— Я нe знaю, c чeго нaчaть.
— С чaя. Всeгда нaчинaй c чaя…
Почти забытые авоськи
Каждый советский человек везде и всюду носил с собой авоську. Эта сумка-сеточка невероятно удобна, ведь она легко поместится в дамскую сумочку, рабочий портфель или даже в карман!
Авоська выдерживала до 70 килограммов и, как сумка Мэри Поппинс, могла вместить бесконечное количество содержимого. В ней удобно было перенести арбуз, и она не порвалась бы от острых углов продуктовых упаковок, особенно советских пакетов-пирамидок с молоком.
Квава. Автор: Нина Роженко
Квава
— Ой, Клавка! Клавка!
Бабуля сдергивает с веревки пересохшее белье: застиранные пожелтевшие простыни, ситцевые наволочки в мелкий вылинявший цветочек, Санькины трусики и маечки. Она набрасывает их себе на плечо. На плече растет гора из белья. А бабуля все дергает сердито веревку, и Санька с интересом ждет, когда же веревка не выдержит и оборвется. Он сидит в зарослях золотых шаров, благоразумно считая, что лучше не высовываться, пока мама с бабулей ругаются.
Мать стоит на крылечке в нарядном платье, красивая, как принцесса из сказки. Платье из какой-то шуршащей голубой ткани. Все в алых вишенках. А на каждой вишенке — зеленый листочек. Саньке очень хочется потрогать вишенки, и он терпеливо ждет, когда бабуля перестанет ругаться. Мать, запрокинув руки за голову, смотрит на небо и улыбается. И видно совсем не боится бабулиного ворчания.
— Ты, Клавка, хоть и дочь мне родная, а я тебе всю правду скажу. Стерва ты, Клавка! Чужого мужика из семьи увела, детей посиротила. Как я теперь людям в глаза смотреть буду? Это ж со стыда сгореть. Своего пацана бросила! Он уж и забыл, как ты, лярва, выглядишь. Накатила из города и помелась подолом по селу. Разворошкала чужую семью. Ну, Генка он с детства пыльным мешком пришибленный. Как только Соньку угораздило за него замуж выйти! Куда ее глаза смотрели! Но ты-то! Ты как могла! Вот подожди! Расцарапает Сонька глаза твои бесстыжие! А я слова не скажу. Как Зинка-немтырька молчать буду. Пусть хоть всю рожу твою бесстыжую разрисует, я и не ворохнусь.
Санька не очень понимает, за что бабуля ругает мать, но попадать под горячую бабулину руку не собирается. Осторожно елозя тощим задочком по палой листве, он отползает в глубь цветника. Мать лениво потягивается, оглаживает платье на крутых бедрах, спускается с крылечка и садится на лавочку у сарая. В цветочных зарослях маячит замурзанная Санькина мордаха. Мать улыбается и подмигивает Саньке. Санька расплывается в счастливой беззубой улыбке. Он уже готов выскочить из своего убежища, броситься к матери, взобраться на коленки и наконец-то потрогать вишенки, так похожие на настоящие. Но мать, все так же улыбаясь Саньке, говорит:
— А если это любовь, мама!
— Какая-такая любовь! — возмущается бабуля.
Она сдергивает с веревки последнее полотенце, сваливает все белье на обеденный стол в тени старой груши и начинает аккуратно складывать простыни и наволочки, разглаживая все складочки.
— Постыдилась бы! Ты не девка, чтоб в любовь играть. У тебя сын! Ты о нем подумала?
Бабулин крик заставляет Саньку съежиться и замереть. Он боится крика. Подтянув коленки, обхватив их ручками-прутиками, Санька размышляет над словами бабули. Как это можно играть в любовь? Играть в прятки, в пятнашки, в войнушку — это понятно. А как же играют в любовь? Санька представил маму с игрушечным автоматом, в старой дедовой фуражке с поломанным козырьком. В этой фуражке Санька всегда играл в войнушку с мальчишками. Мама в нарядном платье ползет в лопухи. Санька хихикнул, представив себе эту картину. Ох, и досталось бы маме от бабули за платье! А мама, словно не замечает, что бабуля сердится.
— Мама! Маааа-ма! — произносит она певуче, улыбка не сходит с ее красивого лица.
— Перестань ругаться, мама! Я не хочу куковать одна. Понимаешь? Я хочу семью. Мужа хочу! Я еще молодая. Я жить хочу. Вот устроимся с Геночкой и заберем Саньку. Ну пусть он еще у тебя немножко поживет.
Бабуля ахнула и, развернувшись к дочери, качает головой.
— Опять уезжаешь? Так ты сдай его в детский дом! Раз он тебе не нужен! Какая ты мать? Появишься на день, как ясно солнце, и опять уметаешься. Но на этот раз не выйдет, Клавка! Устала я. Ты хоть понимаешь или нет? Давление совсем замучило. Помру вот так, напугаю пацана до смерти.
Мать легко поднимается, подходит к бабуле, обнимает ее за худые плечи.
— Ну, мам! Ну кто ж мне поможет, если не ты?
— Ты б хоть денег оставила! Моя-то пенсия сама знаешь какая. Копейки!
-Ну, откуда у меня деньги, мам! Я ж одеться должна, обуться. За красотой следить надо. Опять же мы с Геночкой квартиру хотим снять. Отдельную. Ну не в общаге же нам жить! А Саньку я заберу. Обязательно. Но позже. Ну, мамочка!
Мать с бабулей забирают белье и уходят в дом. А Санька, выбравшись из своего убежища, несется на улицу, где в этот ранний час никого нет. Саньке не терпится похвастаться, что мама его забирает с собой. И он теперь будет жить в городе. Санька бежит от двора к двору, вздымая босыми ногами облачка пыли. Как назло никого. Только дед Андрюха, водитель председателевой кобылы, дремлет у правления. Даже похрапывает. Кобыла по кличке Ложка, понуро свесив голову, дремлет, привязанная к забору. Санька остановился , постоял рядом с дедом. Спит! Очень хотелось погладить Ложку, но поделиться радостью хотелось еще больше. Санька помчался дальше, к магазину. Там точно кто-нибудь есть. И впрямь у входа в магазин что-то оживленно обсуждают тетка Настя и тетка Дарья.
Санька побаивается скандальной тетки Дарьи. Но очень уж хочется поделиться новостью. Санька, как учила его бабуля, перестал скакать, смирно подошел к женщинам и поздоровался. И все же, не удержав распиравшей его радости, подпрыгнул и закричал: » А меня мама в город забирает!»
— Чтоб твою маму черти замотали! Чтоб ее трамвай перехал! — в сердцах бросает тетка Дарья. Тетка Настя с жадным интересом наблюдает развитие конфликта.
Большие испуганные слезы наворачиваются на глаза, Санька растирает их пыльным кулачком, но желание защитить маму пересиливает страх, и он кричит тоненьким от волнения голоском:
— Моя мама самая лучшая! А ты… А ты, тетка Дарья, злая! Пусть тебя Вошка задавит!
Конечно, Санька имел в виду председателеву кобылу Ложку. Но в свои четыре года он еще не научился толком выговаривать букву «л». Особенно если волновался. Но тетки Дарья и Настя этой особенности Санькиной дикции не знали, поэтому сердито закудахтали, запричитали.
— Ты посмотри! Такой сморчок, а уже ругается. Чтоб, говорит, тебя вши заели! Сразу видно, чье отродье!
Санька разворачивается и бредет домой, загребая пыль. Пыльное облако совершенно скрывает его. Бабуля, конечно, отругает Саньку, и может, даже отшлепает. Но зато Санька заступился за маму. Не побоялся. Санька чувствует, как его распирает горделивое чувство. И он упрямо пылит до самого дома.
На крыльцо выходит бабуля, и Санька сразу понимает по выражению ее лица, быть ему битым.
— Ты где ж так выгваздался! — ахает бабуля, всплеснув руками. — Да на тебя ж, паразита, не настираешься!
Но Санька не слышит ее. На крыльцо с чемоданом выходит мать. С чемоданом! Уезжает? А как же он, Санька! Одна уезжает? Без него?
— Сыночек, ты деда Андрюху не видел? Пора ехать, а то на поезд опоздаю.
— А я? — тихо спрашивает Санька.
Мать спускается с крыльца, несет чемодан к калитке. Санька хвостиком бежит за ней. Он хватает мать за подол нарядного платья и шепчет, все еще не веря своим глазам:
— А я? Возьми меня с собой!
Слезы, крупные, как горошины, катятся по его замурзаным щекам, промывая неровные дорожки.
Мать с досадой бросает чемодан, выдергивает подол платья из Санькиных рук, отряхивает.
— Ну вот! Платье испачкал! Перестань реветь! Ты же мужчина. Слушай меня внимательно!
Санька замер и даже рот раскрыл, чтобы не упустить ни слова.
— Нельзя тебе в город ехать. Ты же букву «л» не умеешь говорить. Кто ж тебя в город пустит? Там все правильно разговаривают. Ну-ка скажи: «Клава! Повтори!»
Санька таращится на мать еще не просохшими глазами, с готовностью кивает, улыбается. Это его маленький секрет. Его тайна. Он представляет, как сейчас удивится и обрадуется мать. Он уже умеет говорить правильно. Вчера целых два раза получилось. А то, что сегодня кобылу Вошкой назвал, так это не считается. Он забоялся тетку Дарью. Вот и ошибся. Но он умеет говорить правильно! Уже умеет! И Санька, улыбаясь во весь щербатый рот, громко кричит: «Квава!»
Санька ужасается. Он знает, когда он один и совершенно спокоен, и ничего не боится, он уже умеет говорить правильно. Но сейчас он волнуется. Нет, у него должно получиться! Должно! Сейчас он скажет правильно! Санька стискивает кулачки и снова повторяет:
— Квава…
— Вот видишь! — укоризненно произносит мама. — А если ты в городе заблудишься, тебя спросят, как маму зовут, а ты скажешь: «Квава!» И никто тебя никогда не найдет. Ты понял? Вот научишься говорить мое имя, тогда и поедешь со мной в город. Договорились?
Санька молчит. Он еще не осознал в полной мере размер обрушившегося на него несчастья. Он все еще надеется.
К калитке подъехал заспанный дед Андрюха на Ложке. Мама закидывает чемодан в телегу, подгребает побольше сена, укрывает его стареньким рядном.
— Ну, слушайся бабушку, сынок! — говорит мама и садится в телегу. Алые вишенки на праздничном платье горят огоньками.
Дед Андрюха чмокает, трогает поводья, Ложка лениво перебирает ногами, колеса телеги покатились мимо Саньки. Вот и все. Бабушка ушла во двор, а Санька все так и стоит у калитки, опустив голову.
Стук колес все тише и тише, вот уже и не слышен. Облачко пыли медленно оседает на дорогу. Бабуля выглядывает за калитку и сердито бросает:
— Ну чего встал столбом? Пошли завтракать! Горе мое!
Санька вдруг срывается с места и, сломя голову, бежит по дороге.
— Квава! — кричит он. — Квава! Возьми меня с собой! Квава! Я научусь! Возьми меня! Квава! Я… люблю тебя!
… Давно уже нет в живых бабули. Да и Клавдия больше в деревню не приезжала, так и затерялась, сгинула где-то в поисках своего женского счастья. А Санька что ж… Санька вырос. Первый мастер на деревне. Плотничает, руки у него золотые оказались. Перестроил бабулин дом, женился. Когда и выпьет. А куда ж без этого!
Только вот букву «л» так и не научился выговаривать…
© Copyright: Нина Роженко Верба
Ежегодная выставка Королевского общества садоводов
В лондонском Челси прошла знаменитая во всем мире ежегодная выставка Королевского общества садоводов. В этом году событие, было приурочено еще и к юбилею – 70-летию правления британской королевы. Традиционно площадку под нее предоставляет Королевский госпиталь, или как его иначе называют, — Дом ветеранов армии.
Неизменно гостей и участников выставки встречают ветераны британской армии в традиционных красных мундирах, живущие в Королевском госпитале в Челси. В этом году по случаю Платинового юбилея правления Елизаветы II некоторые экспонаты на выставке цветов в Челси посвящены королеве. Это — ее портрет, сделанный при помощи растений.
Первая выставка открылась 20 мая 1913 года и продолжалась три дня. Впоследствии ее отменяли только в периоды Первой и Второй мировых войн. С каждым разом площадь выставки увеличивалась, композиции становились изысканнее и ярче, а в конкурсной программе появлялись новые номинации. Некоторые садоводы предпочитают делать причудливые инсталляции, другим по душе минимальное оформление, не затмевающее красоту цветов. Как, например, на этой экспозиции лилий.
Эта роза называется Дворцовой. Павильон с этой разновидностью был особо представлен королевским особам.
Не так давно к конкурсной программе была добавлена категория «Внутренний дворик». Свою работу представляет британская паралимпийская чемпионка по плаванию Джессика-Джейн Эпплгейт.
Британский сад Фонда дикой природы Номинация «Все о растениях»
Праздник почти на неделю преобразил улицы Челси, превратив их в выставки цветов
В один из дней 96-летния монаршая особа лично прибыла на цветочное шоу в своем автомобиле багги