Маленькая жизнь. Автор: Людмила Леонидовна Лаврова

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Маленькая жизнь
Людмила Леонидовна Лаврова

— А мама как же, Лидочка?
— А что мама? – Лидия Сергеевна повернулась перед трюмо в прихожей родительской квартиры. Новое пальто село как влитое. Она стряхнула невидимую пылинку с воротника и повернулась к сестре. – Мама же с тобой. В чем проблема?
Галина вздохнула и отвернулась, спрятав от сестры досаду. Объясняться сил не было. Да и, если не понимает человек, что другому трудно, как тут объяснишь? Она собрала разбросанные по столику трюмо булавки и спросила:
— Нравится, хоть, пальто-то?
— Да. Все замечательно. – Лида снова повернулась, пристукнув каблучками, и улыбнулась. – Тебе бы в Доме мод работать, а не дома за машинкой сидеть. Конечно, учиться бы пришлось не на том уровне, как ты это сделала. Техникума там не хватит. Но, тогда была бы уже не заштатная портниха по знакомым, а модельер.
— Когда мне учиться, Лидочка? Да и как работать где-то еще, если я из дома выйти не могу лишний раз?
— Это не те трудности, которые невозможно преодолеть. Я же смогла получить достойное образование? Это ты не захотела.

Галина удивленно подняла брови и от неожиданности выпустила из рук коробочку с булавками. Упав на пол, та раскрылась и булавки усыпали пол, поблескивая в неверном свете лампы. Галя охнула и опустилась на колени, пытаясь собрать булавки обратно в коробку.
— И так всегда! – Лида покачала головой и взяла сумочку со столика. – Мне пора. Поезд завтра в два часа. Если будет желание – проводи нас. Увидимся теперь нескоро. Все-таки не ближний свет.

Галина молча кивнула, а, когда за сестрой закрылась дверь, села на пол, забыв про булавки. Слезы накатили, вымывая обиду, но легче почему-то не стало. Слабый зов матери пробился через грустные мысли, и Галина быстро провела по щекам руками. Что реветь-то? От этого ничего не изменится.

Она поднялась, поставила коробку на столик, и поспешила в комнату родителей. Анна Ивановна, мать Гали, лежала на высоко взбитых подушках и требовательно мычала что-то, пытаясь облечь в слова те звуки, что были ей доступны теперь.
— Что, мамочка? Что ты? Пить? – Галина засуетилась, поправляя подушки и пытаясь разобрать, что хочет мать, и Лида тут же ушла на второй план, забытая и ненужная больше.
Устроив маму поудобнее, Галя посидела немного рядом, держа ее за руку, ставшую такой легкой и сухой в последнее время. Она дотянулась до крема, лежавшего на тумбочке и, втирая мягкими движениями его в покрытую пятнышками веснушек кожу, задумалась.

Почему у них все так? Почему она всегда должна, а Лида всегда права? Когда и кто решил, что так правильно? Ответа у Галины не было. Они с сестрой росли вместе, деля горе и радости, но разделенные раз и навсегда родительским: «Лидуша – умница, а Галочка – красавица». Откуда взялось это – сестры не знали. Им можно было не пользоваться зеркалом. Достаточно было взглянуть друг на друга. Они были настолько похожи, что с возрастом их стали принимать за близняшек. Разница в несколько лет со временем стерлась и мало кто уже знал, что Лидия старше сестры.

Рыжие, как и все в их семье по материнской линии, зеленоглазые и стройные, как березки, сестры были первыми красавицами в школе и во дворе. И, если Лида этим активно пользовалась, посмеиваясь над боями мальчишек за привилегию донести ее портфель до школы, то Галя была куда скромнее. Отмахиваясь от подначивающей ее сестры, Галина спешила домой, чтобы помочь матери. Та приходила с работы уставшая, часто совершенно без сил. Шутка ли – отстоять многочасовую операцию на ногах и спасти жизнь человеку? Мама была хирургом от Бога, и Галя с Лидой это прекрасно знали.

Отец неоднократно твердил им, что материнские руки – это главное сокровище семьи, скромно умалчивая о своих. Галина быстро поняла, что отец восхищается матерью, считая ее самой лучшей женщиной на Земле. Поэтому, когда он ушел из семьи, променяв жену на молоденькую медсестру, Галина ничего не поняла. Как так? Ведь любил, боготворил, дышать не мог, а теперь? Уже став гораздо старше она не то чтобы нашла оправдание поступку отца, но хотя бы немного поняла его. Варя, ставшая его второй женой, была очень земной. Хохотушка, никогда не унывающая и всегда находящая чему порадоваться в этой жизни, она жила не собой, а теми, кто был рядом. С приходом в ее жизнь отца Галины, Варвара полностью растворилась в нем, безоговорочно приняв мужа со всеми проблемами и вопросами, что прилагались к любимому человеку.

Мать Галины обиду, казалось, не простила и с мужем не общалась. Она даже перевелась в другую больницу, чтобы не встречаться случайно с ним в коридорах или операционной. Но, детям видеться с отцом не запрещала, напротив, настаивала на общении.
— Это наши дела, вас они не касаются, ясно? Не вам судить. А ваше дело – быть детьми и уважать отца.
— За что, мама? – Лида кипятилась, краснея от злости.
— За все хорошее! – Анна хмурилась и обрывала возражения дочери. – Лидия! Тебе лично отец ничего плохого не сделал. Напротив, любит и тебя, и Галину. Вот и будь любезна, избавь меня от твоего невнятного возмущения. Ваше общение – это теперь ваше дело. Не хочешь – не встречайся. Но, мне об этом знать совершенно необязательно.

Лида с отцом общаться отказывалась, а Галя, еще раз поговорив с матерью, решила, что видеться с ним будет. Они встречались поначалу вне дома, а позже Галина познакомилась с Варварой. И очень удивилась себе, когда эта девушка не вызвала у нее ничего, кроме расположения. Галя пыталась было поначалу демонстрировать обиду, как сделала бы Лида, но со временем поняла, что ей этого вовсе не хочется. А уж когда на свет появился Артем, младший брат Галины, все обиды и вовсе растворились без следа.

К тому времени Анна тоже устроила свою личную жизнь и в доме появился отчим девочек, Александр. Это был немного угрюмый, молчаливый мужчина, который жил каким-то своим мирком, где совершенно не было места никому, кроме него самого и, отчасти, Анны. Как они сошлись и что их держало вместе, Галина, так и не поняла. К тому времени они с сестрой были уже достаточно взрослыми и жили практически сами по себе, изредка встречаясь с мамой в коридорах или на кухне большой пятикомнатной квартиры, которая досталась им от деда. Места здесь было так много, что можно было не встречаться годами, было бы желание.

Как только у Анны случился первый инсульт, Александр собрал свои вещи и словно растворился в пространстве, ни разу больше не напомнив о себе.
Галина тогда растерялась. За здоровье в их семье всегда отвечала мама. А теперь?
Отец, которому она позвонила, тут же откликнулся. Лучшие врачи, бесконечные консультации, дорогостоящие лекарства. В доме появилась подруга Вари – Леночка, которая виртуозно делала уколы и массаж.
Лида наблюдала за всем этим со стороны, не вмешиваясь и не мешая. У нее была своя жизнь и уход за матерью в нее никак не вписывался. Была уже назначена свадьба, писался диплом и времени не было совершенно. Галина заикнулась было о том, что ей нужна помощь, но Лида только отмахнулась:
— Когда мне, Галка? Бросить сейчас все? Ты же знаешь, мне аспирантура светит. Хотя, как тебе это понять? Это же жизнь! Совершенно другая! Я буду ученым, Галь. Как мечтала мама. Неужели это ничего не значит?

Для Гали это значило достаточно, чтобы отложить в сторону свои мечты об институте и пойти в техникум. Ей всегда нравилось возиться с иголкой, а тут появилась реальная возможность заниматься тем, что нравится и быть рядом с мамой. Лида, глядя, как носится по дому сестра, со вздохом откладывала учебники и отбирала у нее половую тряпку.
— Ладно уж, давай я.

На свадьбу к сестре Галина не попала. Анне стало хуже и Галя побоялась оставить ее на сиделку. Лидия обиделась, но в тот момент промолчала. Платье, сшитое сестрой, вызвало такой восторг, что она решила забыть о том, что Гали не было рядом.

Анна постепенно поправлялась, и Галина вздохнула чуть свободнее. У нее, благодаря сестре, которая направо и налево рекламировала Галю подругам, появилась подработка и теперь в старой детской появилась новенькая швейная машинка, подаренная отцом, и два манекена. Галина искала любую возможность, чтобы усовершенствовать свои навыки.

Возможности работать в ателье у нее не было, так как сменившиеся времена усложнили жизнь всем, кто не смог к ним приспособиться. Денег катастрофически не хватало, и Варвара научила Галю делать уколы и массаж, потому, что помощь Леночки была уже им не по карману. Отец никогда не умел «устраиваться» и теперь они с Варей едва сводили концы с концами, живя от зарплаты до зарплаты. Им пришлось разойтись по разным больницам, так как в этом случае было больше шансов, что кто-то из них получит эту самую зарплату вовремя. Галина обшивала Варю и Артема, понимая, что крохи, которые Варвара выкраивала на лекарства Анны, совсем не лишние в семье отца.

Лида на все это фыркала, вспоминая каждый раз известную фразу:
— Высокие отношения!
Но, Галине было все равно. Брата она любила, отца жалела, а Варвара за все это время сделала для нее куда как больше, чем родная сестра.

Второй инсульт застал Анну в парке, где они гуляли с Галиной. К тому времени Анна уже почти оправилась и даже встала на ноги. Стиснув зубы, она разрабатывала руки и заставляла себя ходить. Речь восстанавливалась медленнее, но Анна не унывала, говоря:
— Оперировать не смогу, так хоть консультировать буду. Небольшой толк, а будет.

Галина как могла, старалась осуществить мечту матери вернуться к работе. Радовалась каждому сделанному шагу и сказанному четко слову. Но, при этом, все время боялась. Боялась того, что может случиться снова. Поэтому удивиться она даже не успела и, вызвав, с помощью прохожих, скорую в тот день, она запретила себе плакать. Какой смысл? Это все равно не поможет.

Теперь все стало еще сложнее. Мама лежала, а помочь было совершенно некому. Лида собиралась с мужем в другой город, где ей предложили работу в университете, и оставаться рядом с сестрой и матерью в ее планы не входило.
— Галь, ну что я здесь могу, а? Лучше буду вам как-то финансово помогать. Не знаю пока, насколько это будет весомо, но я очень постараюсь.
Галина подкалывала подол на очередном платье, что готовилось к отъезду Лиды, и хмурилась, думая, как объяснить сестре свои трудности. Но, слушая, как та вдохновленно рассказывает о новой работе и о том, что ее ждет, Галина молчала. Пусть хоть у сестры будет другая жизнь. А она как-нибудь справится. Галя уговаривала себя, а обида все-таки росла, маленькими цепкими корешками схватывая сердце.

Провожать сестру Галина не поехала. Побоялась, что не выдержит и выскажет все, что думает. Ругала себя за то, что молчала раньше, но тут же одергивала. Ведь сама же молчала, так кого теперь винить? Ладно, Лида, не понимала, но и она сама хороша. Отпустила, а теперь за подол держит? Какая же это любовь? А ведь сестру она любит. Несмотря ни на что. И счастья ей желает всем сердцем. Ведь Лида не виновата, что с мамой все сложилось вот так…

Время шло, новые заботы заслоняли старые и Галя скоро позабыла и о сестре, и о том, что она обещала, сосредоточившись на том, чтобы поднять маму на ноги. Ей это не удавалось. Несмотря на то, что подключилась Варя, которая ехала теперь после дежурства не домой, а к Гале. Там она становилась к плите и готовила, а потом старалась что-то убрать, постирать, освобождая Галине такое дефицитное теперь время. У Галины, которая старалась заработать как можно больше, ведь матери нужны были хорошие, дорогие лекарства, времени не было совершенно. Она сутками сидела за машинкой, отвлекаясь лишь на то, чтобы поухаживать за матерью.

Маленький Артем, которого Варя иногда привозила с собой, когда выпадали выходные, садился у ног Галины и осторожно выдергивал наметку так, как показала ему старшая сестра.
— Ничего, пусть тренирует мелкую моторику! – Варвара смеялась, глядя, как пыхтит, пытаясь поддеть непослушную нитку пальчиками, ее румяный, и так странно похожий на Галину, сын. Темноволосый, в отца, он неуловимо, всей повадкой, жестами, интонациями, напоминал Галю.

Анна слышала, конечно, что в квартире кто-то есть, кроме дочери, но не возражала. Варвара следила за тем, чтобы Артем не баловался и не бегал по комнатам, да и сама старалась лишний раз не ходить по квартире, убирая лишь там, где Анна не могла ее видеть.

Анна Ивановна ушла тихо и спокойно в ночь на новый год. Галина, которая поставила в комнате мамы маленькую елочку, нарядив оставшимися еще от деда с бабушкой, игрушками, резала на кухне оливье. Нож, соскочив, совершенно непонятно как, с вареной морковки, полоснул по пальцу, и Галина охнула. Наскоро закрутив палец полотенцем, которое нашлось под рукой, она побежала в комнату мамы за пластырем. Роясь одной рукой в аптечке, она глянула на кровать, и полотенце соскользнуло на пол, а тишина ударила по нервам так, что Галина пошатнулась. Переведя дыхание, она медленно подошла к кровати, тронула маму за руку. Бесконечно долго стояла так, не решаясь отпустить, а потом вздохнула, нашла-таки пластырь, и пошла звонить отцу и сестре.

Лида приезжать отказалась. Но, когда Галя узнала причину, на сердце потеплело. Сестра ждала ребенка. Беременность была непростой, и Галя строго-настрого запретила Лиде нервничать.
— Береги себя! И ни о чем не волнуйся!
— Спасибо тебе…
— За такое не благодарят, Лидочка… До встречи!

Варя помогла сделать все как надо и Галина, глядя на постаревшего, осунувшегося отца, спросила:
— Пап, а почему все-таки вы с мамой разошлись? Ведь не из-за Варвары же?
— Нет, конечно. Это просто все совпало. Мы уже два года к тому времени просто существовали рядом. Развестись некогда было, да и идти мне было некуда. Мы друг другу не мешали. По крайней мере Аня так говорила. А я верил. Глупо, конечно. Не нужно было ее слушать. Она всегда была слишком интеллигентной. И ты на нее похожа в этом. А так нельзя, Галинка. Нужно иногда думать и о себе.

Оставшись одна, Галина потерянно бродила о большой гулкой квартире, не зная, как взять себя в руки. Помог ей, как ни странно, Артем. Последний год в детском саду он без конца болел и Варя взмолилась о помощи:
— Галь, выгонят меня с работы. Я же из больничных не вылезаю. А как мы тогда? Сама знаешь, какие у нас доходы. Отцу уже три месяца зарплату задерживают. Я по уколам бегаю вечерами, а Темка один кукует. Мне стыдно неимоверно, но помощи просить больше не у кого. У подруг дети, им наши сопли тоже не нужны…

Галя согласилась присматривать за братом с радостью. Одиночество пугало ее. Она занималась с Артемом, готовя его к школе, гуляла с ним, а потом они обедали и садились «работать». Она шила, а Артем помогал или сидел рядом, рисуя и распевая песни, чтобы как-то порадовать сестру.
— Громче, громче пой! Соседи не слышат! — Галя смеялась, впервые после ухода матери, глядя, как братишка дерет глотку, старательно выводя «По Дону гуляет». Почему-то эта песня была у мальчика любимой.
Слух был на месте, голоса тоже хватало, и Галина предложила отдать Артема в музыкальную школу.
— Водить буду сама. Это рядом. Пусть попробует. Вдруг что-то путное выйдет?
Как-то само-собой сложилось, что Артем большую часть времени проводил теперь у нее. Рядом была хорошая школа и Галина, посоветовавшись с Варварой, предложила отцу отдать Артема туда.
— Вы столько помогали мне. Теперь моя очередь.

Спустя два года нашелся хороший вариант обмена, и отец с семьей перебрался в соседний с Галиной дом.
— Хорошо как! – Галя ходила по новой, гулкой еще без мебели, квартире. – Теперь вы рядом. Мне спокойнее будет.
Артем носился по комнатам, то и дело вихрем налетая на кого-то из взрослых:
— А где моя комната? А к Гале я смогу ходить теперь после школы? А мы собаку заведем?
Время шло. Варя, глядя на Галину, которая сиднем сидела за машинкой, забеспокоилась.
— Нельзя так! – ставя перед мужем тарелку, она сердито пристукнула ею об стол. – Совсем заездили девку! Сначала мать, теперь мы. Ей свою жизнь устроить надо, а не сидеть вот так, наедине с кружавчиками и тесемочками. Не годится это!
Глядя, как разводит руками муж, она сердито хлопала дверцей холодильника.
— Что ты смотришь на меня? Мало у тебя коллег? Мог бы и познакомить ее с кем-нибудь. Тебе же это и в голову не пришло!
Галина очень удивилась, когда Варя вдруг начала устраивать какие-то бесконечные праздники. Синюшная курица, которая и так была редкостью и доставалась при наличии большой удачи, превращалась в два-три блюда. Резались какие-то немыслимые в своей простоте салаты и варилась неизменная картошка.
— Варь, а зачем это все?
— Как зачем? День рождения же!
— Чей?
— Галка, какая разница, а? Можем мы позволить себе расслабиться или нет? Пообщаться с интересными людьми? У нас так много возможностей для этого?
Галина начала подозревать что-то, но тут случилось то, на что Варвара все это время рассчитывала. Молодой хирург, который работал под началом отца Гали, пришел на один из таких «праздников» и совершенно растерялся, увидев в дверях Галину:
— Вот это солнышко!
Глядя, как заливается румянцем Галя, он усмехнулся:
— Еще и краснеть умеет. Я думал, что такие девушки уже перевелись.

Варвара незаметно засуетилась, турнув уже устроившихся за столом гостей и Алексей оказался вдруг на месте рядом с Галей, а потом весь вечер не сводил с нее глаз.
Роман их получился быстрым и каким-то скомканным. Уже через пару недель Алексей обнял Галину у ее подъезда и спросил:
— Выйдешь за меня?
Глядя, как заблестели в полумраке глаза Гали, он широко улыбнулся:
— Вот и хорошо!

Свадьба была очень скромной. Лидия, которая приехала к сестре, поддавшись на уговоры, поминутно вздыхала, а потом не сдержалась. Глядя, как Галина, сняв свадебное платье, перемывает посуду после гостей, Лида возмутилась:
— Господи, где ты только его нашла? Голый, босый! Даже ресторан себе не мог позволить.
— Лида, а разве это главное? – Галя, не глядя на сестру, протянула ей тарелку, заставив встать рядом и вытирать вымытое. Кухня была далеко от комнаты, где сидели сейчас отец с Варей и родители Алексея, но все же ей не хотелось, чтобы их с сестрой разговор кто-то услышал.
— Не второстепенное. Галка, ты подумала, как вы жить будете? Как отец с Варей? Считая копейки и не представляя, как дальше? Мелко это как-то все. И ты туда же. А ведь с твоими данными могла бы добиться чего-то большего, чем эта маленькая жизнь. Как лягушонка в коробчонке.

— А, может, мне она нравится.
— Кто? – Лида поставила очередную тарелку в стопку и повернулась к сестре.

— Жизнь моя. Вот такая, как есть. Маленькая. Пусть в ней нет каких-то серьезных перемен или свершений. Пусть она не такая великая как у кого-то. Но, она моя. И не всем же дано, Лидочка. Тебе вот – дано. А мне никогда и не было. – Галя улыбнулась и выключила воду. – Только вот, я посмотрю, как стоит перед зеркалом какая-нибудь женщина, у которой, как и у меня, жизнь маленькая, а желаний много. И я смогла одно такое желание исполнить. Так вот, стоит она перед зеркалом в сшитом мною платье или пальто, на которое копила полгода, а то и дольше, и ей хорошо. Так хорошо, как редко в жизни этой самой бывает. Как думаешь, что я тогда чувствую? То-то! Мне тогда тоже хорошо. И в моей маленькой жизни – праздник. Как и у нее. А разве это мало? Или мало радости тому пациенту, которого Леша прооперировал и все прошло как надо? А его семье? Мало? Нет. И я это точно знаю. А ведь у них тоже чаще всего жизнь маленькая. Иди сюда!

Галя взяла за руку сестру и подвела к окну. Вечер уже вступил в свои права и город погружался в темноту, подмигивая фонарями и укрываясь сумерками. Окна зажигались в домах одно за другим, создавая причудливые узоры.
— Смотри!
— Куда?
— На окна. Видишь сколько их?
— И что?

— За каждым из них своя жизнь. Большая ли, маленькая, мы об этом не знаем. Но, мне кажется, что все-таки чаще маленькая. Которая идет мимо всех, иногда слегка касаясь кого-то, а иногда оставляя глубокий след. Но, небольшой такой, незначительный с виду. Такие люди не напишут великих романов, не сделают великих открытий и не перевернут мир. Но, они могут родить ребенка и воспитать его хорошим человеком. Мало это? Много сейчас по-настоящему хороших людей? А могут работать врачами, как папа и Леша, принося облегчение тогда, когда любой человек становится беспомощным, какая бы великая жизнь у него не была. Они могут вообще ничего не делать и это тоже будет помощью кому-то. Ведь не огорчат и не помешают, ничего не испортят и не принесут вреда. Понимаешь?

— Ох, Галка! – Лида обняла за плечи сестру и прижала ее к себе. – Не тем ты все это время занималась. Тебе бы учиться, а потом преподавать. Из тебя получился бы хороший философ.
— Очень надо! – Галина вдруг фыркнула и, не выдержав, в голос рассмеялась. – Я там тебе белье сшила. Такое вот у меня новое увлечение. Ты же жаловалась, что хорошее найти не можешь. Вот ты его примеришь, а потом скажешь мне, нужна я тебе в качестве философа или так сойдет? Это моя философия, Лидка. Я могу сколько угодно умничать и рассказывать кому-то о том, как хорошо, а могу это сделать. Как думаешь, что понравится больше, а?

Галина поманила за собой сестру, и в дверях кухни столкнулась с Артемом. Поцеловав его встрепанную, как всегда, макушку, она спросила:
— Тортик хочешь еще?
— Не! Я объелся! Галь…
— Что?
— А я теперь не смогу к тебе приходить?
— Почему это?
Артем замялся.
— Ну, мама сказала, что у тебя теперь совсем другая жизнь и тебе нужно дать время. Так вот я и хотел спросить… Галь, а сколько тебе времени надо?

Галина удивленно глянула на мальчика, а потом прижала его к себе.
— А нисколько. Завтра после школы и придешь. Леша дежурит, так что я вся твоя. Понял?
Артем прижался к сестре на минуту, радостно засопев, а потом поднял на нее глаза и счастливо выдохнул:
— Понял!

И дальше будет маленькая жизнь. В которой случится еще столько всего. И Галины дети, и еще одна сестра, которую Варя родит после сорока, почти одновременно с Галиной.
— Это надо же! И обе — девки! Хорошо как! Дружить будут! — Варя помогала Галине пеленать дочку. И Галя кивнет, совершенно счастливая в этот момент. И прижмет к себе сестренку, такую же маленькую, как ее дочь. А потом снова удивится, какие странные узоры плетет в своем кружеве жизнь.

А потом будет болезнь Лиды, которая так же, как и мать, будет лежать после инсульта, оставленная своими детьми и мужем. У них найдутся вдруг какие-то очень важные дела в такой непростой и такой занятой «великой» жизни. Муж Лидии улетит в другую страну, читать свои лекции и то, что случится с женой никак его не затронет. Он лишь пожмет плечами на вопросы друзей и знакомых:
— Она же в больнице. Там должен быть уход.
Дочка Лиды будет плакать, заламывая руки:
— Я совершенно не понимаю, что теперь делать! Это ужасно! Мне так плохо, а вы чего-то от меня хотите? Как не стыдно! Мамочка в таком состоянии, а вы мне что-то все говорите и говорите… Нет, это невыносимо!
Сын Лиды лишь буркнет себе под нос, что ему некогда, а потом перестанет брать трубку и отвечать на звонки.

А Галя примчится сразу, как только узнает об этом. И вытерев слезы Лиды, которая будет что-то пытаться сказать, строго прикажет:
— Не реви! Потом все расскажешь. Когда речь вернется. – Лида моргнет и скривится, насколько сможет, но Галя только покачает головой на это. — Нет! Даже не думай! Вернется! А сейчас тебе нельзя волноваться. Сейчас мы будем только радоваться. Каждому дню, поняла меня? Ты живая, а это главное!
Она увезет сестру к себе и поставит-таки ее на ноги.

И, когда Лидия допишет очередную книгу, она молча положит ее перед сестрой, раскрыв на странице, где будет стоять посвящение. И Галя заплачет, легонько касаясь пальцами строк:

«Посвящаю своей сестре. Моему хранителю и учителю. Спасибо за твою маленькую жизнь!».
— Это мне?
— А кому же? Я помню все, что ты мне говорила. Но, знаешь, что?
— Что? – Галя вытрет слезы и осторожно, словно хрустальную, возьмет книгу в руки.

— Ни одна большая жизнь, не была бы возможна без чьей-то маленькой. Кем была бы я сейчас, если бы не ты? Так что… Это твоя жизнь большая. Нет, не так. Она огромная. Ты умудрилась вместить в нее стольких людей! Таких разных и иногда совершенно невозможных с чьей-то точки зрения. Например, Варю и ее детей. И всем нам с тобой хорошо, тепло и спокойно. Куда же больше, Галочка? Куда же больше…

© Copyright: Людмила Леонидовна Лаврова, 2022

Рейтинг
5 из 5 звезд. 3 голосов.
avatar
Поделиться с друзьями:

Праздник Собора архистратига Михаила 21 ноября, или Михайлов день

Ангел, упоминаемый по имени в ряде библейских книг. Архангел Михаил — главный архангел, являющийся одним из самых почитаемых архангелов в авраамических религиях. В православии его называют Архистратигом, что означает «глава святого воинства Ангелов и Архангелов».  Википедия

На Руси к архистратигу Михаилу было особое отношение. Его изображали воином, копьём пронзающим дьявола Бафомета, а в Средние века писали в образе всадника Апокалипсиса, который топтал бесов копытами своего коня. Его изображение было на стяге Ивана Грозного, а на Руси его звали «воеводой грозных сил».

Генералиссимус среди ангелов

По Библии, Михаил возглавил ангелов в битве с отпавшим от Бога Денницей, на сторону которого встала треть небесных духов. Битва началась не сразу. Сначала Михаил призывал отпавших одуматься, но, когда его уговоры отвергли, встал во главе ангелов и сокрушил гордецов. С момента Большого взрыва и основания Вселенной это была первая в мире война. Денница был низвержен на землю. Так кто же он, ангел Михаил, победивший зло, и почему он сумел его победить?

По Писанию, это огненный дух высшего ангельского чина серафимов, один из семи серафимов, стоящих у престола Бога, об этом говорит Книга Иова. В православной иконографии Михаила всегда изображают огненно-красным.

В Ветхом Завете пророк Даниил называет его «князем великим», вождём всех вождей, а в Книге Еноха его называют наместником Бога на земле. Да, представьте себе: на самом деле наместник не папа римский, а архангел Михаил. Именно поэтому он побеждает Сатану, потому что он сильнее.

Архангелом Михаила называют, потому что он начальник над всеми другими ангелами. Греческая приставка архео означает «начальство». Поэтому его называют ещё и архистратигом (Ἀρχιστρατηγός), то есть главным командиром, главнокомандующим. Если бы он был человеком, то в России XVII века он был бы генералиссимусом. Он командир, поэтому именно и взялся подавить бунт Денницы и вступил в бой, когда дело не удалось решить миром.

Согласно Ветхому Завету, Михаила видели с мечом. Это случалось, когда он перед битвой за Иерихон явился Иисусу Навину и назвал себя «вождём сил Господа». На самом деле его меч символизирует слово божие. Именно им Михаил поборол дьявола, когда тот предъявил права на почившего пророка Моисея. В ответ Михаил сказал: «Господь да запретит тебе». И этого оказалось достаточно.

Покровитель воинов

В православии Михаил стал главным покровителем воинов. В одном только Константинополе в его честь было создано 19 храмов. От ромеев почитание архангела пришло на Русь, где он с X века стал небесным покровителем князей и дружин.

По преданиям, Михаил являлся князю Ярославу Мудрому и помог победить ему братоубийцу, двоюродного брата Святополка Окаянного. Он являлся монахам Киево-Печерской обители в виде огненного столпа и помогал Владимиру Мономаху победить половцев. Известна так называемая черниговская гривна, монета, чеканившаяся во времена Владимира Мономаха, на которой изображался архангел.

Русский святой Пафнутий Боровский был уверен: Новгород не пострадал от нашествия Батыя именно из-за заступничества архистратига. Об этом Пафнутию рассказывал его дед, монгольский баскак Марти. Историки до сих пор не знают, что заставило Батыя повернуть войско, не дойдя до Новгорода. Дед поведал, что, вернувшись в Киев и увидев на стене разрушенного храма лик Михаила, хан показал на него и сказал: «Это он не дал мне идти дальше».

А осенью 1608 года, когда польско-литовские войска Лжедмитрия осадили Троице-Сергиеву лавру, архангел Михаил явился впавшему в забытьё от усталости архимандриту Иоасафу и предсказал врагам отмщение. Случилось это 8 ноября по старому стилю, 21 ноября — по новому (в Михайлов день, праздник, который в Русской православной церкви именуют Собор архистратига Михаила и прочих небесных сил бесплотных). Дела монахов к тому времени были уже совсем плохи, многие погибли, поляки обстреливали монастырь из «Трещеры», огромной пушки. Одно ядро во время службы попало в Троицкий храм, ударило в колокол и влетело в алтарь, обезобразив икону архистратига. Именно после этого огненный дух и явился Иоасафу.

После видения монахи воодушевились и на следующий день сумели не только взорвать пушку, но и малым отрядом сделать вылазку, перебили множество литовцев и захватили оружие и боеприпасы, что решило исход осады. Во время боя многие из них видели прекрасного юношу, который сражался вместе с ними в самых жарких стычках и чудесным образом исчез после боя.

Приметы Михайлова дня

С Михайловым днём в Древней Руси было связано много поверий. Считалось, что в этот день начинается настоящая зима: архангел Михаил заковывал землю в снега и льды. Скот переводили в тёплый хлев. Суеверные крестьяне в ноябре боялись дворового — духа, который обитал на дворе. Поэтому по темноте лишний раз не ходили, духа задабривали, боялись, что убежит, испугавшись грядущего праздника, а на его место придёт другой, более вредный. Как это сочеталось с православием, непонятно.

Чтобы отогнать лихого духа, в деревнях Среднего Поволжья в жертву приносили самого плохонького петуха: рубили ему голову старым топором. Детвора гоняла по двору отрубленную голову и пела считалки, отгонявшие лихого духа и посылавшие его куда подальше — в прорубь.

Считалось, что именно в конце ноября святые кузнецы Косма и Дамиан ковали крепкие цепи, которыми архангел удерживал злых духов подальше от человеческого жилья.

Инет

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Ватрушка. Автор: Елена Черкашина

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Ватрушка..

Никогда не знал, что маленькая ватрушка может так изменить мою жизнь.
Ведь, что это – ватрушка?
Всего лишь булочка, начинённая творогом.
А вот – изменила…

Всё началось с той ночи, когда я, голодный двенадцатилетний мальчишка, брёл по улицам города. Отец выгнал меня – опять не угодил.
Да, как угодить-то, когда в семье, кроме меня, шесть братьев и сестёр, а живем мы в подвале, в крохотной комнате. В такой тесноте, что либо ты кого-то заденешь, либо кто-то заденет тебя.
Павлушка засмотрелся, случайно тронул горячий уголёк, выпавший из печки, пальцы обжёг.
А досталось мне — старший следить должен.
Не уследил – твоя вина.

Отец рассердился и выгнал.
«Иди, – говорит. – И не возвращайся, если глаз не имеешь».
Мать как раз картошку варила, посмотрела на меня огорчённо, но с отцом спорить не стала, только качнула головой:
– Иди, сынок, после вернёшься, когда отец остынет.
Отец-то остынет, да только ужина мне не видать…

Город погрузился во тьму. Я шёл торопливо, глотая злость и обиду, и не заметил, как оказался за чертой рабочих кварталов. Немного поднялся и оказался там, где редко бывал – среди особняков богачей.
Высокие, просторные, в обрамлении аккуратно подстриженных кустов, они манили теплом и светом.
Я замер и долго стоял, глядя на окна, на желтые огни, на красивые шторы.
«Такого в наших лачугах не встретишь! – думалось мне. – И картошку здесь на ужин, конечно же, не варят».
А что варят? Хотел бы я знать!

Подстрекаемый любопытством, я протиснулся в узкий проём железной решетки и оказался в саду.
Из дома слышалась музыка, обрывки голосов, кто-то бил по клавишам рояля.
А потом потянуло съедобным, и я, мучительно преодолевая спазмы в животе, направился прямо по запаху. Обогнул особняк, привстал на цыпочки и увидел раскрытое окно, на подоконнике которого стояло целое блюдо ватрушек.
Резкий запах свежеиспеченного теста ударил в голову. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы удержаться, потому что рука так и потянулась к этим волшебным ватрушкам.
«Взять, попробовать хоть одну!»
Но я не посмел, а только присел на траву и любовался.

Наверное, я замечтался, глядя на золотые бока ватрушек, потому что не услышал шагов.
Кто-то незаметно приблизился и вдруг резко и злобно вонзил свои острые пальцы в моё плечо.
– Ах ты, поганец! Что ты тут делаешь? Воровать пришел?
– Пустите, пустите, – взмолился я, извиваясь в руках слуги. – Не хотел я красть, просто смотрел!
– Да уж, смотрел! Знаем мы ваших…
И тут же громко закричал:
– Сергей Аркадьич! Сергей Аркадьич!

На высокий балкон вышел мужчина и, глядя сверху, спросил:
– Чего шумишь, Пётр?
– Вора поймал!
– Я не вор, – слабо защищался я. – Просто смотрел!

Барин спустился во двор и остановился рядом со мной, едва заметно усмехаясь и разглядывая.
– И что ж он украл? – спросил.
– Вроде пока ничего. На ватрушки смотрел.
– Только смотрел? И ни одну не попробовал?

Я дернулся, освобождая плечо:
– Не крал и никогда не буду!
– Вот как! А зачем тогда в чужой сад залез?
– И правда, зачем?
– Не знаю…

Как видно, Сергей Аркадьич не хотел меня обижать, а когда женский голос позвал: «Серёжа, что ж ты гостей-то бросил?», то улыбнулся открыто:
– Отпусти его, Пётр, да пирогов дай на дорогу. За честность награда положена.
Пётр удивился:
– Пирогов на дорогу?
– Конечно. Сколько вас в семье? – обратился ко мне барин.
– Девять, – отозвался я хмуро.
– Вот и дай ему девять.

Пётр отступил, на его лице чётко читалось разочарование. Не такого конца он хотел! Но спорить не стал, а потянулся и достал с подоконника блюдо.
– Две, три, четыре… – отсчитывал он.
А я не верил тому, что происходит, и всё думал:
«Смеются господа. Сейчас… как стеганут плеткой!

Да только ошибся я.
Пётр, послушный слуга оказался, выложил ватрушки в чистое полотенце и подал мне:
– Неси.
А барин опять улыбнулся:
– Всем по одной, да?
Он весело глянул в моё изумленное лицо и как-то загадочно подмигнул.

Я шёл домой, ел одну ватрушку, смаковал свежее тесто и нежный сладкий творожок.
«Такая вкуснота! Ел бы и ел еще! Но только всем по одной, как и сказано».

Дома все спали.
Я тронул за локоть мать. Она поднялась, выслушала и удивилась:
– И бить не стали?
– Не стали. Да я им так и сказал, что воровать не собирался.
– Ах, ты ж!.. Ну, надо же!.. Вот молодец! Да, как же ты так?!
– Я только одну – свою съел.
– Это ничего…
Она глянула в угол, где, повернувшись к стене, спал отец, и зашептала:
– Я ему не скажу, а скажу, что соседка дала. Нас Варвара иногда угощает. А утром всем и разделим.
И она бережно принялась перекладывать ватрушки в корзинку.

– Саша, – вдруг сказала. – Да только не восемь здесь. Девять! Ты свою-то, говоришь, уже съел?
– Да… ещё по дороге.
– Странно… Видно, лишнюю положили…
Я пересчитал: и верно – лишнюю.
Нас в семье девять – ватрушек тоже девять. Но одну-то я по дороге умял. Значит, лишняя.
Подумал и прямо сказал:
– Мам, это нечестно. Он сказал: по одной. А коли лишняя, так я её утром обратно снесу.
– Куда ж ты пойдёшь?
– Туда и пойду.

Ночью я спал плохо. То чудилось мне, что Петр бьёт меня плёткой, то голос барина что-то говорил. А сладкий запах ватрушек плыл и манил…

Наутро я поднялся, взял платок с лишней ватрушкой и пошёл.

Пришлось долго стоять у решётки: боялся, что, коли войду, опять за вора примут.
Наконец, кто-то заметил меня, выслушал, позвал барина.
Пётр был тут же, смотрел сурово, не понимая, чего я пришел.

А Сергей Аркадьич, как узнал, зачем я ватрушку принёс, то так и застыл в изумлении.
– Сказано было – всем по одной, – в который раз повторял я. – А тут лишняя.
– Так ты бы съел её – и дело с концом!
– Не могу – нечестно это.
– Ну, ты, брат, даёшь!.. Сроду я такого не видывал!
И, подумав, велел:
– Подожди здесь.

Я уселся в прихожей и долго наблюдал удивительную жизнь.
В дом входили слуги, все аккуратные, с приглаженными волосами. Потом вышла горничная и дала мне стакан молока.
Я отказываться не стал, молоко выпил сразу, помня то, как вчера остался без ужина. Отец горяч, если узнает, что я по городу бегаю – оставит и без обеда…

Вдруг дверь приоткрылась, и любопытное женское лицо взглянуло на меня с удивлением.
– Да ты, что?.. Он же еще совсем ребёнок, – прошептала женщина кому-то позади себя. – Куда ему?..
– Не ребёнок, Машенька, не ребёнок. Да и где ты у взрослых такую честность видала?
Тихий голос барина убеждал жену, а потом пропал.
Я сидел в напряжении, понимая, что говорят обо мне. Только, что им нужно?

А потом меня позвали к столу, и я увидел всю семью: дети, нарядные, чистые, хозяйка, что на меня глядела, и сам Сергей Аркадьевич.
– Вот что, Саша, – сказал он. – Мы тебя хотим отблагодарить. Ты наше имущество сохранил, ватрушку обратно принёс. За это мы тебя на работу устроим. Пойдёшь к нашему родственнику в магазин помогать?
Я растерялся:
– Не знаю… С мамой надо поговорить, и с отцом.
– Вот и поговори. Работать по вечерам будешь, часа два, а на обед приходи к нам. Я тебя учить собираюсь.
– Учить? – изумился я.
Учиться всегда хотелось, да только мать не могла меня в школу отправить: и на еду-то денег едва хватало, а на книжки – и подавно нет.
– Да, учить, – тем временем объяснял барин. – Времени у меня предостаточно. Вот и будем с тобой потихоньку грамоту одолевать. А как грамотным станешь, там и посмотрим, на что ты горазд.

Из барского дома я вылетел будто на крыльях.
«Вот это удача! Да за что? За то, что всего лишь ватрушку принёс?!»

Уже позже, став почти взрослым человеком, я понял, как ценится честность, особенно там, где даже большое враньё за грех не считается.

А в те дни я, после разрешения матери, стал ходить к Сергею Аркадьичу.
Он учил меня сам, давал читать книги и ни разу не отпустил домой голодным.
А ближе к вечеру я шёл его племяннику помогать. Работа несложная: пересчитать товар, что после продажи остался. Коробки с печеньем, конфеты – да не простые – из-за границы.
Такую работу хозяин мог доверить только тому, в ком был абсолютно уверен – меня он за все это время ни разу не проверял.

Сергей Аркадьич рассказывал:
– Мы из купеческого сословия. Отец сам торговал, да нам дело свое завещал. А знаешь, на чём я разбогател? На честности! Слово дал – значит – держи. В купечестве это главное!
Лучшего напутствия в жизнь я не слыхал.

Лет через пять начал я хозяина подменять.
А потом мы с ним ещё один магазин открыли – там я и заведовал.

Ко мне разные люди приходили, а я всё ту ватрушку вспоминал и сам себе удивлялся:
«Это ж надо, такой голодный был, а не съел.
Может быть, случайно ошибся тогда Пётр – сгоряча лишнюю ватрушку положил? Кто знает?..
Хотя, может, и не случайно… А так и надо было…»

Елена Черкашина

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Врачи лечат болезни, а здоровье нужно добывать самому. Николай Михайлович Амосов. Рассказ о большом учёном

размещено в: Педагоги и доктора | 0

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ АМОСОВ
**
Николай Амосов (1913 — 2002) — врач, торакальный хирург, писатель. Создатель методик в кардиологии и торакальной хирургии, доктор медицинских наук, герой Соцтруда. На счету академика были десятки тысяч спасенных жизней. Но всей стране это имя стало известно лишь после того, как он решил бросить вызов старости. Подопытным он назначил самого себя.

Будущий хирург Еиколай Амосов родился под Череповцом в 1913 году. Он был сыном акушерки, которая воспитывала его одна: отец после Первой мировой в семью не вернулся. Брат матери стал «врагом народа», поэтому дорога в медицинский институт была закрыта. После окончания школы Николай учился в техникуме, затем три года работал на электростанции. А потом все-таки рискнул — подал документы в Архангельский медицинский институт и, на всякий случай, для подстраховки, — в Заочный индустриальный. Поступил в оба!

Практику после мединститута пришлось проходить уже на войне. Амосов стал главным хирургом передвижного полевого госпиталя, который ездил по полям сражений на конной тяге. Через руки Николая и пяти его коллег за всю Великую Отечественную прошло около 40 тысяч раненых, он лично провел более 4000 операций.

Но врач — не Бог. Были и потери, спасти удавалось не всех. Для молодого хирурга каждый погибший на операционном столе был немым укором на невидимом суде совести. Когда боец с легким ранением скончался от банальной аллергии на новокаин, врач в отчаянии хотел покончить с собой с помощью нескольких ампул морфия. К счастью, его нашел и откачал вовремя подоспевший коллега. «На фронте враг стреляет, а я убил человека тут!» — не мог простить себе Николай…

Карьера

В 32 года на руках у Николая Амосова было два диплома — инженера и врача. Молодого специалиста взяли в Московский институт имени Склифосовского… восстанавливать операционную. Инженеру есть где развернуться, а вот хирургу — нет. К операционному столу его не подпускали! «Ходит тут какой-то мальчишка, пусть техникой занимается», — говорили про него штатные медики.

Но вскоре пришла весточка от бывшей боевой подруги — госпитальной сестры из Брянска. Выяснилось, что Брянскому облздравотделу требуется главный хирург. Амосов даже не раздумывал: собрал вещи и тронулся в путь. Его встретили с распростертыми объятиями: местные врачи оказались все из бывших военных хирургов.

Николаю пришлось оперировать все подряд: почки, желудки, пищеводы. Там же он начал проводить операции на легких по совершенно новому методу, который разработал сам. Благодаря этому удавалось поставить на ноги, казалось бы, безнадежных больных.

Когда жена Лидия поступила в мединститут в Киеве, супруги перебрались в Украину. Как выяснилось, очень вовремя. Дело в том, что на хирурга уже было заведено уголовное дело: будто бы он ставил эксперименты на живых людях и удалял им здоровые органы. Это была ложь, но у одной медсестры муж оказался следователем и сообразил, что на деле этого знаменитого доктора можно заработать дополнительные звездочки на погоны. Тогда у всех на слуху было «дело врачей». Медики находились под прицелом у властей, и обвинительные приговоры гремели один за другим.

Николай Михайлович едва не угодил за решетку. Были изъяты истории болезней и удаленные части легких, хранящиеся в бочках с формалином, — те самые, которые произвели сенсацию в научной среде. «Чекисты пообещали мне в случае ареста теплую камеру», — вспоминал позже врач. Амосову повезло — внезапно скончался Сталин, и все дела врачей закрыли. Хирург просто чудом избежал застенков НКВД. «Спасибо за это Киеву и товарищу Сталину, что вовремя умер!..» — говорил об этом хирург.

Сердечное признание

После доклада в Киеве в ноябре 1951-го Амосову предложили возглавить клинику торакальной (органов грудной клетки.) хирургии. Там же двумя годами позже будучи врачом защитил докторскую. Но настоящий успех пришел к нему, когда он начал проводить операции на сердце.

В 1957 году Николай Амосов отправился на конгресс в Мексику, где присутствовал на операции на сердце с применением аппарата искусственного кровообращения. Как только операция закончилась, он тут же побежал в аптеку и на свои «заграничные командировочные» 30 долларов купил пластиковые трубки. Из них профессор смастерил аппарат искусственного кровообращения — вновь пригодился диплом инженера.

Первая удачная операция на сердце с применением этого «амосовского» аппарата состоялась в I960 году. Через два года Амосов разработал особые искусственные клапаны для сердца, за что был удостоен Ленинский премии. Однако даже это признание было ничто по сравнению с тем, что обрушилось на ученого после опубликования его легендарной «системы здоровья», с помощью которой он решил бросить вызов старости.

В возрасте 79 лет Николай Михайлович, уже пять лет живший с кардиостимулятором на батарейках, остро ощутил, как надвигается старческая немощь. Стоять за операционным столом было теперь небезопасно — в первую очередь, для пациентов. Амосов принял решение закончить хирургическую практику и начать грандиозный эксперимент по борьбе со старением, выбрав в качестве испытуемого самого себя.

Еще в 40 лет, когда Николая Михайловича впервые стал беспокоить позвоночник из-за многочасового стояния у операционного стола, он разработал собственную систему тренировок. Она состояла из 10 упражнений по 100 повторов каждое, всего получалось 1000 движений. Теперь же, когда организм стал сдавать, Амосов, вместо того чтобы снизить нагрузку, наоборот, увеличил ее втрое — довел количество движений до 3000.

Смысл его эксперимента был прост: не дать старости снизить работоспособность человека. Для этого необходимо продолжать обеспечивать организм нагрузкой, чтобы мышцы не деградировали. По его методике ежедневно необходимо: 1) выполнять 3000 движений, из которых половина с гантелями; 2) пробегать 5 километров; 3) пульс доводить до 140 ударов в минуту и выше; 4) чередовать размеренные упражнения с пиковыми нагрузками.

Интересно, что система дала свои плоды — через полгода тренировок Амосов словно скинул десяток лет: стал более выносливым, улучшилось общее самочувствие. Однако через год такой жизни его кардиостимулятор отказал, пришлось заменить на новый. Николай Михайлович вернулся к тренировкам, но вскоре появились одышка, развилась стенокардия. Как специалисту, академику было ясно: у него прогрессирующий порок сердца.

От бега и гантелей пришлось отказаться, а в начале 1998 года его состояние резко ухудшилось, ученый с трудом мог ходить. В немецкой клинике хирург-кардиолог сам лег на операционный стол, ему сделали шунтирование и вшили искусственный клапан. Год спустя он написал книгу «Эксперимент окончен» и… вновь дошел до 3000 движений в день и 45-минутной пробежки!

Личная жизнь Николая Амосова

Известный ученый был женат дважды. Первый брак состоялся в 1934 году с Галиной Соболевой. На войне доктор повстречал Лидию Денисенко. Она работала медсестрой, спустя некоторое время в 1944 году они решили пожениться. Через 10 с небольшим лет, в 1956 году родилась дочь Катя.

Смерть

К сожалению, выяснить, до какого возраста человек может сохранять бодрость с помощью физкультуры, профессору не удалось. Весной 2002 года он перенес инсульт, а 12 декабря 2002 года скончался от инфаркта. И пусть академик Николай Амосов не победил старость, но он значительно ее отодвинул, прожив почти 89 лет.

В годы войны молодой врач Николай Амосов спас тысячи жизней
Николай Михайлович с дочкой Катей
Рейтинг
5 из 5 звезд. 2 голосов.
avatar
Поделиться с друзьями: