Немного нужно человеку. Совсем немного. Два добрых слова, чтобы прочь ушла тревога. Улыбка встречного, горящая мгновенье, И нежных рук всего одно прикосновенье. Немного нужно человеку. Совсем немного. Из дальних мест домой ведущая дорога, Вязанка дров, чтобы согреть очаг холодный, И тихий сон, от страшных бед свободный. Немного нужно человеку . Совсем немного. Чтоб пес, хвостом виляя, встретил у порога. Чтоб свежий ветер в жаркий день навстречу дунул, И чтобы кто-то о тебе хоть раз подумал… Немного нужно человеку…
— Это чо приворотное зелье?! Я — заглянет на кухню кто-нибудь из родных.
— Нет, просто цяй! — отвечаешь ты, не замечая, что уже с полчаса левитируешь над кухонным столом.
Чай — это приятное городское ведьмячество, это дымящиеся зелья на все случаи жизни: от плохого сна, от грустных новостей, чтобы придумать новый рассказ, чтобы бежать быстрее всех, чтобы невидимкой придти на почту и без очереди взять свою посылку хе-хехе.
Чай – это магия. Кофе да что кофе! (орируйте в коментах, кофеманы) Бьёт как молотком по мозгам и по сердцу, а чай сжимает в объятиях мягко-мягко, как самый нежный любовник.
Засунешь в кружку нос, а он тебе шепчет:
— Мая ж ты зая, как же ты задолбалась! Ну пошвыркай, пошвыркай горяченького.
Пьешь, а в животе тепло-тепло, как мама в детстве руку положила и гладит. И кроме комочков в манной каше нет в жизни других огорчений. Счастье в кружке, не иначе.
Выпить чаю — это отдельный пункт в ежедневнике. Это вам не пакетик секунду в горячей воде пополоскать! Это вам не бледно-коричневая жижа в стакане. Чай – это серьёзно. Это почти так же серьёзно, как выбор спутника жизни. Даже серьёзнее. Спутнику можно в любой момент заявить:
Дело было поздней осенью в поздний час. Давно, в девяностые годы. Кругом грязь непролазная, а в темноте светятся призывно окошки коммерческих ларьков. Разноцветные бутылки, как гирлянды праздничные…
Надо осторожно шагать, чтобы не упасть в грязь или не споткнуться о лежащего зависимого, живого или неживого. И оглядываться, чтобы сзади не подлетели и не сорвали шапку, или сумку не вырвали. Дело было на окраине большого города.
Женщина спешила домой; Марина ее звали. Дома лежал больной отец. Давно лежал, год уже. Памперсов тогда особо не было. Денег тоже. Лекарств — маловато.
И рядом с киосками стоял подвыпивший мужчина, очень грязный; видимо, упал. И предлагал киоскеру свой мохеровый шарф за бутылку.
Киоскёр отказывался. Ему надо за аренду платить и рэкетирам. Шарф дрянной, за него жаль отдать бутылку напитка. Это хороший паленый напиток. Все хвалят; никто не ослеп и не умер. По крайней мере, не жаловался никто, не приходил. Поэтому шарф убери, не надо!
Мужичонка сгорбился и пошёл прочь. И упал в грязь. Поскользнулся.
Прямо под ноги Марине.
Она хотела обойти — никак невозможно, грязи по колено, узкая тропинка. Перешагнуть можно. Но она ещё не совсем одичала — через живого человека перешагивать.
Марина нагнулась и спросила нерешительно: мол, вы как? Вам помочь?
И подала руку. Не хотела, но подала.
Человек закопошился и встал. Очень грязный, очки заляпанные снял, стоит и дрожит. Видимо, бомж.
Оказался врач. Правда, уволенный; его главный врач уволил за правду; за то, что этот падший доктор возмущался присвоением лекарств и взятками. И требовал больных лечить хорошими лекарствами. Жалобу написал в конце концов.
Главного не посадили, удалось вывернуться, но крови попортили. И он этого Евгения довёл до увольнения, тогда это просто было.
А у Евгения как раз мама умерла; он долго за ней ухаживал, она после инсульта пять лет лежала. Когда маму хоронили, кошка убежала старенькая, попала под машину. Потому что пришли воры и взломали дверь. Вынесли все. Тогда это часто было…
И этот Женя временно помешался от горя и напился. Пить не привык, упал несколько раз, вот такое печальное дело.
Это потом все выяснилось. А тогда Марина просто решила не перешагивать через упавшего. Хотя, конечно, крепко сжимала ручку сумки в руке. И думала, как лучше пнуть грязного мужчину, если он начнёт нападать…
Такие времена были, кто жил тогда, как большинство, а не марципанами лакомился на южном берегу, тот помнит…
Просто Марина помогла встать. Женя встал и расплакался, как маленький. А Марина от нервов и страха стала его стыдить и немножко отряхивать платком, оттирать.
И ругать растерянно: «как не стыдно реветь? Я вот на трёх работах надрываюсь, за папой больным ухаживаю, но не реву и не напиваюсь. Вы слабовольный! Прекратите реветь, стойте прямо!»
Женя спросил, что с отцом. Марина рассказала. Женя задал профессиональные вопросы, про лекарства. Марина удивилась и ответила. Женя перестал реветь, сказал, что есть препараты получше. И диагноз надо уточнить.
А потом попросил Марину подождать пять минут; сбегал в свою обворованную квартиру и принёс много лекарств. Воры их не взяли; им ни к чему такое. Тем более, пачки початые, этот от моей мамы вашему папе!
Так они познакомились. Разговорились. Помогли друг другу, чем могли. И стояли в грязи и во тьме, смотрели друг на друга. А потом пошли, держась за руки, чтобы не упасть. Смотреть, чем помочь отцу Марины.
Женя вообще не пил, это был единственный случай. И работу он нашёл хорошую, хоть с небольшим окладом. И отец Марины встал на ноги и ещё долго прожил. И увидел двоих внуков, и дожил до хорошего времени, когда истории, подобные этой, про рэкет, киоски, всякое такое стали легендами.
И это просто история из жизни о том, как женщина не перешагнула через живого человека. И подала руку. Хотя это было опасно! И такая грязь кругом, темень и отчаяние!
Но никто не знает, как и когда найдёт своё счастье. Иногда оно приходит в самой тёмной ночи отчаяния и беды. И главное — не перешагнуть через него. Заметить. Протянуть руку. Хотя это рискованно, я понимаю. Добро всегда рискованно. И любовь. И жизнь…
История про Лизу и про то, что лишившись многого, много и обрести можно. Ульяна Меньшикова
Лизина жизнь покатилась под откос резко. Без предупредительных выстрелов, звоночков и вещих снов. А может они и были, но в житейской суете, (а как не суетиться матери четверых детей?) но она их не заметила. В один год, скоропостижно, ушли молодые ещё и полные сил родители, которые с самого рождения Лизы и до последнего своего дня посвятили ей и горячо любимым внукам. Любили беззаветно, давали, всё, что могли, а могли они много. Отец всю жизнь на руководящих постах, мама тоже. Лиза была завидной невестой. С хорошим образованием, отличным приданым. В двадцать с небольшим уже со своим жильём и авто. И замуж разрешили выйти не по расчёту, а по любви. За голого и босого студента из простой , но тоже крепкой семьи. Лишь бы Лизонька была счастлива. А добра достаточно, на всех хватит.
Зятю, по окончании университета, помогли открыть своё юридическое агентство. Он парень усердный и талантливый в своём деле. Сумел его с годами развить и превратить в самое востребованное не только в своём городе, но и во всём регионе.
А Лиза тем временем на ура выполняла план по выходу страны из демографического кризиса. Четыре раза в роддом ходила. И каждый раз возвращалась оттуда с новым гражданином. Крепеньким и здоровеньким, как грибочек. Все, как один, на радость маме и папе, бабушкам и дедушкам.
И хорошо ведь жили. Дружно, весело, сыто. Лиза детьми занимается. Муж благосостояние куёт, развивается. Родители всегда на подхвате. Дом полная чаша – всегда полон друзей и родственников. Сама красавица – время и средства позволяют за собой ухаживать. Не обабилась. Подтянута, прекрасно одета. Ну что ещё нужно? Не жизнь, а малиновый сироп.
И вот сироп закончился. Обернулся горькой полынью. И так пошло, так шаблонно…
Где-то за год до смерти Лизиного отца родители мужа приехали погостить. И приехали не одни, а с дочерью своих старинных друзей. И Христом богом умолили Пашу, своего сына, взять «хорошую девушку» на работу в его агентство. Хорошая девушка тоже выучилась в городе на юриста, но работы там не нашла и вернулась в деревню, где родители пристроили её на работу в местную администрацию. А там и зарплата копеечная и скукотища и никакого развития и жениха доброго не сыскать. Не погибать же деве во цвете лет!
Да как же не помочь девочке! Взял её Паша на какую-то должностишку. Сняла дева квартиру и стала там жить-поживать. И в гости к Лизе с Пашей наведываться регулярно. Приятно же ходить в гости и любоваться на красивую семью, где жизнь – малиновый сироп. Лиза деву привечала. Ввела в круг друзей. Рассказала куда на маникюр ходить и где можно одеться стильно и по средствам. Отправила деву в автошколу — права всегда пригодятся. И дева расцвела и даже с кем-то закрутила роман. Да этот кто-то и машину на день рождения ей подарил. А потом и небольшую квартирку. Правда к Паше с Лизой в дом жениха ни разу не привели, но об этом Лиза и не думала. На свадьбе познакомит!
Так и получилось.
Хороший жених деве достался. Лизин муж Паша. И собой хорош, и обеспечен, и профессионально состоялся. Живи да радуйся с таким.
Ушёл Паша украдкой. В одну из пятниц просто не вернулся домой с работы. А в понедельник, как ни в чём не бывало, позвонил чуть не сошедшей с ума от тревоги за мужа Лизе и деловым тоном сообщил, что они разводятся. Любовь и страсть давно прошли, поэтому вот так. И с этого дня он ни разу не появился в доме. Даже с детьми не встречался.
Когда Лиза узнала, где мужу подарили любовь и страсть, упала без чувств. Как тургеневская девушка. Да она, по сути, ей и была. Дал Бог хорошей судьбы до этого дня. Горящие избы с конями за Лизой не гонялись, да и родные оберегали от больших забот и хлопот. Какой ещё ей быть?
После скоропалительного развода оказалось, что из всего приданого у Лизы осталась только небольшая двухкомнатная квартира, которую купили ей родители ещё в эпоху студенчества. Всеми наследственными делами, после смерти тестя и тёщи занимался муж ну и… Осталась Лиза ни с чем. Она попыталась, конечно, что-то вернуть, но муж крепко припугнул тем, что отберёт детей и Лиза отступилась.
Кое-как устроилась на работу. После университета всего-то год по специальности отработала, а специалист без опыта, мало где востребован. Детей из частных школ и садиков пришлось забрать. Дорого. И пошла уже другая жизнь. Полная забот и трудностей. Но как-то справлялась. Как могла.
И дети помогали. Она с удивлением наблюдала за тем, как быстро повзрослели старшие. Ведь школьники ещё, да и выращены были в тепличных условиях, а приняли удар судьбы стойко. Не устраивая истерик и не выясняя бесконечно, кто виноват в уходе отца. Помогали с малышами-детсадовцами как могли.
А Лиза всё ждала Павлика. Одумается. Вернётся. Всё бывает, бес попутал. Кризис среднего возраста. Ну не может её добрый и умный муж поступить вот так с ней и детьми. И не по деньгам и квартирам Лиза страдала. Любила она мужа. Плохо ей было без него. Так плохо, что хоть руки на себя накладывай.
Одним воскресным утром в шесть утра раздался звонок в дверь. «Паша!» — пронеслось в голове у Лизы. Дети, которых обычно пушкой не разбудишь тоже все соскочили и понеслись к дверям. В такое время гости не ходят. Папа?! Может быть, это папа вернулся?
Нет. Это был не папа. Лиза посмотрела в глазок. На площадке никого не было.
— Кто там? — Лиза… Открой… Это я. Зоя Фёдоровна. Лиза открыла дверь. Перед дверью, почему-то на коленях, стояли оба её свёкра.
-Господи… Зоя Фёдоровна! Александр Владимирович! Вставайте немедленно! Проходите! -Лиза, дочка… Прости нас. Прости Бога ради! – дрожащим голосом отозвалась свекровь. -Баба! Деда! Вставайте! – дети выскочили из-за лизиной спины и начали тормошить обливающихся слезами дедов. За всё время, пока Лиза и Павел разводились и свёкор и свекровь звонили Лизе несколько раз, но она не могла ни с кем говорить и на звонки не отвечала. Они и отступились. Лиза уже думала, что навсегда. А тут такой коленопреклонённый визит в несусветную рань.
Но дети так обрадовались дедушке и бабушке, что уже было не до обид и выяснения отношений. Пока обнимались и целовались, пока перетаскали тонну деревенских гостинцев из дедовой машины, пока позавтракали, время уже к полудню подошло. Дед собрал всех внуков, усадил в машину и повёз праздновать встречу в парк и кафе.
-Лизонька, давай сядем поговорим. Много чего накопилось за это время. Лиза молча кивнула головой.
-Ты меня сначала выслушай, дочка, а потом мне все обиды выскажешь. Только выслушай сначала. -Хорошо, Зоя Фёдоровна, конечно выслушаю.
-Когда Паша явился к нам без тебя и детей с Тамаркой и сообщил о том, что вы разводитесь, а Тамарка теперь его невеста, мы с отцом дар речи потеряли. Отец сразу дверью хлопнул и ушёл. Кобелём паршивым Пашу обозвал и ушёл. Все два дня, пока они у нас были, домой не заходил. А я до того обомлела, что ноги отказали. Сижу, глазами хлопаю. Тамарка давай на стол метать, навезли всего. Тут и родители её явились. А мы с ними со школы дружим. Считай жизнь прожили бок о бок. Выгнать их? Да. Надо было выгнать. Но я от от шока вся в тумане. Как полоумная. Они давай праздновать. Тост за тостом, чуть не свадьба тут-же намечается. Как эти два дня прошли я просто не помню. Хотела с Пашей поговорить, да где там. Тамарка на нём, как верёвка висит, ни на шаг не отходит. Уехали. Приходит отец. Чёрный, как головёшка. Со мной не разговаривает. Взял бутылку водки. Выпил её целиком. Без закуски. Как даст по столу кулаком и давай на меня орать, что я такую сволочь выродила и воспитала. Звони, говорит, Лизавете, у неё спроси что и как. Я звонить тебе. Раз, другой, третий. Ты трубку не берёшь. Всё, думаю, прокляла нас, не хочет теперь общаться.
-Зоя Фёдоровна… Да я сама в таком тумане была, что я ни с кем не разговаривала кроме детей. -И отец сам тебе звонил. -Да, звонил. Не могла я говорить. Ни с кем.
Я всё равно думала, что это дурь на него нашла. Перебесится и успокоится. Ведь где ты и где Тамарка? А дети? Наплодил – расти! И отец твой его в люди вывел… Но больше всего я переживала из-за того, что мы сами эту змею к тебе в дом засунули. Кружилась-кружилась возле вас и накружила. И как давай меня давление бить. Что ни день, то криз, что ни день, то криз. Отец волком смотрит, всё молчком и молчком. А тут приходит Тамаркин отец. Поддатенький, весёлый. Пойдёмте, говорит, сваты дорогие к нам в гости. Дети сегодня поженились где-то на БАМе что ли… Фотографии давай на телефоне показывать. -На Бали. -Где? -На Бали. Остров такой. В Индонезии. Очень красивый. -Остров? Ну значит на острове. Ближе негде, видимо, было. Я тут смелости набралась и всё сказала. И про Тамарку-змеину и про них, что дочке позволили семью чужую порушить, детей осиротить. И на дверь указала. Сказала, что одни у меня сваты. В земле сейчас лежат оба, не могут за дочь заступиться. Вот они мне сваты. А ты закручивай свою бутылку и иди празднуй с кем хочешь. На чужом горе счастья не бывает. Тебе уже не стала звонить, думаю, не ответит всё равно. После такой-то подлянки. Набрала Варюше. Она же уже большенькая, хоть что-то у неё про вас узнаю. Она так обрадовалась мне. Мы с ней долго проговорили. Всё она мне рассказала. И про алименты копеечные и про то, что Пашка у тебя всё почти забрал и грозил ребятишек лишить. Посадила я вот так же отца и говорю – слушай, родной, что сын наш сотворил. Он выслушал. Собирайся-, говорит. Куда? К внукам, к Лизе. На коленях прощения будем просить. И останешься ей с детьми помогать. В сад младших водить, готовить, стирать, пока она на работе. Если примет, конечно. А не примет, так хоть вот. Отдашь ей. Зоя Фёдоровна достала из сумки толстый конверт и положила его перед Лизой на стол.
-Что это? -Деньги, Лиза. Мы продали дом матери — Александра Владимировича -Господи… Баба Даша умерла?! -Нет, нет, окстись – Зоя Фёдоровна разулыбалась – баб Даша ещё на наших похоронах чарку выпьет и не одну. Жива и бодра, как всегда. Мы её к себе забрали. Собрали семейный совет и вот так решили. Продали дом, да два надела земли. Нам местный фермер за них хорошие деньги дал. Так вот ты свою квартиру продавай и бери большую, четырёхкомнатную. Где тут ютиться в двух комнатах пятерым? А со мной шестерым. Если не выгоните… Не хватит – возьмём ипотеку и будем платить. Мы с отцом будем платить. У нас три пенсии, плюс он работает до сих пор. Пасека. Справимся. На лето детей к нам. На свежий воздух. И сама немножко развеешься. Ты молодая, красивая, может и устроишь свою жизнь.
-Зоя Фёдоровна, какое может быть устройство с четырьмя детьми, ну о чём вы? -Такое. Как у нашей Маруси Булочкиной. У неё шестеро. Муж на вахте тоже себе какую-то Тамарку присмотрел и остался там на северах. Не прошло и года, к нам на лесозаготовки приезжает бригада. У них и техника вся своя и мужики такие здоровенные богатыри, один другого краше. А за главного – армянин. Бойкий такой, весёлый дядька. Ну и что-то там случилось у них на заготовках. То ли дерево не так упало, то ли топором рубанул он сам себя, не помню. Привезли в больницу. А Маруся у нас на все руки – и хирург и акушер и всё на свете. Она его так ловко зашила, что городские врачи потом удивлялись, как это в сельской больнице так профессионально сработали, что калекой не остался. Сухожилие было сильно повреждено. Приехал он её поблагодарить, да так поблагодарил, что собрала Маруся всех своих шестерых галчат и уехала к нему в Сочи. Да не любовницей, а женой. Так что всё может быть. А может и этот дурак вернётся…
Лиза, которая всё это время спокойно слушала свекровь, заплакала
-Я жду его, Зоя Фёдоровна, жду каждый день. Не могу поверить в то, что произошло, не хочу…Люблю до сих пор. -Лизонька, доченька – Зоя Фёдоровна подошла к Лизе, крепко обняла и зарыдали они уже дуэтом. По-настоящему, по-бабьи, когда со слезами выходят печали и в этих же слезах растворяются все обиды.
Свекровь осталась жить с Лизой и детьми. И сразу стало легче. Весь быт, не старая ещё Зоя Фёдоровна, взяла на себя. Лиза устроилась ещё на одну работу. Дед приезжал на каждые выходные, развлекал внуков. Даже баба Даша и та пару раз в гости к правнукам приехала. На каникулы всех забирали в деревню. И квартиру поменяли. Не на четырёх, а на пятикомнатную. Выскребли все сусеки начисто, взяли кредит и купили.
Паша не объявлялся. С родителями не общался из-за того, что они новую сноху не приняли, а помогали «старой» и уже не нужной. Как околдовали мужика. А может и околдовали. Этим многие сейчас промышляют, не думая о последствиях. Ломая и свои и чужие судьбы.
Лизина боль немного притупилась, но не отпускала. Она очень скучала по родителям и по своему непутёвому мужу. Дома старалась этого не показывать, а оставшись наедине с собой всё думала и думала о том, как же с ней это всё могло приключиться. Но печалься не печалься, нужно жить. И она жила.
Как-то в субботу Зоя Фёдоровна попросила Лизу отвезти её в храм.
-За твоих нужно панихиду заказать. Тебе и ребятишкам о здравии. И за Пашу… Чтоб Господь его вразумил. Отказать свекрови Лиза не могла, хотя сама практически не ходила в церковь. Поехали. Службы не было и в храме было пусто и гулко. Людей тоже практически не было, кроме свечницы и уборщицы, которая усердно натирала пол перед вечерним богослужением. Зоя Фёдоровна долго писала записки, покупала свечи в лавке, которая располагалась в притворе и Лиза зашла в храм одна. Подняла голову и долго рассматривала купольное небо с плывущим по нему белобородым старцем, на коленях которого сидел ребёнок. Лиза не умела молиться и наизусть не знала ни одной молитвы. Стояла она так долго, пока не закружилась голова.
-Господи… Помоги мне… Господи, пожалуйста, помоги мне! – Лиза и сама не поняла, как эти слова сорвались с губ. -Поможет. Тебе поможет! Лиза просто подпрыгнула от неожиданности. Откуда-то из-за спины громкий и странный голос, то ли женский, то ли мужской ещё раз чётко повторил
-Тебе поможет. Лиза обернулась и кое-как разглядела странную фигуру у стены в полумраке. Точнее это была даже не фигура, а какая-то бесформенная куча. Тем не менее куча отозвалась и в третий раз.
-Иди сюда. Я тебе кое-что подарю.
Лиза, как зачарованная пошла на голос. На лавке у стены сидело что-то похожее на коробку из-под холодильника, на которую натянули космический скафандр, после того как он пять раз сгорел во всех слоях атмосферы. На вершине коробки располагалась малюсенькая женская голова с азиатским разрезом глаз, залихватски обмотанная сразу тремя платками. Один из платочных узлов торчал на макушке, второй возле левого уха, третий накрепко завязан под подбородком. Вокруг этой удивительной фигуры стояло штук шесть сумок разной степени потрёпанности, перевязанные верёвками и тряпками.
-Не бойся. Подойди. Как тебя зовут? – странная женщина со странным голосом поманила Лизу рукой, предлагая подойти поближе. -Лиза. -А меня Катерина. Тут все меня блаженной называют, но ты не верь. Нормальная я. Обыкновенная. Просто люблю подарки дарить. Не всем, правда. Только хорошим. Ты – хорошая. Подожди минутку. У меня давно для тебя подарок лежит, надо только вспомнить где. И женщина с необычайной для ей комплекции лёгкостью поднялась с лавки и шустро начала разматывать верёвки на сумках. Долго в них копошилась, тасуя тряпки и коробочки из одной в другую.
Деваться уже было некуда, и Лиза послушно развернула тряпицу. В ней, аккуратно свёрнутая лежала белоснежная фата. Пахла она, конечно, всеми сумками разом и немного Екатериной, но на ней не было ни пятнышка. Скромная, короткая, на простеньком веночке капроновая фата, которые были в моде чуть ли не в восьмидесятых.
-Понравилась?! – Катерина пытливо всматривалась в Лизино лицо. Конечно. Спасибо вам большое. – Лиза поняла, что Катерина крепко не в себе и думала, как бы ей поскорее свернуть общение с щедрой женщиной. -Я знала, что понравится. Как воду освятят, так и наденешь её сразу. Всё. Иди с Богом! Я устала. Лиза, ещё раз поблагодарив свою странную собеседницу, поспешила в притвор, где так долго делала свои заказы Зоя Фёдоровна.
-Зоя Фёдоровна! Я вас заждалась! Ну где же вы? -Боже мой, Лиза, что у тебя в руках? Свекровь вместе со свечницей непонимающе уставились на лизу, которая, забывшись, размахивала какой-то истерзанной тряпкой и фатой, как флагами.
-Да сама не знаю. Стояла в храме. Меня подозвала какая-то странная женщина и подарила мне всё это. -Катя? – спросила свечница -Катя… Сказала мне, что я эту фату надену, когда воду освятят. -Вот как – свечница улыбнулась – значит готовьтесь к свадьбе после Крещения. Катерина у нас подарки просто так не дарит, всегда со смыслом. Да и давненько она к нам не заглядывала. Кочует по храмам и ночлежкам, всё добро на себе и с собой в сумках носит. А сегодня явилась ни свет ни заря, ещё и храм не открывали. Мы ее спрашивать – как поживаешь, почему долго не приходила, не заболела ли? Так она нас отбрила враз. Не к вам, говорит, пришла. Невесту буду ждать. Сегодня невеста придёт. А какие невесты в храме по субботам? В субботу не венчают. Так, стало быть, вы у нас невеста. Поздравляю.
Лиза с Зоей Фёдоровной переглянулись, поблагодарили свечницу и ни слова друг другу не говоря уже вместе зашли в храм, чтобы поставить свечи. Храм был пуст. Ни Кати с её многочисленными сумками, ни уборщицы там уже не было.
Лиза хотела было выкинуть и фату и тряпку, но Зоя Фёдоровна встала стеной и не позволила этого сделать.
Через месяц Лиза пошла в магазин за продуктами. Из дверей магазина, прямо ей под ноги вылетел мальчишка на самокате. Она упала, да так неловко, что сломала ребро. Следом за мальчишкой из магазина вылетел взъерошенный мужчина. Поднял, отвёз в травмпункт, а потом ещё месяц приходил со своим сыном и дочкой проведывать Лизу. Позже оказалось, что детей у него не двое, а трое. Старший сын уже взрослый, десятиклассник и с папой по гостям не ходит. Папа оказался тоже бедолагой-сиротой. Правда история его одиночества у него оказалась совсем страшная – жена умерла за два года до их знакомства с Лизой.
Зимой, сразу после Святок Лиза вышла замуж за папу с тремя детьми. И Зои Фёдоровны с Александром Владимировичем стало не четыре внука, а целых семь. А потом и восьмой родился. Назвали Серафимом. Храм, в котором блаженная Катя напророчила Лизе замужество был освящён в честь преподобного Серафима Саровского. И из тесных городских квартир переселились в большой загородный дом. Всей большой семьёй. С бабушками-прабабушками и дедом.
Павел изредка общается с родителями. Детьми их с Тамарой Бог не наградил пока. Но, может быть только пока.
Вот такая история.
Всё рано или поздно будет хорошо. Печаль сменит радость, из этих переплетений и состоит жизнь. Надо только выучиться ждать, надеяться и, конечно же, верить. Как поётся в прекрасной песне!
