталась за плотно закрытой дверью. Егор вдруг хлопнул в ладошки и энергично растер их:
— Ай, девушки-красавицы, — воскликнул он залихватски, — А кто из вас за меня замуж пойдет?
Лиза тут же фыркнула:
— Ну вот еще! – и презрительно отвернулась, она знала о своей красоте и считала, что будущий муж должен ее долго и трудно завоевывать, а не так, с бухты-барахты. Несерьезно это, она достойна большего.
— А я пойду! – звонко воскликнула Маняшка, — Если не шутишь.
— Не шучу, — кивнул Егор, — Я человек слова. Ну что, невеста, пойдем погуляем, познакомимся поближе, — он подошел и протянул Маняшке руку.
— Невестой я буду, когда засватаешь, — скорчила смешную рожицу девушка, — А погулять я не против, — она вдруг обернулась к Лизе:
— Лизка, давай мы тебя домой проводим, темно ж уже.
— Вот еще! – дернула плечами красавица, — Я никого не боюсь, сама дойду, — она обиженно надула губы, повернулась и быстро зашагала прочь.
— Чего это она? – удивился Егор.
— Не обращай внимание, — махнула рукой Маняшка, — Она всегда такая, я даже не помню, чтоб она когда-то улыбалась, вечно всем недовольна.
Парень с девушкой взялись за руки, весело смеясь, пошли по дорожке и через минуту забыли о Лизе.
— Матушка, отец, я жениться надумал, на Маняшке Пичужкиной, готовьтесь к сватовству, — заявил на другой день Егор своим родителям.
Но Петр Тимофеевич и Наталья Ивановна совсем не обрадовались такому заявлению сына, они были не против его женитьбы, они были против Маняши. Девушку воспитывала Елена, мачеха, довольно злобная особа. Мама Маняши давно умерла, а отец был слишком любвеобилен, после того, как женился на Елене, уходил от нее уже раз семь, поживет год-два с какой-нибудь разбитной вдовушкой и обратно прибежит. Елена каждый раз прощала его, любила очень, еще смолоду, но всю свою обиду вымещала на падчерице, которая всем на зло оставалась веселым и добродушным человечком.

Может, Маняша и неплохая была, вот только за душой у нее ничего не было, никакого приданного, отец все прогулял, любовницам пораздарил, даже дома своего не было. Да и сваты такие никому не были нужны. Так что Петр Тимофеевич сына тут же остудил, сказав, что свадьбы не будет. Вернее, они согласны на свадьбу, но не с Маняшей.
— Женись лучше на Лизе Беляевой, — сказала ему мама, — Красавица, не какая-то пустышка-хохотушка, как Манька эта, да и родители серьезные. Мать, вон, ветеринарша на ферме. Отец председателя колхоза возит. И тебя пристроят на хорошее место. Отец ее, кстати, уже намекал мне, что не прочь породниться с нами.

Но Егор не хотел жениться на холодной Лизе, он даже с ужасом вспоминал свое предложение, хорошо, что Лиза тогда отказалась. А то как бы он потом выкручивался? Егор улыбнулся, а, ведь, если бы не его шуточное предложение, то он бы и не узнал, какая замечательная девушка Маняшка. За то время, что они провели вчера вместе, он успел влюбиться в нее.
Маняша оказалась искренним и добрым человеком, к тому же с ней было очень интересно разговаривать, она хорошо знала историю и много читала. И еще парень не мог забыть, как она спросила его при расставании, когда они уже стояли у ее калитки:
— Егор, ты же не откажешься завтра от своего слова? – спросила Маняша неожиданно очень серьезно, — Я поверила тебе, я согласилась стать твоей женой. Если ты меня обманешь, я умру, — он увидел при свете луны, как в ее глазах блеснула слезинка.
— Не откажусь, — тоже серьезно ответил он и обнял девушку.
Егор хотел поцеловать ее, но она вдруг звонко засмеялась и ловко вырвалась из его рук:
— А вот целоваться после сватовства будем, — и убежала в дом.
— Если вы мне не дадите вашего благословения, я женюсь и без него. Но тогда мы уедем, и вы меня больше не увидите, — твердо заявил родителям Егор и вышел из дома, не дожидаясь их ответа.
С того дня он каждый вечер приходил к дому Маняши. Они допоздна гуляли, сидели на лавочке у ее калитки, а утром, не выспавшись, шли на работу. Но они были счастливы, они были влюблены. И совсем не замечали, как втихаря наблюдала за ними Лиза, которая уже жалела, что вот так же легко не согласилась на предложение Егора. Девушка представляла себя на месте Маняши и жутко ей завидовала, особенно, когда видела ее счастливые глаза. Лиза была уверена, что она более достойна любви такого красивого парня.

Родители Егора знали упрямый характер сына и боялись, что он, действительно, уедет куда-нибудь вместе с Маняшей. А им очень хотелось, чтобы их внуки росли у них на глазах. Так что они больше ничего не говорили против его избранницы, но и сватовство всячески старались оттянуть, надеясь, что он сам передумает. Тут и случилась беда.
Маняша и еще несколько женщин поехали на колхозном грузовике в город на склад за продуктами. И попали в аварию. У грузовика отказали тормоза, он вылетел с дороги и врезался в дерево. Женщины ехали в кузове, поэтому их просто раскидало по полю. Одна женщина погибла, а Маняша и еще одна девушка с переломами оказались в больнице.

Егор сразу, как узнал о случившемся, поспешил к своей невесте. Но Маняша была без сознания, в очень тяжелом состоянии, и его к ней не пустили. Пришлось парню уехать домой.
— Сынок, — тронув Егора за плечо, осторожно проговорил Петр Тимофеевич, — Думаю, тебе придется отказаться от вашей свадьбы. Маняша, если выживет, теперь останется инвалидом, врачи сказали, что она даже ходить вряд ли будет, слишком много переломов. Да и лицо у нее изуродовано. Не до замужества теперь ей будет. А ты парень молодой, тебе жениться пора, детей растить. Беляевы нас еще ждут, Лиза не против.

Егор с минуту сидел, зажав голову руками, а потом медленно поднял глаза на отца и сморщился, как от боли:
— Отказаться от Маняши?! Потому что она стала калекой? Отец, помнишь, как ты меня учил быть честным, помогать людям, защищать слабых. Я учился по твоим заповедям, верил тебе. А теперь ты хочешь, чтобы я бросил девушку, которую люблю всем сердцем только потому, что она по воле злого рока стала непригодной для женитьбы? Чтобы женился на здоровой, красивой и наслаждался жизнью? А ты тоже так поступил бы? И смог бы после этого уважать себя? Ответь мне, ведь, ты отец, с которого я всегда брал пример, у которого учился быть человеком.
Петр Тимофеевич не выдержал взгляда сына, отвернулся и опустил голову. Он ничего не смог ответить, развернулся и медленно пошел прочь. Наталья Ивановна, которая стояла в дверях комнаты, открыла было рот, чтобы возмутиться, но муж посмотрел на нее таким взглядом, что у нее перехватило дыхание и она так ничего и не сказала.
Егор каждый вечер ездил в больницу. Маняша пришла в себя на третьи сутки и первое, что увидела, это глаза любимого. Грустные и счастливые одновременно.
— Если ты меня бросишь, я пойму, — сквозь слезы прошептала девушка, а Егор улыбнулся:
— Вот родишь мне с десяток сорванцов, потом я подумаю, бросить тебя или нет, — он поправил ее пшеничные кудряшки и, наклонившись, нежно поцеловал ее курносый нос.
Девушка пробыла в больнице больше месяца. Врачи даже не ожидали, что она так быстро пойдет на поправку. Когда ее выписывали, сбежался весь персонал больницы, все хотели пожелать счастья Маняше, веселой, неунывающей девушке и ее жениху, ради которого она и выжила.

Егор и Маняша сразу после выписки расписались, и она переехала жить в его родительский дом. Наталья Ивановна сначала была недовольна этим, но, увидев, как нежно относится к жене ее сын, как горят их глаза, когда они смотрят друг на друга, оттаяла и тоже полюбила добродушную жизнерадостную сноху. Сам Петр Тимофеевич, какой бы строгий ни был, а иначе, как «доченькой» Маняшу не называл.

Все вместе они помогли девушке пережить эту боль, подняться с постели, практически, заново научиться ходить, да и жить.
А Лиза Беляева вскоре уехала из деревни. Она поняла, что Егор всегда будет любить только Маняшу, поэтому решила не мешать им, да и себя не мучить. Она села за учебники и осенью поступила в медицинский институт в Тюмени, где жила ее двоюродная тетя. Лиза стала хорошим детским доктором. Но замуж вышла уже после тридцати лет, за мужчину с двумя детьми. И родила ему еще троих. Кстати, улыбаться она все-таки научилась.

У Егора и Маняшки через два года после свадьбы родился первый ребенок, сын, которого они назвали в честь отца Егора Петром. Пройдет еще двадцать три года, и Петя приведет домой невысокую полненькую девушку с курносым носиком и веселыми, немного испуганными глазами. Он будет крепко держать ее за руку и твердо скажет родителям, что это его любимая Танюшка.

Егор Петрович и Мария Степановна не будут спрашивать у девушки, кто ее родители, для них важнее будет тот нежный и преданный взгляд, которым будут смотреть друг на друга их сын Петя и его невеста. А Миша и Даша, младшие брат и сестра Пети, затаив дыхание, будут выглядывать из своей комнаты и удивляться тому, как эта Танюшка похожа на их маму.

Мария Скиба

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Немтырь. Автор: Мавридика Де Монбазон

размещено в: Деревенские зарисовки | 0

НЕМТЫРЬ

— Отец, гляди — кась, какого к нам гостя заморского занесло, незнамо, негаданно.

Отец с матерью стояли на крыльце дома, тесно прижавшись друг к другу. Мать прятала счастье под нарочитой суровостью, отец тоже старался сдержаться и не пуститься в пляс от радости, не кинуться на шею сыну Василию, старшенькому, неприкаянному, как считали старики. Много лет Василий не был дома, как уехал счастье искать так и мотался, присылая телеграммы, из разных уголков страны.

Из- за родителей выглядывала светловолосая девушка, младшенькая сестра Василия, последушек Олька.

— Олюшка, — позвал Василий из- за забора, просовывая руку в щель, чтобы открыть калитку, — Олька, чего ты, не узнала, ну.

— Братка, братка, — с визгом прыгнула на шею Василию девушка, — браточка, милый, хороший, Васенька, маманя, батя, ну что же вы, это же Васятка…

Василий кружил свою выросшую сестричку, как когда-то в детстве, а она хохотала, счастливая, раскрасневшаяся.

Родители степенно подошли и стояли улыбаясь, наблюдая за встречей брата с сестрой. Вот такая она Олька, любой лёд растопит. Обижались старики на сына, несколько лет носа не показывал, всё мотался по свету, всё счастье искал… Подошли, поздоровались.

Любопытные соседи выглядывали из окон, из палисадников, а кто-то вышел и на дорогу… Всем было любопытно, кто это на такси прикатил к Самариным, и удивлённо рассматривали высокого, загорелого мужчину, Василий, Василий, шептались соседки.

— Мальца то с чемоданами забирать будешь, или мне их назад вести? Таксист оборвал поток радости, очарование от встречи. Василий вдруг засуетился, начал вытаскивать чемоданы из багажника, а потом вызволил из машины и мальчишку, худенького, бледного, одетого в шортики, белую рубашечку с коротким рукавчиком и белые же гольфики.

— Мама, пап, Олюшка, знакомьтесь. Это Илька, Илья мой… сын. Мальчик стоял понурив голову, прижавшись к ноге отца.

— Сыыыын, — выдохнула мать, сыыын…

— Ну чаво ты, ково остолбенела, пойдёмте в хату, чё на улице стоять, давайте, давайте, Оля, Вася, внучик…

Но большое ухо соседки Клавдии уже услышало то что ей было нужно, и побежала, понеслась по селу, разнося свежую новость… Васька, Васька Самарин приехал, да не один, а с пацаном, сын, Васька то, Васька, ты гляди…

В доме продолжалась суета, Олька бегала от брата к племяннику, накрывала на стол, крутилась у зеркала примеряя обновки…

Когда все успокоились, поужинали, уложили спать Илюшу, Олька унеслась к подружкам, похвастаться обновками, тогда мать с отцом приступили с расспросами к Василию.

Рассказал Василий невесёлую историю своей семейной жизни. Женился он на Зинаиде, прожили четыре года, как в сказке жили, а месяц назад, приехал с работы, а она пылает, температура, собирались ехать сюда, знакомиться. Только не успели, остались они вдвоём с Илюшкой.

— Постой, — спохватилась вдруг мать, — как четыре года, как месяц назад, пацану — то никак лет шесть…

— Шесть, поднял голову Василий, — вот потому и не знакомил, её это сын, её и… мой. Я его с двух лет воспитываю, он не знает другого отца, кроме меня. Приютите? Аль выгоните… Нет у него кроме меня никого, а Зина сиротой была…

— Што там говорить, — стукнул отец кулаком по столу, — наш это внук, а ты мать, не вой, не вой, мужика воспитали, гордись.

Так Василий приехал домой, и остался. Устроился работать агрономом, целыми днями пропадал в полях, а вечером помогал по хозяйству, и занимался с сыном. Мальчик молчал, так на него подействовал уход матери, врачи сказали отойдёт. Но когда отойдёт и заговорит никто не знал.

Все старались заниматься с Илюшкой. Он уже умел писать, красиво рисовал, а говорить не мог. Очень полюбил бабушку, ходил за ней, как привязанный, да и деда с тёткой тоже, ласковый мальчик, ласковый.

Правда нет, нет, да и взгрустнёт мать, не было бы того немтыря, женился бы Васенька, детей бы своих завёл, а то кому он нужен с дитём — то, да ишшо и больным, эхмааа, жаль ей Васеньку жаль сыночка, за что же судьба- то такая, и дитя жалко. Сирота ить, эх

А по селу тем временем поползли слухи что мол инвалид пацан — то у Самаровых, немтырь, дурачок, и ещё хуже, кто-то сболтнул, что и не сын он вовсе Василию. И как только прознали… А село, оно и есть село. Только попади на язык, доболтались до того, что приехал на дом участковый Федор Иванович, так и так мол, сигнал поступил, что чужого гражданина, несовершеннолетнего у себя держите. Пришлось показывать документы на мальчика, что вот мол так и так, наш, Самаринский…

Пришла мать в магазин, и Илюшка с ней, бабы что-то живо обсуждали, а при виде бабушки с внуком примолкли. Стоят, смотрят во все глаза, немтыря знать осматривают, чтобы было о чём языками чесать. Но молчат, все знают крутой нрав Валентины Николаевны.

— Што примолкли? Кости — то все уже перемыли, никакая непогода не страшна, ныть не будут, чистенькие. Клавдия, ты чем языком чесать, да сплетни нести по селу, лучше приди, я тебе шерсти дам, перепряди, да внучатам варежки с носками повяжи… Ааа, я ж забыла, ты ить ничё не умеешь делать, токмо сплетни носить, это ты первая мастерица, затейница.

— Што бабоньки, чего уставились? Нешто работы нет, а? Стоите, языками чешете, ну ладно Клавка, она шлёндра известная, недаром её Наши Вести все зовут, а вы то, вы то куда? Интересно, подойдите, да спросите. Ишшо услышу худое про мою семью, берегитесь бабоньки, ой бойтесь.

— Галя, взвесь нам с внучком конфеток, да кого- кого ты нам эти стекляшки, нееет ты нам милая Ласточки и Каракумов по килограмму, больно Илюшка у нас шоколадные любит, а што, отец у него хорошо зарабатывает, можем позволить.

Мальчик испуганно жался к бабушке.

— А што ты милай, не бойся, баушка тебя в обиду не даст, она всем им, мокрохвостым, перья — то повыщщипат, ишь, вздумали напраслину возводить, на дитя, тьфу, бесстыжие, штоб вам пусто было, штоб у вас по пятницам середа была, окаянные. Штобы у вас колтун на башке семь раз в неделю бывал, типуны вам на язык заразы, тьфу…

Высказавшись таким образом, Валентина Николаевна с Илюшкой пошли домой.

— Ты не бояся, внучёк, — продолжала свой монолог бабушка, — оне вить не со зла, оне дуры, пустобрёхи, но добрые. Не злые люди то у нас. Ты Илюша не бойся, оне привыкнут к тебе. И друзей себе найдёшь, а как. Человеку без друзей туго, а люди у нас хорошие, не бося милай. Эх, заговорить ба тебе ишшо.

Так и текла жизнь в этом семействе. Рос Илюшка, рос и никак не мог заговорить. Осенью ему нужно было идти в школу, врачи разводили руками, а директор, Лидия Семёновна, сказала попробовать привести мальчика на подготовку, хотя бы посмотреть, как он приспособлен к жизни и подумать что с ним делать.

В школе мальчика посадили за первую парту, рядом с ним сидела маленькая девочка, с огромными голубыми бантами, похожая на белочку. Такая же шустрая и острозубенькая. Девочку звали Юля, хорошая, весёлая.

Однажды, после школы, когда Илюша поджидал припозднившуюся бабушку, Юля побежала домой, она жила напротив школы, это Илюше далеко и пока нельзя ходить одному, он стоял и весело махал Юле, как откуда — то взялась огромная собака и понеслась прямиком на девочку.

— Юля ничего не видела и весело махала рукой Илюше

Илюша махал ей, показывал на приближающуюся опасность, а Юля дурачилась и шла задом на перед до своей калитки, вот- вот зверь нападёт на девочку…

— Юля, ЮЮЮллляяя, собака, бегиии

Юля оглянулась и мигом заскочила во двор, успев захлопнуть калитку перед злой мордой огромного пса, сорвавшегося с цепи. и тащившего за собой эту цепь.

А Илюша сел на крыльцо школы и заплакал, горячие слёзы катились по щекам мальчика. На крик из школы повыбегали учителя, они все слышали крик, но не понимали кто это кричал.

Увидев плачущего Илюшу, они подумали, что мальчик испугался того, что не идёт бабушка, и пытались успокоить его. Но вот подоспела бабушка, увидев плачущего внука, она переполошилась, подскочила окинув грозным взглядом молоденьких учителей

— Баба, собака, Юля, большая собббакка, мамммааа, — плакал мальчик, — мама, мамы нет.

— Да господи, да милый, внучек, Илюшенька, заговорил, заговорил касатик — плакала бабушка Валентина Николаевна, утирала слёзы директор школы, Лидия Семёновна, тоже прибежавшая на крики. Плакала вместе с мальчиком Татьяна Борисовна, молодая учительница. Плакала от страха у себя во дворе маленькая девочка Юля…

— Папа, папа, Юлю чуть собака не съела.

Василий остановился как вкопанный, а потом подхватил мальчика и начал высоко подкидывать, радуясь что сын заговорил…

— Пап, — вечером, уже в кровати позвала Илюша отца, который сидел за столом, и что-то писал в бумагах, — папа, а мамы уже никогда не будет?

— Да сынок, никогда…

— Папа, а ты, ты вот так не уйдёшь?

— Нет, сын, нет

— Папа, если ты потом, когда-нибудь приведёшь новую маму, пусть это будет Татьяна Борисовна…

— Какая Татьяна Борисовна?

— Учительница, она такая красивая, и добрая, и .она как мама, тёплая, у неё ладошки пахнут, как у мамы…

Василий присел на кровать, погладил мальчика по голове

— Спи сынок, никто нам не нужен.

Во второй класс Илюшка шёл с мамой.

Как и у всех ребят, у Илюши тоже теперь есть мама, мама Таня, она учительница. Он их всех любит. И маму, и папу и бабулю с дедом и тётю Олю, и сестричку, которая обязательно у него будет. А ещё Юлю, он когда вырастет обязательно на ней женится…

Юля согласилась…

Мавридика Де Монбазон.

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Невестка… История из сети

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Невестка…


…Анна Ивановна всегда была дамой строгой и требовательной. Правда, эти два качества распространялись на кого угодно, но только не на неё саму.

Как ей казалось, за свою жизнь она хлебнула и горя, и бед. Замуж вышла за простого работягу, который ухаживал за ней чуть настойчивее других.

Впрочем, этих других, чего уж греха таить, было-то и немного.

Можно сказать, почти не было. Откуда им взяться, если Анна Ивановна трудилась в библиотеке, куда ходили в основном женщины да женатики.

А Петька был холостым, молодым и упёртым — носил ей на работу конфетки и цветочки.

Ну, в общем, Анна Ивановна вышла замуж за Петра потому, что он после нескольких месяцев робких ухаживаний решился-таки познакомить её со своими родителями.

А где родители — там и свадьба.

Сам Пётр даже не успел понять, как это произошло. Бац! — и он уже муж…

Анна Ивановна сразу взяла бразды правления семьёй в свои худенькие, но сильные ручки. И у неё получилось!

Родители мужа обожали свою невестку, которая ловко справлялась с домашними делами, держала мужа на коротком поводке, не позволяя ему гудеть с друзьями в гараже или на стадионе. Их Петька, начавший было втягиваться в регулярные дружеские попойки с коллегами по цеху, после женитьбы забыл прежние развлечения. Он ходил с женой на рынок за продуктами, ездил на дачу к тёще и пахал там на грядках, с получки или аванса он больше не пропадал в пивнушках, а приносил все деньги жене.

Вот какая золотая жена ему досталась!

Когда родился Матвей, Анна Ивановна категорично решила — больше никаких детей.

Потому что Мотя рос слабым и болезненным. Он отнимал всё её время, а муж как-то отодвинулся на второй план. И ведь надо же — не уследила она! Напился, наглец, в день получки и попал в вытрезвитель.

Уж Анна Ивановна побегала по месткомам, профкомам и парткомам — всё пыталась замять этот позор семьи. Ведь Петка стоял в очереди на отдельную квартиру. А за такое могли и лишить права на получение жилья…

Получилось уговорить нужных людей — замолвили словечко за её оступившегося муженька.

Однако Петька как будто развязался — начал попивать регулярно. Сначала понемногу — то дома, то после работы в субботу у бочки пивной задержится с товарищами…

А потом родители его покинули этот мир один за другим в течение двух месяцев — и Петька словно с цепи сорвался.

Моте было девять лет, когда он помогал матери искать отца и тащить его домой — чтобы он не попался опять пьяным…

Наконец, завод выделил Петьке квартиру на всю семью — двухкомнатную, в новом доме. И Анна Ивановна перестала выслеживать мужа и возвращать его домой из очередного злачного места. А тот, потеряв контроль во всех смыслах этого слова, однажды упился до смерти.

Его нашли утром недалеко от дома.

Анна Ивановна громко и горько оплакивала почившего супруга, однако быстро оправилась и заметно похорошела.

Матвей к тому времени уже отслужил в армии и находился у неё на иждивении — искал работу.

Анна Ивановна глубоко в душе боялась, что сынок пойдёт работать на завод и там сопьётся, как и его папаша.

Однако Матвей решил учиться и поступил в институт.

Там он и познакомился с Катькой, своей женой.

Ух, и невзлюбила Анна Ивановна эту Катьку! С первого взгляда.

Мало того, что она была старше Мотьки на два года, так ещё и приезжей оказалась. Ни кола своего здесь, ни двора, как говорится… Когда Матвей привёл её домой, Анна Ивановна сразу дала понять, что Катька не пришлась ей по душе. Уж она её унижала, высмеивала, задавала обидные вопросы — а той хоть бы что! Улыбается себе и глазки опускает.

Тьфу, дурочка какая-то!

Мотя оказался упрямым — несмотря на материнский запрет, он женился на этой Катьке. И ведь денег у матери ни копейки не попросил!

Анна Ивановна понимала, что не может повлиять на сына, но всё равно демонстрировала свою нелюбовь к невестке всякий раз, когда общалась с Матвеем.

— Мам, я не могу понять, чем тебе Катюшка не глянулась? Она умная, красивая, добрая.

— Умная, точно ты говоришь, — шипела мать. — Квартирку нашу захапать хочет.

Матвей устал уже объяснять упрямой матери, что его жена вот-вот сама получит квартиру. И не претендует на их с матерью квадратные метры.

Но даже когда Матвей с Катей переехали со съёмной в свою квартиру, Анна Ивановна не успокоилась. На этот раз она вбила себе в голову, что невестка отваживает сына от матери.

Катя тогда только родила Соню, она не справлялась, поэтому Матвей брал на себя часть забот о дочке. Конечно, на мать времени не хватало.

— Она специально тебя нагружает. Чтобы ты ко мне не приезжал, — ворчала Анна Ивановна, когда сын выбирался к ней вместе с семьёй. — Один не мог приехать? Чего баб своих ко мне притащил? Не наобщался дома? А мать-то одна.

А вот тут Анна Ивановна лукавила. Она уже давненько завела небольшой роман с вдовцом из соседнего подъезда.

А что? Ей всего шестьдесят. И без мужской руки одинокой женщине тяжело — гвоздик, там, прибить, кран починить… Раньше сын помогал, а теперь он совсем позабыл про неё.

Но так случилось, что сосед слёг с инсультом, проболел месяц да и помер. Анна Ивановна горько оплакивала его уход — не успел полочку в ванной повесить, плинтуса заменить на кухне…

И с новой силой принялась грызть семью сына.

Внучка Соня подросла, Приходила к бабушке вместе с родителями, но долго находиться там не могла, тяготилась, просилась домой.

— Невоспитанная она у вас, — ворчала Анна Ивановна. — Не научили бабушку любить!

Матвей за свою Соню был горой. И каждый раз, когда мать критиковала внучку, он вступался за дочь.

— Вот, так я и знала, так и думала, — начинала плакать Анна Ивановна, — твоя Катька тебя против меня настраивает. И специально тебе дочку родила, чтобы ты от меня отдалился. Ох, сынок, хлебнёшь ты ещё со своими бабами.

А когда однажды Матвей тихим, но полным ярости голосом потребовал от матери прекратить высказывания в адрес его семьи, та выдвинула ультиматум:

— Знаешь, сынок, здесь уже тебе решать, кто дороже тебе — мать или чужая баба.

Матвей тогда задохнулся от гнева.

— Эта, как ты говоришь, чужая баба — мать моего ребёнка. Ты в своём уме, мама?!

— Ну вот, дожила, — картинно заламывала руки Анна Ивановна. — Сын назвал сумасшедшей… Пошёл вон из моего дома! Ты мне больше не сын! Живи со своей Катькой.

Матвей какое-то время пристально смотрел на мать, пытаясь отыскать признаки невменяемости.

Но Анна Ивановна была в здравом уме.

Матвей забрал своих женщин и ушёл из её дома. Даже не попрощался. Катька с внучкой попрощались, а он нет.

Ну и пусть!

Пожалеет ещё.

Но через неделю с ней случился приступ — скорая, которую Анна Ивановна успела вызвать, повезла её в больницу.

— Кому из близких позвонить нужно? Есть у вас кто-то? — спросил врач скорой.

Она боялась умереть в одиночестве, а потому назвала телефон сына.

Но вместо сына в больницу примчалась Катька — вся растрёпанная, испуганная. Чего примчалась?

— Анна Ивановна, Матвей уехал в командировку. На два месяца. Я побуду с вами…

Если бы не болезнь, Анна Ивановна рассмеялась бы ей в лицо — придумали бы что-нибудь получше!

В таком вот неверии в историю с командировкой сына она вынашивала идею, как ему отомстить.

И придумала!

Надо сказаться тяжело больной. И сынок прискачет к ней, умирающей. И покается в своих грехах.

Сначала Анна Ивановна притворялась — закатывала глаза, тяжело дышала, держалась за сердце. Катька почти всё время была рядом. А Матвей так и не пришёл.

Потом что-то случилось…

То есть, Анне Ивановне не надо было больше притворяться! Она на самом деле почувствовала, что здоровье стремительно ухудшается.

— Катя, детка… Скажи Матвею, пусть придёт, прошу тебя…

— Он обязательно придёт, Анна Ивановна, — сказала невестка. — Он уже в пути. Прервал командировку. Вы только не волнуйтесь.

****************

…Домой Анна Ивановна вернулась лежачим инвалидом. Надежды на то, что она встанет, было мало.

Катька за ней ухаживала — мыла, кормила, массировала парализованную часть тела, делала уколы и капельницы. Но Анна Ивановна ещё больше ненавидела её.

Она выплёвывала кашу или суп, которыми Катька пыталась её накормить. Кричала, когда вовремя не был поменян подгузник.

Матвей почти не приходил. Так, раз в неделю забежит вместе с Соней — проведать. Не побыть с ним наедине, не поговорить.

Хотя говорить Анне Ивановне теперь было сложно. Но от этого обида на сына не уменьшалась.

А Катька — вот же бестолковая! — ни разу на неё не обиделась. Всё с улыбочкой, с шуточками делала. Противно даже…

Шли недели. Анна Ивановна настолько привыкла, что в определённое время в квартире появляется невестка, над которой можно поиздеваться и развеять тем самым скуку, что когда никто не пришёл, она очень удивилась.

Потом разозлилась. Потому что время завтрака прошло, наступило время обеда — а она ещё утренний туалет не совершала!

Набрала сына.

— Да, мам, — сухо ответил он.

— Что твоя жена себе позволяет? Я со вчерашнего дня не ела, я тону в грязи. Где она болтается?

— В реанимации, мам… Я сейчас пришлю к тебе кого-нибудь… Извини.

И отключился.

Анна Ивановна разозлилась. Опять напридумывали! Только бы ей насолить!

Ближе к вечеру, когда она уже в голос ревела от несправедливости, которая обрушилась на её несчастную голову, открылась входная дверь.

В комнату вошла незнакомая полная женщина.

— Здрааавствуйте, — пропела она, — меня зовут Людмила, я ваша новая сиделка. Давайте-ка сменим наше бельишко.

Она бесцеремонно поворачивала Анну Ивановну, совершала привычные процедуры без души…

Анна Ивановна, впервые вдруг почувствовавшая себя слабой и беспомощной, пыталась что-то сказать новой сиделке, но та делала свою работу и не отвлекалась на беседы.

Наконец, завершив работу, Людмила посмотрела на умытую, накормленную безвкусной кашей Анну Ивановну и спросила:

— Ну как? Всё в порядке? До завтра побудете одна, я вам пульт от телевизора вот здесь положу. А завтра я приду в одиннадцать часов.

Она выключила свет и удалилась.

Анна Ивановна осталась в темноте и одиночестве. И вдруг осознала, как хорошо было с Катькой!

Она позвонила сыну, но тот не отвечал.

Ночь была длинной и тревожной. На душе у Анны Ивановны было тяжело. Не нравилась ей эта Людмила. Холодная она.

А Катька со своими шуточками, с улыбкой, с наваристым супчиком казалась такой родной…

Почему Матвей трубку не берёт?

Вдруг страшная мысль проскочила в её мозгу.

В реанимации?! Почему Катька в реанимации?! Что с ней случилось?

Столько вопросов и ни одного ответа… И эта длинная страшная ночь.

…Наутро Анна Ивановна умудрилась сесть. Набрала сына.

— Алло…

Голос уставший, чужой.

— Сынок, что с Катюшей?

— Мам, её машина сбила. Она в реанимации… Очень тяжёлая. Мы молимся…

И Матвей заплакал.

— Я тоже… буду молиться…

Дни для Анны Ивановны потекли, как тягучая патока. Приходила Людмила, меняла подгузники, впихивала в неё пищу, делала уколы и уходила.

Надоело. Противно это всё было.

Анна Ивановна подумала, что не такой жизни она хотела. Надо как-то менять всё это. И рассчитывать не на кого. Только на себя.

Сын заходил раз в неделю. Весь чернее тучи. С синяками под глазами.

Анна Ивановна просила у него прощения, но он словно не слышал. Кивал головой и дежурно улыбался.

А Катька улыбалась всегда искренне!

Однажды ночью Анна Ивановна перебирала свои воспоминания. И что-то вдруг накрыло её теплом. Словно кто-то накинул невидимую пуховую перинку.

И так под этой перинкой стало хорошо, уютно! И силы появились.

Утром, когда явилась Людмила, Анна Ивановна чётко произнесла:

— Милочка, подите прочь. Я сама справлюсь.

Потом позвонила Матвею и требовательно заявила:

— Хочу к Катюше. И не возражай!

Матвей удивился, но быстро примчался. Увидел мать в почти полном здравии. Повёз к Кате в больницу.

…Анна Ивановна смотрела на худое, бледное личико своей невестки. И сердце переполнилось нежностью.

«Девочка… Как же ты нам нужна! Мне. Матвею. Сонечке. Возвращайся!»

Анна Ивановна попыталась воссоздать ночную пуховую перинку, которая исцелила её ночью. Просто вспомнила, как ей было хорошо.

А потом заплакала.

— Катька… Не вздумай нас бросать, слышишь?! Ты наше солнышко! Прости меня, девочка!

Вошёл Матвей. Увидел плачущую мать, заплакал сам. Потом вывел её.

— Мам, я тебя прошу… Хоть ты не мучай меня. Ты вчера на ногах не стояла. Давай домой. Всё, свидание окончено.

************

— Борис Сергеевич! Ваша пациентка пришла в себя! Которая после аварии в коме была.

Дежурная медсестра вбежала в ординаторскую.

Пациентка из седьмой палаты. Женщина, которую сбил автомобиль, находилась в коме уже несколько дней. Состояние было безнадёжным. И он думал, как убедить мужа дать согласие на отключение от аппаратов жизнеобеспечения.

— Ты не путаешь? Это не рефлексы?

— Посмотрите сами…

Пациентка не просто пришла в себя. Она была активна и даже могла бы говорить, если бы не эндотрахеальная трубка.

— Это просто чудо какое-то… — удивился доктор. — У неё тёплые руки. Как будто она их грела под одеялом…

Любовь и покаяние могут творить чудеса. Надо просто в это верить…

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Цельная натура. Автор: Анна Лебедева

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Цельная натура
Задиристый, ершистый, мелкий Димка Корольков был полной противоположностью высоченному, клешнятому, спокойному Мишке Котлову. Непонятно, как свела судьба этих совершенно разных парней. Хотя чему там удивляться: на пересыльном пункте они оказались рядом совершенно случайно и даже не смотрели друг на друга, пока лощеный офицер-«покупатель» не сгреб их обоих, словно борзых щенков из корзины, и не увел за собой.

Служба в армии, а точнее, в части, дислоцировавшейся на территории Германской Демократической Республики, у Королькова и Котлова началась с карантина: рота находилась в глухой изоляции от всех остальных. Но строить начали сразу: сержант Приходько следил за ними не хуже родной мамки.

Корольков, оплакав свою свободу и оставленную в родном городе любовь, как-то сразу влился в учебный процесс. А Котлову было нелегко отвыкать от маманиных драников и заботы многочисленной родни, проживавшей где-то под Минском. Именно они, эти дядьки и тетки, провожая в армию любимого «деточку», строго-настрого наказали дорогому Мишатке:

— Ты, сыночек, смотри там в оба. Что ценное — держи, родненький, при себе, чтобы не уворовали, не дай бог.

Мишатка, крепко уверовав в слова родни, так и поступил.

На зарядке все ребята, раздетые по пояс, бегали кросс в одних галифе. Штаны, невероятно удобные для армейской службы, были широки в бедрах и узки в икрах, чтобы легко и свободно можно было прыгнуть в кирзачи. Корольков, взглянув на Мишу, так удивился, что выскочил за разметку плаца: Котлов выглядел, как шамаханская царица, в своих подозрительно раздутых шароварах, гремящих при каждом его прыжке.

Оказывается, Миша, следуя заветам родни, все, что должно по уставу находиться в тумбочке, методично запихал себе в карманы. Приходько, заметив вопиющее безобразие, заставил Котлова при всей роте опростать воистину бездонные штаны. На плацу росла гора богатств: мыло в мыльнице, зубная щетка в футляре (она-то и гремела предательски), зубная паста, бритва, два куска хлеба и пара шерстяных вязаных носков.

— Рядовой Котлов, потрудитесь объяснить, что это такое? — гремел Приходько.

— Та мама дала… — мычал Мишка.

Весь взвод был построен в шеренгу. Торжественно, чеканя шаг, рота отправилась на похороны всего Мишкиного имущества. Мамины носки полетели в мусорные баки. Мишка едва сдерживал рыдания.

За «маму» он и получил свой первый наряд вне очереди. Правда, наказание не возымело на практичную крестьянскую натуру Котлова вообще никакого воспитательного действия.

Сержант Приходько при очередном осмотре солдатских тумбочек поднял на уши роту и построил ее в таком ракурсе, чтобы всем было видно, что находилось на хранении у Мишки. Среди мыльных-рыльных принадлежностей, положенных по уставу каждому бойцу СА, занимала важное место пузатая трехлитровая банка с вареньем.

— Рядовой Котлов, трата-та-тра-та-та, что это? — рычал сержант.

— Ды… куды ж я ее подену, — оправдывался Мишка, — мама же…

Приходько был в ярости: как этот бугай протащил через все кордоны злосчастную банку, когда любые посылки за границу были запрещены?

В общем, за «маму» Котлов получал наряды стабильно, на протяжении шести месяцев. А потом начал получать за другие свои дела. И не только наряды.

В казарме Димка и Мишка расположились на противоположных койках. Оба — наверху, как молодые. Дедушки отдыхали на нижних ярусах. У каждого бойца в хозяйстве было по два вафельных полотенца: одно для лица, а другое — для ног. Димка уже лежал на своем шконаре, когда Котлов еще долго возился в умывалке. Прошлепав голыми ногами по полу казармы, Мишка, воровато оглянувшись и убедившись, что его никто не видит, схватил полотенчико старослужащего Бафани, отдыхавшего сверху, и вытер ноги. Цельная натура заставляла Котлова беречь свои вещи. Подвела Мишу невнимательность: Бафаня увидел, как Котлов ухаживает за своими лапищами, пользуя вещь, предназначенную для дедушкиного лица.

— Мишаня, пойдем со мной в красный уголок, — ласково поманил пальцем Бафаня.

Оторопевший Мишка попер следом за ласковым дедом. Вернулся утром. Димка подскочил к угрюмому Котлову:

— Ну? Что было?

— Проводили беседу аб личной гигиене у Советской Армии, — чуть не плача, ответил Мишка.

— Ну ты дурак, соображалка должна быть какая-никакая, — протянул Корольков.

— Якая ужо там соображалка, — махнул рукой расстроенный Мишка.

Уж сколько раз Димка говорил Мишке, что нужно уметь за себя постоять — где там — Котлов хоть и родился на свет с пудовыми кулачинами, но размахивать ими не желал — сказывалась миролюбивая порода. Димка махнул рукой на друга. Зря.

В ленинской комнате появилось чудо-юдо — видеомагнитофон. Солдатики одурели от счастья — в родной стране видеосалоны открывались, но не везде. Димка, насмотревшись кино про Рэмбо, влетел в казарму.

— Мишка, вставай! Буду тебе уроки давать!

Котлов вставать не хотел — когда еще удастся урвать часок хорошего сна.

Димка не отставал. Как же, Рэмбо, все эти кувырки и выпады — крутяк!

— Димка, отчапися. Я ж цябе расшибу!

Корольков все никак не унимался: до того домахал ногами, что угодил пяткой прямо Мишке по носу. И Мишка первый раз в жизни озверел. Он вскочил со своей койки и погнался за «Рэмбо». Казарма — это вам не джунгли, здесь не спрячешься среди лиан, не погрузишься в болото от врага. Корольков улепетывал от противника, прыгая по панцирным сеткам второго яруса кроватей, как гимнаст. У него, мелкого и легкого, словно блоха, это здорово получалось. Но произошла «авария». Особенно высоко прыгнув, Димка ударился головой о плафон. Искры, осколки, порезы — несерьезные, конечно. Но со стороны «Рэмбо» выглядел как в боевике — весь в крови. Корольков упал на пол и зажмурил глаза.

Котлов страшно перепугался, схватил «умирающего» на руки и помчался в санчасть:

— Дзимачка, трымайся! — кричал Мишка на родном языке. — Узе будзе добра!

Корольков глаза не открывал — он же помирал на руках друга. Но ему, поганцу, было страшно интересно увидеть горькие слезы на Мишкиных глазах. Приоткрыл свои хитрованские очи и… был обнаружен. Котлов три дня с ним не разговаривал, а в части появился новый анекдот «о ранетом Рэмбо и его верном трымайсе».

В конце ноября дивизию отправили на Украину — пала Берлинская стена. На солдатиков посыпались письма и посылки от родных, словно из рога изобилия. Мишка отправился на почту за гостинцами от родных, прихватив с собой разнесчастного Димку (тому пришла весть, что невеста не дождалась и вышла замуж за другого)

— Не трэба, Димка. У мяне сястра — добрая дэвка. Женю тябэ на ей! — успокаивал Котлов друга. Друг уныло шмыгал носом и ничего не говорил. Но Мишка принял его молчание как согласие.

В посылке от мамы ребята обнаружили копченого гуся. Вот это да! Решено было отпраздновать такое событие походом в кино. Посмотреть новый фильм, согреться и поесть. Мишка и тут начудил: в темноте зала нечаянно выронил коробку, а жирный гусь ускользнул от хозяина куда-то под сиденье. Начались судорожные поиски потерявшегося хавчика: Котлов ползал на брюхе и шарил вокруг руками. Тут и там послышались возмущенные и испуганные визги потревоженных девиц. Разразился страшный скандал: парубки украинских девчат не верили в легенду о пропавшем гусе. Включили свет.

— Тикаем, — прошипел Корольков, схватив Мишку за руку.

— А гусь как же?

— Бросай своего гуся, идиот, сейчас нам морды начистят! — скороговоркой проговорил Димка.

Выбежали из кинотеатра, как из бани, взъерошенные, злые — сегодня оба солдатика переживали вселенское горе — правда, каждый — свое.

На Украине Димка очумел от огромного количества красивых девушек: все они были как на подбор — статные, грудастые — Корольков был к таким неравнодушен. Невесту свою он простил и отпустил — куда ей до местных. Сколько раз он сбегал в самоволку, сосчитать было трудно. Один раз Королькова чуть было не женили бойкие родители одной из дев. Хорошо, что Котлов, неизменно следовавший за Димкой, отбил друга от оков Гименея. Делал он это из своих шкурных интересов: сестре уже было написано письмо о приезде после дембеля бравого жениха.

Димка еще ни сном, ни духом, а под Минском невеста приданое собирала. Мишка ничего не говорил, терпел до самого приказа — нечего пугать Королькова, а то еще сбежит.

Отслужив честно положенный cрок, Корольков, собрав свой чемоданчик, думал отправляться на Родину, но Мишка лаской и уговорами заманил друга в свое родное село. Три дня Корольков гудел на всеобщем празднике. За огромным длинным столом Димку усадили рядом с красавицей-девицей, сестрой Мишки — Галиной. Галя была — мечта всей Корольковской жизни: высокая, пышная, с бровями вразлет и нежным румянцем на смуглых щеках.

Через неделю привольной жизни в гостях Корольков понял, что попал — родители девицы уже называли его сыночком, а Мишка — зятьком. Капкан захлопнулся.

Пришлось подавать заявление, отбивать матери телеграмму, да и готовиться к свадьбе. Мишка, довольный, потирал свои ручищи, а родители плакали от умиления.

Димкиной маме, кстати, Галя очень понравилась. После свадьбы Димка привез ее к себе в Ленинградскую область. Галка перепахала весь материнский огород, развела на участке прорву живности, что очень здорово помогло всей семье пережить лихие девяностые.

Галина и Дмитрий счастливо прожили тридцать лет, родили троих сыновей и воспитывают пятерых внучат. Родственники из Минска приезжают к ним каждый год. Михаил Иванович каждый раз ругает белые ночи, мешающие ему почивать в гостях у зятя, но все равно, с завидным упорством собирается к Корольковым каждый июнь. Он искренне считает, что без его чуткого руководства пропал бы Димка и никогда не узнал бы про настоящее счастье.

Автор Анна Лебедева

Художник Сурьянинов Утро 1969
Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями: