Счастье в доме. История из сети

размещено в: О добрых людях | 0

Виктору последнее время не везло с работой. Строительная компания, в которой он работал, разорилась, а новое место в их городке оказалось найти не просто.

Виктор обивал пороги фирм, но ему предлагали или невыгодные условия, или работу по другим областям. Но уехать Виктор тоже не мог: как бы он бросил жену и своих тройняшек.

Виктор вспомнил тот день, когда они с женой узнали, что у них будет тройня. У Кати было такое растерянное лицо, что он рассмеялся и этот смех вызвал у нее улыбку, а потом жена расплакалась:
– Трое! Ты понимаешь? Сразу трое! Витенька, что мы будем делать?
– То же, что все делают с одним ребенком, только в три раза быстрее, – хохотал Виктор.

И вот на свет появились два старших сына и младшая доченька. Помощи молодым родителям было не откуда ждать, да они и не рассчитывали, что кто-то будет помогать им, поэтому справлялись с малышами сами.
Конечно, друзья и кое-какая родня приходили проведывать их, веселились над такими уставшими родителями и, качая головой, уходили восвояси.

Виктору и Кате казалось, что первые полтора года они не спали совсем. Это же только представить себе: сразу тройня в съемной однокомнатной квартирке.

Бывало такое, что Катя стелила матрас и подушку на полу в кухне, закрывала дверь и давала мужу поспать хоть несколько часов. Потом он шел к малышам, а она блаженно растягивалась на согретом его телом матрасе.

Теперь детворе уже было по четыре года и все-таки стало немного попроще. По крайней мере, они могли затеять какую-нибудь игру и тихо возиться в своем уголке, не мешая родителям заниматься своими делами.

Впрочем, теперь с ними чаще всего оставалась именно Катя, а Виктор метался по городу в поисках работы, ведь прокормить такое семейство было не самой легкой задачей.

Вот уже долгое время семья не вылезала из долгов и дошло до того, что им просто перестали помогать, в глаза заявляя Виктору:
– Слушай, тебе самому не стыдно постоянно клянчить деньги?
– Ты думаешь, это я от хорошей жизни? И я если беру, отдаю…
– Отдаешь. Но через несколько дней снова идешь и просишь. Достал уже…

Как разорвать этот замкнутый круг, Виктор не знал. И вот однажды, холодным осенним днем, он возвращался домой и у подъезда увидел старика, сидевшего на скамейке и дрожащего от холода.
– Отец, – обратился к незнакомому старику Виктор, – ты чего тут сидишь? Простынешь ведь. Может тебя проводить?
– Некуда меня провожать, сынок, – вздохнул дед. – Невестка выгнала. И не пускает…
– Да что у нее совсем сердца нет?
– Ой, злющая такая… – Слушай, ну пойдем у меня переночуешь… У меня, правда, не царские хоромы, однушка. Но зато тепло. И жена найдет чем покормить. Правда, детей трое, но они не помешают.
– Ох ты какой богатый… Трое… Счастливый ты и добрый. Спасибо тебе, но я уж тут…
– Ну как знаешь. Виктор поднялся к себе и рассказал жене про странного деда.
– Пьяный?
– Вроде нет.
– Ну а что ж ты его не позвал? Нашли бы уж место. Вон кресло бы ему разложили. нельзя же человеку на таком холоде оставаться.
– Да может он уже ушел? – Ну пойди посмотри.
Виктор вышел к подъезду: старик сидел на прежнем месте.
– Вот что, отец, как тебя зовут? – спросил он у совсем продрогшего старика.
– Василий Григорьевич.
– Ну а я Виктор. Жена послала за тобой. Не звери же мы какие, давай, пошли. Катя тебе уже горячую ванну набирает. Сейчас согреешься.
Василий вдруг странно всхлипнул и вытер ладонью лицо:
– Ну, спаси вас Бог, за вашу доброту, – проговорил он и пошел за Виктором.
Через час, чистый, распаренный от горячей воды, выбритый старик сидел за столом и рассказывал Катерине и Виктору историю своей жизни.

Он с детства жил в небольшой деревеньке, с самых малых лет знал нищету и голод.
– Моего деда раскулачили и всю семью сослали в Сибирь. А потом мой отец сумел как-то вернуться на родину и поселиться в своей же деревне. Только никакой усадьбы уже не было, осталась старая банька, вот в ней он и жил. Оттуда, из Сибири жену привез, под ее фамилией и жил. Может поэтому живой и остался.

Ну вот… Эта банька и стала нашим домом. Что-то отец пристроил, забором участок обнес, да так и мы и жили. Я когда из армии вернулся, отца уже не стало. Мать-старушка со мной доживала. Я из армии жену себе привез, Аннушку.
Жили мы как все, тихо да спокойно. Работали в колхозе. Потом сынок появился, его на ноги поставили. Женили. Да только не повезло ему с Тоней, при родах умерла.

Долго Петро был один, а потом уехал на заработки сюда, да тут и нашел эту язву Лариску. Ох и злющая баба. Взял ее Петро с детьми. В свою квартиру привел.

Однажды приехал меня проведать, смотрит, а домишко наш совсем покосился, крыша даже протекать стала. Ну и настоял, чтобы я к нему поехал. Я не хотел мешать им, но он у меня такой был… Вот как ты, Витя, добрый, да заботливый… Да только сам уже не молодой…

Полгода назад сердце у него прихватило, прямо на работе. Оттуда в больницу… Больше я его живым не видел…А Лариска и без того его всегда пилила, а тут как с цепи сорвалась. А ведь квартира Петина… – старик вздохнул.
– Ушел я от Лариски, поехал домой, да только где ж мне старому там жить?

За эти годы дом совсем обветшал. Туда бы руки мужские, сильные… Может и поднялся бы домик.
Вернулся к Лариске, а она мне:
– Вон Бог, вот порог – иди отсюда, а твое место занято, я мужа себе привела.
– Стерва ты, говорю. Петру только полгода исполнилось, а ты уж мужиков таскаешь. Хоть бы детей постыдилась. А она мне:
– А что мне их стыдиться, не Петькины это дети. Ничего от твоего Петра у меня не осталось, и ты иди отсюда. Быстрее помрешь, пень старый.
– Вот так я и оказался на улице, и если бы не вы… – старик снова вытер глаза ладонью и Катя торопливо подлила ему горячего чая:
– Ничего, дедуля, оставайся у нас. Тесно здесь, конечно, ну да в тесноте, да не в обиде…
Василий прожил у Виктора и Кати почти два года. Каждый месяц он отдавал Катерине свою пенсию, приговаривая:
– Вот, Катюшенька, это моя доля вам. За доброту, за ласку, за старость счастливую. И внучатам моим не забудь лакомств купить.
А однажды принес Виктору какие-то бумаги:
– Вот, сынок, это я свой домишко на тебя отписал. Может и сгодится тебе на что.
– Спасибо, отец, – улыбнулся Виктор. – Да зря ты это…
– Ну, зря или не зря, жизнь покажет… Да вот только я этого уже не увижу.
– Да ты что, никак помирать собрался?
– Сердце болеть стало сильно…
– Так что ж ты молчишь. Собирайся, поедем к врачу.
Засмеялся старик и покачал головой: – Какие мне уж врачи? Нет, не хочу. И не говори мне об этом даже… – и на все уговоры Кати и Виктора только отмахивался…
Спустя три месяца его не стало. Он ушел ночью, во сне, тихо и спокойно. Дорого, просто даже непосильно обошлись Виктору похороны старика, но он сумел и сделал все как нужно, хоть и пришлось для этого продать даже свою старенькую машину.

А спустя пару дней новая беда свалилась на семью: хозяйка квартиры решила поселить в ней своего родственника и попросила семью выселиться как можно скорее.
Снова Виктор стал кланяться людям, просил помощи, умолял хоть в чем-то поддержать его семью, но везде над ним только смеялись:
– Бомжа в дом привел! За свои деньги его схоронил! Дурак ты, дурак! Ну и что, сильно тебе твоя доброта помогла? А мы тебе говорили, головой думай! А ты всякую шваль подбираешь! А теперь помощи просишь? Нет, Витя, кроме тебя тут идиотов нету!
– Ну что, Катя, – сказал он жене.

– Придется ехать в дом деда. Может там не так все и плохо.
Кое как Виктор уговорил дальнего родственника помочь с переездом. Долго хохотал Толик, когда увидел наследство Виктора.
– Ну и ну! Вот это да! Анекдот! Ох, расскажу всем. Вот хохма-то! Дворец! Только смотри, как бы он тебе на голову не свалился. Вот уж правда, дуракам везет! Все еще хохоча, Толик выгрузил вещи семьи во двор и уехал.
А Виктор и в самом деле с осторожностью вошел в дом. Одна комната была более-менее и там семья жила первые несколько дней. А Виктор принялся за работу: лето заканчивалось и надо было привести в порядок хотя бы еще одну комнатушку.
Поднимая полы, Виктор зацепился гвоздодером обо что-то железное. Аккуратно снял он доску и ахнул: в полу была вырыта небольшая ямка, в которой, в истлевших тряпках виднелся старинный чугунок, полный золотых монет и украшений.
– Катя! – не своим голосом позвал жену Виктор, а когда она, испуганная выражением его лица наклонилась к нему, зажала рукой рот, а потом заплакала и засмеялась одновременно.

Виктор смеялся и плакал вместе с ней. Очень быстро на месте старой развалюхи вырос новый просторный дом, а дед Василий, вместо бедненькой могилки получил новый мраморный памятник и улыбался с портрета, глядя на семью Виктора, когда они приходили навещать его.

Виктор открыл небольшую строительную компанию, набрав себе деревенских умельцев и лучше их бригады не было во всей округе. Как руководитель, он обеспечивал своих работников не только заказами, но и лучшими инструментами, и строители не знали, как благодарить Бога за то, что послал им такого директора.

Как-то в деревню приехал Толик. Он делал у себя в квартире ремонт и набрал много хлама, рваных ненужных вещей, кое-что из поломанной мебели. Долго думал, куда все это выбросить и вспомнил про Виктора.

– Отвезу этим нищебродам, – сказал он жене. – пусть порадуются. А я хоть посмеюсь опять, там Витька что-то пристраивать собирался или ремонтировать… Посмотрю, может уже дворец построил…
Жена расхохоталась шутке мужа и махнул ему рукой:
– Подожди, я с тобой…
Долго Толик кружил по улицам, не понимая, как он мог ошибиться. Деревню что ли спутал? так нет, Матвеевка. Она тут одна.
– Ну смотри, вон джип к богатому дому подъехал. Спроси у водителя, может он знает, – посоветовала Толику жена.
Он кивнул и подъехал к дорогой машине, стараясь не зацепить ее своей старенькой Газелькой. Водитель джипа доставал пакеты с заднего сиденья и лишь когда Толик окликнул его, обернулся и выпрямился.
– Витя? – открыл рот Толик.
– А-а-а, Анатолий… А ты чего тут?
– А как это? – заикаясь спросил Анатолий, и беспомощно обернувшись, увидел округлившиеся глаза жены.
– Ну как? Дуракам везет, правда Толя? – усмехнулся Виктор.
– Вить… Да я ж это… ну … как сказать…
– Да иди ты, Толя! А точнее езжай…– усмехнулся Виктор.
В это время к нему выбежали дети и радостно облепив отца приняли у него пакеты с гостинцами. Виктор поцеловал детей, потом загнал машину во двор и автоматические ворота закрылись.
– Ой, а кто это там стоит? – спросила мужа улыбающаяся Катя, вышедшая из дома встретить его.
– А, это дорогу спрашивали… Заблудились…
– И что ты?
– Ничего, послал… В смысле сказал, куда ехать… – рассмеялся Виктор и, обняв жену, зашел с ней в дом.

Автор под ником «ВерюВчудеса»

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Шпионский вор. Автор: Олег Бондаренко

размещено в: Про котов и кошек | 0

Шпионский вор

Шпионский вор. Так называл нового жильца своей квартиры большой черный кот — Курдик.

Курдик был уважительным, серьёзным и степенным котом, который любил смотреть сериалы про шпионов, когда люди утром расходились по работам. Поэтому, когда принесли с осенней дождливой улицы маленького, худого, серого доходягу, которому дали имя Бутик за невероятное обилие блох, он принял нового товарища с распростёртыми объятиями, то есть лапами.

— Как будто в блошином бутике побывал, — сказала женщина, которую Курдик по праву считал своей мамой.
Так его и назвали – Бутик.

Курдик встретил котёнка, как старший и заботливый товарищ. Водил его по квартире, показывал, где стоит кормушка и туалет, где водички попить. И даже позволял лежать рядом во время просмотра очередного шпионского фильма, но потом…

Выяснилось, что Бутик был страшным вором и умел проникать всюду, где только можно было украсть что-то и съесть, но, мало того. Он съедал не всё. Остатки он умудрялся подтащить к Курдику поближе. Причем, несчастная жертва подставы ничего не замечала.

Курдик по натуре был добродушен и никогда не осматривался. Чем и пользовался серый противный котёнок. Стащив котлетку или кусок курицы, он остатки бросал прямо за спиной Курдика, и естественно…

Тому попадало за воровство и от мамы, и от папы. Это очень огорчало кота. Тем более, что он не имел никакого отношения к этому воровству.

Курдик возмущался, кричал и пытался объяснить, но Бутик делал такие невинные и голодные глаза, что верили всегда ему.

И действительно, разве может такой маленький, слабенький котёнок стащить из холодильника большую куриную ножку? Съесть её, успеть переварить и опять подойти с голодным видом? Нет. Конечно, это Курдик.

Тем более, что остатки воровского пиршества опять нашли рядом с ним.

И естественно, что мама ругала его и сердилась.

Курдик попытался вразумить шпионского вора затрещинами, но от этого стало только хуже. Бутик бежал с криком к женщине и показывал лапой на Курдика.

И снова черному страдальцу перепадало, а обманщика и вора брали на руки, кормили вкусной сметанкой и гладили. Короче говоря, Курдик дожил до того, что его стали запирать в отдельной комнате во избежание воровства и драк.

Но как только его открывали и выпускали походить по квартире, тут же обнаруживалось новое преступление. Бутик уже успел что-то украсть и съесть, а заметив Курдика, немедленно подбрасывал поближе к тому остатки.

Курдик стал опасаться, что его отдадут в другую семью. По крайне мере, он пару раз слышал, как его папа и мама говорили о том, что делать с этой ситуацией.

Спал с его мамой на его кровати теперь тоже только ловкий вор и манипулятор Бутик, а Курдика просто больше не пускали в спальню.

Как-то раз Бутик украл из холодильника огромную замороженную куриную ножку. Она была не намного меньше котёнка, но он, затащив её под диван, стал рыча грызть.

Курдик наблюдал за ним издалека и удивлялся. Куда в него столько лезет? И как он умудряется грызть этот кусок льда? А самое интересное, неужели эта промёрзшая ножка может быть вкусной?

Разумеется, нет, решил Курдик. Разумеется, это от жадности. Опять его сочтут виноватым. Ну, кто поверит в то, что этот малыш стащил такую большую куриную ногу?

Курдик вздохнул обречённо и уснул. А проснулся он совсем не от того, что пришли люди с работы. Проснулся он от кашля. Кашлял Бутик.

Ужасно холодная куриная ножка явно не пошла на пользу серому пушистому воришке. И когда папа и мама пришли с работы, котёнок был болен уже вовсю.

Из носа и глаз текло, и он постоянно кашлял и чихал. Его немедленно отвезли к врачу, и тот сделал всё необходимое, но…

Бутику становилось всё хуже и хуже. Он весь горел и стонал во сне. Его положили в гнездо, сделанное из одеяла на кровати, и мама не пошла на работу. Она лежала рядом с больным малышом и гладила его.

А когда она заснула, Курдик забрался на кровать, на которой он спал когда-то рядом с мамой. Он стоял и смотрел на маленького противного котёнка, заслуженно получившего эту простуду, но…

Почему-то в душе Курдика не было ни торжества, ни удовлетворения от справедливого наказания судьбы. Наоборот.

Курдик с удивлением заметил, что ему жалко это маленькое серое тельце, ставшее причиной стольких бед для него самого. Он подошел поближе и внимательно обнюхал пылавшего температурой малыша. Тот тихонько застонал и тогда, сам не понимая, почему он это делает, Курдик забрался в гнездо, сделанное мамой из одеяла для Бутика, и улёгся рядом с ним, обняв его лапами.

Когда вечером женщина проснулась, то испугалась первым делом, не проспала ли она, и не случилось ли с её пушистым малышом страшное. Вторым делом она испугалась и даже вскрикнула от того, что Курдик лежал, обняв Бутика.

Она подумала о самом плохом, но…

Курдик открыл глаза и, посмотрев на неё, тихонько мяукнул. Женщина протянула руку и прикоснулась к Бутику, боясь ощутить под пальцами смертельный холод, но вместо этого почувствовала мерное биение сердца и явное отсутствие температуры.

Тогда она наклонилась и погладила Курдика, а потом. Даже сделала то, что не делала давно. Поцеловала его в нос.

Когда Бутик пришел в себя и увидел, как Курдик лежит, обняв его, он попытался вырваться. Но он был так слаб, что не смог даже встать на лапки. Курдик опять подтащил его к себе и стал вылизывать, а мама принесла куриного бульончику и из пипеточки стала поить Бутика понемножку.

Так они и выходили маленького негодника.

Может, дамы и господа, вы думаете, что после этого случая Бутик проникся благодарностью к Курдику и перестал воровать? Или хотя бы перестал подставлять своего спасителя? Да нисколько!

Можете даже не рассчитывать на это. Бутик продолжал и дальше заниматься воровским промыслом, оставляя остатки рядом с Курдиком. Правда, теперь он делал это не секретно, а совершенно явно. Уверовав в то, что всё равно ему ничего не будет.

Но никто уже и не думал на Курдика. Все смеялись проказам маленького серого хитреца, а тот, наевшись от пуза украденными вкусностями, забирался на большую черную спину своего спасителя и засыпал.

Курдик тоже дремал и мурлыкал во сне. Ему снилось, как они с Бутиком смотрят сериал про шпионов, а мама готовит на кухне что-то вкусно пахнущее.

Счастье.

Автор ОЛЕГ БОНДАРЕНКО

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Мама. Автор: Татьяна Никитична Толстая

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Сначала мы не знаем какой была мама до нас, потом не замечаем чем она живёт кроме нас…а после не представляем как теперь жить без неё…
Моей маме сегодня 105 лет. Она ушла, когда ей было 91.
К своим 18-ти годам она говорила на трех иностранных языках. Два высших образования, но поработать ей почти не пришлось: семеро детей. Я четвертая.
Мама была голубоглазая брюнетка, стройная. Родив шестого и седьмого ребенка, располнела и расстраивалась:
— Фу, какая я стала.
— Ты очень красивая, — не соглашался отец. — Пышная!
— А мне, Онегин, пышность эта… — парировала мать.
Папа смеялся, а мы слушали и ухватывали на лету это умение разговаривать о простых вещах языком литературы: «в лицо перчатку ей он бросил и сказал: не требую награды»… «труд этот, Ваня, был страшно громаден»… «плакала Саша, как лес вырубали»… «и сам про себя удалую, хвастливую песню поет»… «ему обещает полмира! А Францию только себе»… «тогда, мой сын, ты будешь Человек».
Мама обожала ветер и снег в лицо. Когда поднималась метель, она убегала бродить навстречу снежной буре по быстро растущим сугробам и возвращалась помолодевшая, с каким-то тайным торжеством в глазах. Она говорила, что никогда не простужается, потому что всю молодость проходила с открытым горлом, не куталась никогда. Я не помню, чтобы у нее был кашель или насморк.
Она умела загорать за один день, от зимней бледности до золотистой смуглоты, как марсиане у Бредбери; она никогда не обгорала, никогда не потела и не понимала, зачем другие потеют; она могла поднимать и носить любые тяжести, она снимала раскаленную кастрюлю с плиты, не обжигаясь.
Нет, иногда она, конечно, болела, и, наверно, гриппом; тогда она запиралась в дальней комнате и начинала стонать — громко, пугающе. Мы со страхом просовывали лица в дверь: мама?!… Тогда она прекращала стонать и говорила совершенно спокойным, будничным голосом:
— Не мешайте мне, я так болею. Закройте дверь.
И снова стонала, как какая-то морская птица в своих снегах и льдах. Потом раз! — и она уже на ногах, что-то готовит или подметает.
Какая она была в молодости? До меня? В те годы, которых я не помню, не вижу? Когда она еще не подметала, не вязала, не штопала шерстяной носок на деревянном «грибке», не полоскала белье в ванне, под проточной холодной водой, не топила дровяную колонку, не вскапывала дачные грядки, не сажала красные пионы, не собирала крыжовник в таз?
А не узнать.
А, нет, вот был один такой удивительный день: она сидела у меня в гостях, в моей питерской квартире. И пришла ее подружка Мэри, с которой мама много лет не виделась. Маме было 88. (Восемьдесят восемь). А Мэри — 90. (Девяносто). Мэри, тощая, в кепке, курила и разговаривала с матерком, и мама, не курившая и не матерившаяся, мигом помолодела лет на 70.
— Мы прогуляемся, — сказала она.
— Прошвырнемся, — подтвердила Мэри.
— Только ты меня поддерживай, а то меня иногда шатает: вестибулярка, — сказала ей мама.
— Разберемся!
И они упорхнули. Пришли через три часа, хохоча.
— Где вы были?
— А там на островах есть закрытый сад один. Там военные, не пускают. Но Мэри знает дырку в заборе, мы пролезли и никто нас не поймал.
— А не*уй наши острова огораживать, — подтвердила Мэри. — Коньячку не найдется?
Я налила им коньячку. У Мэри в сумочке нашелся шоколад. Зажав в зубах папиросу, Мэри махала свободной рукой — черной сухой лапкой с серебряным кольцом, — и пересказывала какую-то сплетню полувековой давности, которую мама, конечно же, помнила, но хотела уточнить детали: и что же Ларисхен?..
Девчонки чокались и смеялись. И время распахнулось, и впустило меня туда, в глубину, на краткий миг, а потом закрылось опять.
Татьяна Никитична Толстая

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Баба «Яга». Автор: Владимир Кузин

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Баба «Яга»
*
Валю так называли ещё со школы. И было за что: на шее горб, голова почти втянута в плечи и наклонена чуть вперёд; вместе с орлиным носом она как бы говорила: «Это что вы тут делаете?
Я вот вас выведу на чистую воду…».
Девчонки с ней почти не общались. Порой только хихикали, украдкой глядя на неё. А пацаны рисовали на неё карикатуры, увеличивая до гигантских размеров горб и нос.
Валя и сама не хотела ни с кем разговаривать`. Она осознавала свою неприглядность и сторонилась людей.
Правда, у неё была Лида – девочка, живущая с ней в одном доме. Иногда она приходила к Вале
в гости – в основном чтобы похвастаться своим новым платьицем или туфельками, которыми её баловали родители. Тогда мама Вали бегала в магазин за пирожными или конфетами, чтобы угостить Лиду`. Она была очень рада, что её дочь хоть с кем-то общается и не замыкается в себе.
Лида часто защищала свою подругу от мальчишек, обзывавших Валю или пытавшихся тайком повесить ей на спину листок с надписью «БАБА ЯГА». Больше заступиться за Валю было некому
(её отец ушёл из семьи почти сразу, как узнал, что у дочери врождённый сколиоз). Валя была благодарна Лиде за дружбу, но просила её не ссориться из-за неё с ребятами. И именно тогда, со школы, у неё появилась традиция ежегодно поздравлять Лиду с днём рождения и дарить ей подарки. Правда, она видела, что Лиде они не очень нравились. И было отчего: её богатые родители дарили своей «ягодке» такое, о чём Валя не могла даже мечтать. А Валя с мамой жили бедно, экономя каждую копейку, и подарки Вале приходилось делать самой. Тряпичную куколку, гербарий из цветов или что-то в этом роде. Словом, то, что Лида считала «безделушками»`. Хотя всегда говорила подруге «спасибо» и обнимала её…
Правда, в старших классах и Лида как-то начала от неё удаляться. Дети выросли. Из «гадких утят» они превратились в прекрасных «белых лебедей» и, естественно, начали влюбляться. Расходиться, так сказать, по парам. Лида за десятый класс сменила несколько «кумиров». И на вопрос Вали, не много ли, ответила, махнув рукой:
— А! Всё не то, мелочь…
Конечно, Валя завидовала ребятам. Она хоть и любила больше всего сказки и легенды, но и романы на любовную тему тоже читала. И даже иногда над ними плакала…
Однажды все старшеклассники школы выехали «на картошку». Валя, чураясь компаний с их песнями под гитару, уединилась в лес. Она любила слушать шелест листвы и пение птиц…
И вдруг из чащи берёз вышел рыжий лохматый парень с веснушками на лице.
«Емеля, — сразу мелькнула у Вали мысль, — из сказки «По щучьему велению».
Каково же было её удивление, когда тот вдруг сказал:
— Любите лес? Я тоже. Меня Емельян зовут…
Валя чуть не упала.
— П-почему Емельян? – и улыбнулась.
— В честь Емельяна Пугачёва. Отец у меня партийный работник; ну, и настоял…
Потом они почти целый час болтали о берёзах, соснах и цветах… Мальчишка, оказывается, учился в параллельном классе. После школы собрался поступать на биологический. Валю как током ударило: «Точно, надо на биологический. Жить в лесу, изучать природу, и чтобы меня никто не видел»…
— И кем ты станешь`? – спросила она.
— Буду ездить в экспедиции, с группой учёных… Или преподавать биологию…
Валя погрустнела: «Опять на людях…»
Они ещё долго бродили по лесу. И Валя ощущала в своём сердце что-то тёплое. Она с восторгом смотрела на Емельяна, и ей безумно хотелось прижаться к его сильному плечу. Почувствовать любовь, защищённость и надёжность…
«А вдруг… — стучало у неё в висках.
Она уже точно знала, что этот вечер не забудет никогда…
Даже когда однажды на перемене увидела Емельяна с красивой девушкой. Они о чём-то оживлённо беседовали, улыбаясь друг другу.
«Так и должно быть… — Валя бежала домой, чуть не плача. – Так и должно быть…»

… Ещё с восьмого класса Валя думала, куда себя деть после школы`. Так, чтобы спрятаться в «какую-нибудь конуру», подальше от людских глаз… А сразу после выпускного решила, что станет бухгалтером. Как мама. В математике она разбирается. Будет сидеть тихонечко в уголке, щёлкать костяшками счёт и не высовываться…
И однажды попросила маму взять её с собой на работу — посмотреть, что и как. Сказав, что хочет пойти «по её стопам». Та согласилась.
Но едва вошла в бухгалтерию, увидела на себе пристальный и удивлённый взгляд маминых сослуживцев. А у одной из женщин на лице появилась такая страдальческая гримаса!
«Боже, как их много!», — мелькнуло у Вали в голове.
Она шла домой, и её душили слёзы…
А когда вечером мать спросила дочь, отчего она целый день молчит, Валя не выдержала:
— Ну почему`!.. Мама, почему-у!.. – Она зарыдала. – Лучше бы ты эту беременность прервала!..
Мать закрыла лицо руками и ушла в свою комнату…
Конечно, Вале было жалко маму. Утром пришлось её успокаивать. Сказать, что это были минуты слабости и прочее… Но для себя Валя решила, что после мамы она жить не станет. Даже выписала себе на листок название снотворного, которое купит в аптеке и выпьет целую горсть. «Только бы дотянуть», — думала она…
А однажды в парке она увидела плачущего карапуза лет трёх-четырёх`. Которого безуспешно пытались развеселить родители. И вдруг, сама не зная почему, Валя подошла к нему, скорчила рожу и проговорила, специально не выговаривая несколько букв и коверкая слова, чтобы было смешно:
— Я злая-презлая баба Яга. Всех детишек, которые плачут, я жарю на сковородке и л-лопаю!
С хрустом!..
И заработала челюстями:
— Хрум, хрум!..
Малыш застыл как вкопанный… А потом протянул к Вале свою ручонку; и, тронув её нос, рассмеялся…
Родители были в шоке… Они поблагодарили девушку и, взяв младенца за руки, пошли с ним дальше по парку. Карапуз время от времени оборачивался и, улыбаясь, смотрел на Валю. Которая растерянно смотрела ему вослед. Не понимая, как это у неё получилось…
Через несколько дней она, как обычно, пришла к Лиде поздравить её с днём рождения. И, зная, что её мать работает на высокой должности в гороно, спросила, не могла бы она устроить её на работу в какой-нибудь детский садик. Чтобы работать с детьми. Лида пообещала узнать. И через день сказала, что есть вакансия младшего воспитателя, но со временем нужно получить соответствующее педагогическое образование.
— Опять учиться`? – погрустнела Валя.
— Можно заочно, — ответила Лида. – Не посещая лекций, приезжая только сдавать экзамены…

… Валя оторопела. Она впервые увидела взгляд, в которых не было места насмешкам и ехидству. Десятки детских глаз смотрели на неё с любопытством и радостью…
Она была для них бабой Ягой, кикиморой, Василисой Прекрасной, Емелей, царевной лягушкой и Иваном–царевичем – всеми сразу, поочерёдно меняя костюмы, причёски и интонацию голоса.
Дети то настороженно смотрели, то визжали от восторга. То огорчались, то хлопали в ладоши.
Воспитатели сначала с недоверием отнеслись к новой сотруднице. Но, узнав от родителей, что их дети бегут в садик к Валентине Сергеевне без оглядки, даже обрадовались. У ребят, смотревших выступления «тёти Вали», улучшалось настроение, аппетит и самочувствие в целом.
А Валя летела к ним как на крыльях. Уже с вечера приготовив очередное представление. Русские народные сказки она ещё со школы знала отлично, а многие диалоги даже наизусть. Ей нравилось, что добро в них всегда побеждает зло. И что уродцы всегда превращаются в красавцев. Как, например, в «Аленьком цветочке» или «Царевне-лягушке»…
А ещё она любила делать декорации к сказкам. Вырезала из картона и раскрашивала`. Или сшивала из лоскутков разной ткани. А однажды уговорила заведующую построить прямо на участке избушку на курьих ножках, ступу и на ней бабу Ягу с метлой. Чтобы разыгрывать представления во время прогулок. Сама нарисовала эскиз, по которому рабочие смастерили фигуры. Сама их и покрасила. Дети были в восторге…
Со временем Валентина стала замечать, что у некоторых ребят есть особый интерес и даже талант к какому-либо занятию. Леночка, например, прекрасно подыгрывала ей в спектаклях. Изображая гномика с колпаком на голове или дюймовочку в белом платьице. Валентина Сергеевна научила её делать это искренне и натурально. Она часто репетировала с ней во время прогулок. И Лена спрашивала её, а как лучше сыграть здесь или изобразить героиню повзрослевшую. И когда после замечаний воспитательницы у них это получалось, обе обнимались. «Фаина Раневская», — говорила о своей подопечной Валентина`. А в группе Лену так и прозвали — «дюймовочка».
Володя очень любил сказки и разные интересные истории. Даже когда Валентина Сергеевна заканчивала читать всей группе, он подходил к ней и просил её рассказать, чем закончится дело. Воспитательница трогала его пальцем за нос и говорила:
— Много будешь знать – скоро состаришься… Володенька, завтра мы обязательно продолжим…
— А я бы на месте князя Гвидона… — не унимался тот и начинал придумывать, как бы он поступил, будь героем сказки…
Валентина Сергеевна заметила, что Володя очень складно и интересно рассказывает. Как они, например, ходили в лес с родителями и встретили там оленя. Мальчик так натурально описал животное, его настороженный взгляд и как тот «шевелил ноздрями», что Валентина время от времени начала просить его описать что-то ещё из своей жизни или, например, из жизни группы.
И, действительно, у Володи получалось неплохо`. А вскоре он стал рассказывать свои истории собравшимся вокруг него детям. За что его в садике прозвали «Вовкой-болтуном».
Димочка любил исследовать насекомых. Однажды он поймал на окне муху, долго на неё смотрел; а затем взял и оторвал у ней лапку. Валентина Сергеевна это увидела и как крикнет:
— Что ты делаешь? Ей же больно!
Мальчик удивлённо посмотрел на муху, потом на воспитательницу и сказал:
— Я хочу узнать, чем у неё ножка крепится…
— Я вот тебе сейчас покажу, чем она крепится, — в сердцах сказала Валентина. – Выпусти муху и вымой руки!..
Конечно, вскоре они помирились. И Валентина Сергеевна сказала Диме, что зверушки, птицы и насекомые – живые существа и что им тоже больно, когда их обижают. Затем она показывала ему скворечники и гнёзда в их садике и рассказывала, что птицы растят в них своих птенцов. И что им бывает голодно, особенно зимой, и рядом с их домиками нужно оставлять кусочки хлеба или горстку пшена`. Дима слушал раскрыв рот… А вскоре Валентина Сергеевна стала приносить ему книжки о разных животных, с цветными фотографиями. И мальчик листал их с нескрываемым восторгом. «Димка-птичник» — стали называть его окружающие.
Крохотная Танечка любила рисовать. Валентина Сергеевна учила её правильно подбирать цвета, смешивать краски и учитывать пропорции предметов. Они иногда усаживались под елью, коих было много на территории садика, и рисовали домики и строения на участке.
— Художница ты моя, — гладила её по головке Валентина.
А Любочка всё время возилась с куклами. Разговаривала с ними, переодевала их, умывала и укладывала спать. Словом, нянчилась. Валентина Сергеевна учила её правильно подбирать куклам одежду и петь колыбельные песни. Любу все прозвали «нянькой»…
Детишек Валентина Сергеевна любила всех. Многих запоминала по имени и фамилии на долгие годы. Дома хранила фотографии с театральными представлениями и утренниками. Но одно её всегда огорчало. Подготовительная группа`. После которой с ребятами приходилось расставаться. Навсегда. А как иначе? Дети подросли, и им нужно было идти в школу. Валентина долго сидела со своими любимцами перед выпускным днём, разговаривала с ними, смеялась… Но на душе у неё скребли кошки… И всё же она пересиливала себя. Ночью, лёжа в постели, она в слезах говорила:
— До свидания, мои птенчики. Ваша баба Яга своё дело сделала. Теперь Вы её забудете. Ну что ж, это нормально. Летите, устраивайте свою жизнь. А я буду воспитывать других неоперившихся птенцов…

… Когда Валентине Сергеевне было за сорок, её вызвали в гороно и предложили должность главного специалиста в отделе общего и дополнительного образования. Валентина задумалась… а потом ответила:
— Я лучше с детишками…
А проходя мимо доски почёта, увидела на ней фотографии молодых и красивых учителей и воспитателей. Хотела было, как в юности, сказать про себя: «Рожей не вышла…», но тут же спохватилась: «Как не стыдно!» И мысленно пожелала молодым педагогам успеха…

Стала Валентина Сергеевна уставать. Да и не мудрено. После мамы приходилось убирать квартиру и стирать самой`. Готовить что-то себе у неё уже не оставалось сил. Чай с булочкой или печеньем – и довольно.
Не забывала она и поздравить свою подругу Лиду с днём рождения. С удивлением разглядывала её очередного мужа (уже четвёртого по счёту!), новую мебель, импортные сапожки, шубки и прочую утварь.
— Шикарно живёшь, — говорила ей.
— Ты бы видела, как живут в Европе! – загорались у той глаза. – А ты ходишь как старая бабка…
«И впрямь, — думала, вернувшись домой, Валентина. – Как бабка… Впрочем, для кого мне наряжаться?..»

… — Послушайте, Валентина Сергеевна, — сказал ей как-то председатель комиссии, прибывшей в детский сад с проверкой.

– Дошкольное образование не ставит своей задачей выявление у ребёнка того или иного таланта. В таком возрасте говорить об узкой специализации рано. Дети должны учиться всему, но понемногу. А талант в них определит школа`. И то только в старших классах…
Валентина Сергеевна хотела возразить; но заведующая так на неё взглянула, что та промолчала…

… Точно в положенный срок её отправили на «заслуженный отдых».
Как ни умоляла она оставить её в садике, начальство было непреклонно…
— Валентина Сергеевна, — говорила ей методист, — это же такое счастье – подальше от сплошного визга, крика!..
— А мы Вас, — говорила заведующая, — на доску почёта поместим…
Но от коллег Валентина слышала, что один из чиновников города просто решил пристроить воспитателем в их садик свою дочку…

… Тяжко стало Валентине Сергеевне. Грустно. Не будут больше её встречать ребятишки. Не станут визжать от восторга, когда она закатывала им очередное представление или рассказывала интересную историю…
Наведать Лиду? Но она теперь живёт на окраине города, добираться тяжело, с пересадками…
Что теперь`? Заваривать чай? Зачем? Чтобы после опять ложиться на диван? Да и с чем пить? Нет ничего.
«Господи, да что же это я. Нужно сходить в магазин, хоть карамелек купить… И как-то вызвать слесаря, кран совсем течёт…»

«Опять вставать, — Валентина Сергеевна кряхтя поднялась с кровати. – Опять что-то делать. И который уже год… Боженька, забери меня поскорей. Сил нет это терпеть…»
И вдруг она услышала детский смех. Выглянула в окно`. Точно, детишки. Бегают во дворе.
И Валентине Сергеевне так захотелось выйти к ребятам и сыграть им смешную бабу Ягу! Как всегда – картавя и шепелявя.#рассказыирассказики Но она понимала, что их мамы или папы, которые сидят на скамеечке, не так её поймут. Да ещё милицию вызовут…
— Господи, какая тоска!
И тут вспомнила:
«Сегодня же двадцать второе…»
… Она вошла в телефонную будку и набрала номер.
— Слушаю, — ответил ей мужской голос.
— Будьте добры Лидию Петровну…
— Её нет, а кто спрашивает?
— Это её подруга детства. У Лиды сегодня день рождения, и я хотела бы…
— Ничего не получится, и сюда больше не звоните. Ваша подруга теперь в дурдоме, на Содышке. Спит как сурок. Поздравляйте её там.
— Как на Содышке`? Она больна?
— Здоровее нас с Вами. Но Вы можете себе представить, что значит ютиться в одной квартире с женой, двумя детьми, да ещё со старухой матерью! Которая постоянно ворчит и брюзжит! У нас просто не осталось сил и выбора. Мы предлагали ей решить вопрос по-хорошему, но эта ведьма даже…
Валентина Сергеевна не стала дослушивать, повесила трубку и направилась в магазин.
«Боже мой, Лидочка… — думала она. – Как же так…»
И у неё внезапно потемнело в глазах…

… — Вам, бабушка, надо себя беречь – спустя неделю сказала ей докторша в белом халате, — лежать дома в постели и никуда не выходить. Иначе схлопочете инсульт. У Вас гипертония. Напишите заявление в собес, и продукты Вам будут приносить домой…
— Какая я бабушка, – ответила Валентина Сергеевна, – у меня же нет внуков. И вообще никого нет. Вон, ко всем в палате кто-то приходит. А ко мне никто никогда не придёт… Так что никакая я не бабушка, а просто старуха.
— Ну, хоть кто-то из родственников или близких людей должен быть. Пусть иногородние. Дайте адрес, мы сообщим.
— Один есть, — улыбнувшись, ответила Валентина Сергеевна. – Такой рыжий, с веснушками. Зовут Емеля. Только адреса его я не знаю…
Одна из больных в палате, Ирина, стала крутить пальцем у виска`. Показывая врачу, что, мол, бабуля уже давно того…
— Ну ладно, отдыхайте, — вздохнула докторша и вышла…
А Валентина Сергеевна подумала, что теперь, в могиле, её горб и нос наконец-то «рассосуться» и перестанут портить её внешность. Даже успела улыбнуться своей мысли и мгновенно заснула…

Разбудил её голос медсестры.
— Кто Виноградова?
Валентина Сергеевна услышала свою фамилию:
— Я.
— На выход. К Вам пришли.
— Ко мне?..
Она оделась и вышла в коридор. Прошла в вестибюль, увидела кучу народу. Присмотрелась. Никого из знакомых.
— Ерунда какая-то…- прошептала она. – Перепутали…
И направилась было обратно.
— Валентина Сергеевна? – услышала она женский голос. Взглянула на симпатичную даму, с модной причёской, в дорогом белом костюме. Поморщилась.
«Точно перепутали».
И пошла в палату.
— Она`? – дама обвела взглядом нескольких мужчин и женщин в толпе.
— Господи, она, — ответила ей другая женщина.
— Да-да, — подтвердил мужчина.
— Тётя Валя! – почти крикнула женщина.
Валентина Сергеевна застыла на месте. Затем резко обернулась. И медленно подошла к толпе.
— Я Елена Николаевна. В девичестве Рожкова.
— Рожкова? – Валентина Сергеевна наморщила лоб, вспоминая… А затем трясущейся от волнения рукой потрогала лицо женщины. – Это… ты`? Леночка, ты? Моя «дюймовочка»?
— Я, тётя Валя, узнали, – женщина смахнула с ресницы слезу и шмыгнула носом. – Вот, разрешите доложить, дорогой мой воспитатель, что Ваше дело живёт. Помните наши репетиции? Теперь я заслуженная артистка России…
— Боже мой, — произнесла Валентина Сергеевна, и по её щекам тоже потекли слёзы.
Они обнялись.
— Владимир Иванович Горюнов, — выступил вперёд солидный мужчина в очках. – Член Союза журналистов России и главный редактор одной из центральных газет.
— Горюнов? — Валентина Сергеевна присмотрелась… Затем закивала головой: — Точно, он. «Вовка-болтун». Который постоянно донимал меня своими историями.
И она крепко его обняла.
— Я теперь, Валентина Сергеевна, о Вашей работе большую статью напишу. Вся страна о Вас узнает…
— А это… — обратилась она к худенькому мужчине, — никак наш «Димка-птичник»? Который любил отрывать мухам лапки, чтобы посмотреть, как у них всё устроено.
— Один только раз, тётя Валя, — пролепетал мужчина.
— Теперь Дмитрий Николаевич – доктор биологических наук, — ответила женщина, державшая его под руку, — и к тому же заместитель председателя Общества Защиты Животных, курирует приюты для бездомных зверушек.
— А кто это там притаился`? – с иронией спросила Валентина Сергеевна. – Уж не Танечка ли «художница»?
— Я, тётя Валя, — улыбнувшись, ответила женщина. – Художник-реставратор нашей Епархии.
— А Любочку-«няньку» помните, тётя Валя? – спросила женщина, стоявшая рядом.
— Как же, — обняла её Валентина Сергеевна, — как же не помнить девчушку, постоянно возившуюся с куклами.
— Я теперь работаю в областном отделе народного образования соседнего региона…
Валентина Сергеевна обошла ещё с три десятка человек, обнимаясь с каждым и делясь воспоминаниями.
— Как же Вы меня нашли, ребятишки? – оглядела она всех.
— Всё наша артистка, — ответил Владимир, указав на Елену Николаевну, — проезжала мимо Управления образования и увидела Ваше фото. Зашла, поинтересовалась о Вас. Ей назвали Ваш домашний адрес. А уж от соседей она узнала, что Вы здесь. Написала в соцсети, выложила старые фотографии…
— Мы теперь Вас не оставим, Валентина Сергеевна, — сказала Люба. – Отремонтируем Вашу квартиру, наймём хорошего врача и медсестру, чтобы делать Вам уколы…
Они ещё долго разговаривали, вспоминали прошлое… Затем попросили у медсестёр два электрических чайника, чашки, сбегали в соседний магазин и прямо в вестибюле стали пить чай с печеньем и пряниками. Валентине Сергеевне оставили сразу пять номеров телефонов и подарили мобильник… А она попросила у них ручку и лист бумаги`. И, написав на ней фамилию, имя и отчество Лиды и её адрес, сказала:
— Ребятушки, дорогие. Это моя хорошая подруга. Сын упёк её в психиатрическую клинику на Содышке. Пожалуйста, поговорите с ним и вытащите её оттуда. И пристройте куда-нибудь. Может, хоть в дом престарелых…
Елена Николаевна взяла листок.
— Постараемся, тётя Валя…

Вечером Ирина, которая тоже была в вестибюле, удивлённо спросила вошедшую в палату Валентину Сергеевну:
— А эти люди, они кто`?
— Мои детишки…
— Ты же говорила, что у тебя никого нет.
— Дура была…

Ночью, лёжа в постели, Валентина Сергеевна смотрела в окно на мерцающие звёзды. По её щекам не переставая текли слёзы, а губы шептали:
— Господи, благодарю Тебя за всё. Ты слышишь`? За всё! И за горб тоже…

Утром, потянувшись и хрустнув костями, Ирина произнесла:
— Бабуля, вставай, пошли завтракать…
Оделась и снова посмотрела в сторону Валентины Сергеевны:
— Бабушка, пора завтракать`!
Подошла и тронула её за плечо. Тут же отдёрнула руку и с криком выбежала из палаты.
«Какой завтрак, — мелькнуло в сознании Валентины Сергеевны. – Послушай, как красиво!..»
В этот момент ей пели ангелы…
~~~~~~~~~~~~
Владимир' Кузин

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями: