Стенка из лжи. Автор: Георгий Жаркой

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Стенка из лжи

Бывшие муж и жена случайно в электричке встретились. Она уже сидела, когда появился он. Разбегаться не стали – детство это, а они серьёзные взрослые люди. Причём развелись, как говорится, полюбовно.

Оценивающе друг на друга посмотрели. Даже улыбнулись. Ладно, что было, то прошло. Всё-таки вместе два года прожили.

Он заметил, что она хорошо выглядит. Хотя, конечно, годы оставляют следы, когда проходят. Одета, как всегда, со вкусом. И держится прямо.

А она увидела, что часть его волос время унесло. И лысинка всё больше осваивается, пространство завоёвывает. Лицом не очень изменился. Только сосредоточенности вроде больше стало.

Спросил, как она живёт? Ответила, что хорошо. Стандартный ответ.

Не удержался и поинтересовался: одна или как? Сказала, что три года назад вышла замуж за прокурора. Достойный человек, серьёзный. Очень много работает. Постоянно занят. А она домохозяйка. Содержит в порядке квартиру. Готовит обеды.

А ту – старую однокомнатную – продали. На эти деньги с прокурором дачу купили, чтобы летом на природе бывать.

Рассказала и на него вопросительно посмотрела. Теперь, мол, твоя очередь.

Он, оказывается, тоже женился. Его супруга – директор продовольственного магазина. Так что провизии дома – полно. Он даже забыл, как в таких магазинах двери открываются.

Жена немного строгая, но в то же время добрая и ранимая. Она на работе очень устаёт. Потому что там одна проверка за другой. Нервы ей все вымотали.

Дачу не купили, потому что не хочется на грядках возиться. Да и саму дачу тоже содержать надо. А это лишняя суета. Поэтому каждое лето ездят отдыхать. То в одну страну, то в другую.

Помолчали. Бывшая жена вдруг сказала, что у него очень хорошая мама. Про здоровье спросила. Ответил, что мамы нет. Два года прошло.

Вздохнули – оба. Разговор не клеился. Грустно немного стало.

Он спросил, как она жила до встречи со своим прокурором? Не жалела ли, что расстались?

Весело головой тряхнула. Сказала, что ни капельки. Но потом всё-таки добавила: трудно вначале было. И не пояснила, что значит – трудно.

Снова на него взглянула: а ты? Безмолвный вопрос задала.

Он тоже весело головой тряхнул. Но врать не смог. Признался, что мучился очень. Но директор магазина сумела его утешить. Сейчас у них хорошая семья. Только вот детей нет. Потому что поздно.

Она понимающе кивнула.

Электричка весело причалила к перрону. Вышли. Посмотрели друг на друга. Кивнули головами и разошлись.

Он приехал в свою комнату. На кухне народа много. Включил у себя плитку – пельмени сварить. Не хочется ходить по коридору и с соседями общаться. Одиночество – надо, чтобы печаль пережить.

Тогда – после развода – сердце разбилось. Мука была. Начал пить, залез в безумные кредитные долги. Чуть не погиб. Мать не выдержала – померла. Пришлось продать её квартиру, чтобы рассчитаться. Сам теперь в комнатушке ютится. Впрочем, ему хватает.

С другими женщинами общаться не мог. Сердце однолюба накрепко закрыто. Потому что в нём навеки поселилась она – первая и последняя.

Сидел и думал: зачем соврал? Наверное, потому, что неудобно. В его возрасте и – один.

Она тоже в свою квартиру вернулась. В коридоре встретил кот по кличке Прокурор. У него мордочка серьёзная.

Думала: зачем неправду сказала? Что-то есть в наших натурах, уничтожающее искренность, культивирующее ложь и притворство. И это что-то непреодолимо. Отсюда рисовка, маска на лице. Неудобно, конечно. Прокурор, дача – мелко и стыдно.

Она в однокомнатной квартире, он в комнате. Одинокие грустные люди.

Только ей легче – Прокурор есть. А у него – ничего и никого.

И ничего не сделаешь. Стенка лжи есть стенка лжи. Она не даёт исправить ошибки прошлого.

Георгий Жаркой

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Вот эта Маша. Автор: Мавридика де Монбазон

размещено в: Деревенские зарисовки | 0

Мавридика де Монбазон

Вот эта Маша

-Смотри, девка, принесёшь в подоле, так за порог и полетишь.
Нам ещё не хватало позора, — так напутствовала Лену бабка.

Чего -то большего от бабушки Лена и не ожидала.

С самого детства она слышала про себя что мать Лену нагуляла.

-Пять лет с Митькой жили, дитёв не было, а тут нате, съездила на курорт, вот оттудова и привезла, — говорила бабка Лене, не стесняясь и не выбирая выражения.

И никакие доводы, что мать ездила за три года до Ленкиного рождения, и ездила не одна, а с бабкиной дочкой, Надькой, тёткой Ленкиной, не помогали.

Бабка одно твердит, что Ленка нагулянная.

Отец на мать волком смотрит, а что ему ещё остаётся, если изо дня в день ему талдычат что суразёнка воспитывает, так и жили, бабка с ними жила. Дом большой, отец, когда женился никуда не пошёл от матери он младший, должен о родителях заботиться.

Невзлюбила невестку мать, в ноги сыну падает, убери её. Смотреть не могу, как ходит, как сидит, всё раздражает. Не пара она тебе.

Да сын упёрся, люблю и всё.

Вот и внучку от нелюбимой невестки невзлюбила, хоть и выросла на глазах, но чужая и всё ты тут.

То ли дело от дочки внучка, и умница, и красавица, сердцу милая, любонькая, а эта… уууу, суразка, байстрючка нелюдимая, как волчонок ядом брызгает, аж сердце заходится.

Прибежала родненькая внучка, юлой крутится, бабунечкой зовёт, а эта только исподлобья смотрит, ууу, неродная кровь.

Не знает куда посадить родненькую, чем накормить.

-Любушка, а вот огурчики

-Не хочу, ба, горькие.

-И то, — соглашается бабка, — горькие, плохо Ленка, зараза, лодырь проклятущая поливала. Марья, Марья, чтобы тебе пусто было, накорми ребёнка, голодное дитя.

Чичас, чичас, родненькая, вот сливочек, с булками.

— Булки твёрдые, — капризно говорит девчонка.

-И то, и то, твёрдые. Марья, что у тебя булки словно каменные. Не может наглядеться бабушка на свою родненькую внученьку, гоняет сноху с её девчонкой, а чего пусть растрясут бока свои ишь, засиделись.

-Дом для Любушки будет, внучечки единственной, — говорит бабка, — нечто я кровиночку без дома отставлю? Твоей девке нехай твои родители, али сама позаботься, пришла на всё готовое.

Вот так жила Ленка.

Сейчас в город ехать собралась, поступать, вот такие напутственные слова ей бабка и сказала.

Училась Лена легко, интересно и задорно.

Всё ей в городе нравилось. И девушки в платьях красивых и в брючных костюмах и парни галантные.

Так хотелось матери показать всю красоту, да как её в город вывезти? Бабка с отцом не дадут, вцепилась старая змея и соки пьёт из неё. Ленка из-за матери только приезжает.

Сдружилась с комендантом общежития, Анной Андреевной, у той сын, взрослый уже, на севере живёт, двое внучаток.

Зовут со снохой, а она всё сидит здесь.

Вот Ленка с ней и подружилась, тёть Аня и надоумила сказать, будто мать на родительское собрание вызывают. Что мол такое, год девчонка проучилась, а родителей как не было, так мол, и вытянешь мать в город.

Так и сделали, отец побурчал, бабка съехидничала, что мол, девка -то видно с парнями крутит, а не учится.

Мать тоже боялась что сейчас ругать начнут, а её благодарили за дочку, все учителя хвалили, мать даже воспряла духом.

Ленка и общежитие матери показала, и с Анной Андреевной познакомила, женщины сразу приятельствовать начали.

-Да вы не стесняйтесь Марья Васильевна, Маша…

Всю ночь просидели женщины за чашкой чая, всё рассказала Маша.

-Эх, Анечка, всю жизнь в прислугах прожила, кроме Леночки деток больше и не было, отцу с матерью не больно -то с дитём нужна, да и без детей тоже.

Семь ртов окромя меня. А я ведь училась на одни пятёрки, хотела в городе жить, в библиотеку ходить, да уж видно и не судьба.

Вон хоть, спасибо дочушке, помогла город посмотреть, столько лет дальше района не бывала…

— Неужто и Лене такое счастье пророчишь?

-А куда же, Аня? Хорошо будет, коли в городе останется.А так, — махнула мама рукой, — так всю жизнь и проживёт, дай -то бог чтобы мужчина хороший попался.

-А ты кем работаешь Маша?

-Я то? Да учётчиком на току, последние несколько лет работаю.

-То есть, ты Маша, грамотная? Прости за вопрос.

— Конечно, — рассмеялась Мария, — грамотная, я в районе училась, а как хотела в город, мммм, Аня…

-А в чём дело Маша? Переезжай, — просто сказала Анна Андреевна.

-Иии, Аня, скажешь тоже, мне бы Лену выучить…

И опять о чём-то шепчутся женщины.

Приехала домой Мария, свекровь её всяко кроет, муж волком смотрит, два раза для порядка ткнул в глаз и нос. На работу побежала, по привычке замазав синяки.

А сама всё будто думает о чём, будто мыслями не здесь…

На следующий месяц опять поехала, опять на собрание к Лене.

-Не учится девчонка, видно зашалалась, вся в мать, не то что моя кровиночка Любушка, умница, красавица, да такая послушная. А эта по мужикам там затаскалась, смотри, Митька, принесёт в подоле.

И Машка тожеть, видно нашла кого, смотри ты, я её всяко выставляю, крою почём зря, а она молчить, того и смотри, к хахалю сбежит, позорище…

В этот раз избил Марью Митька сильно, да так, что старая сама испугалась, не за Марию, нет, за Митьку. Сама к участковому бегала три коральки колбасы отнесла, кровяной, да шмат сала.

Сама за снохой ходила да и Митька как уж, вьётся, вьётся вокруг жены.

Выкарабкалась Маша, посмотрела на мужа своего, на двор полный скотины, на дом, который ей не принадлежит, хоть и прогорбатилась там четверть века, а случись чего с Митькой, попрут ведь её.

Собрала нехитрые пожитки, написала заявление, поросилась без отработки, все в таком шоке были, что отпустили Марью…

Лена до неба подпрыгнула.

-Мамочка, ты ли?

-Я детка, сил нет человеческих и показала тело своё, сплошной синяк.

-Ой, мама, — заплакала девчонка.

-Ничего, ничего доченька, Аня сказала поможет.

-Мама, не вернёшься ли?

-Нет!- сжав губы говорит Мария, — нет ради тебя, чтобы ты жила лучше.

Устроилась Маша на фабрику работать, тоже учётчицей, комнату дали в общежитии, расцветать женщина начала.

Гулять по вечерам с Леной ходят.

Видимо кто-то из деревенских увидел их и Митьке сказали.

Приехал, как насупился, поехали мол, Марья, я за тобой.

— Никуда я с тобой не поеду, — говорит та, — хватит натерпелась.

Митька зубами скрипит, да шипит, словно уж, да только Марья уже не боится, Марья уже другая…

-Не дури Машка, поблудила и будет, так и быть прощу.

— Уходи, Мить по -хорошему. Милицию ведь вызову.

-На родного мужика, да милицию?

-Мить, нас развели, месяц назад.

-Как это?

-Да так…Что письмо не получал?

-Нет, — говорит растерянно.

-Ну так вот, Митя. Так что извини.

-Как это Маш, я ведь это, люблю тебя.

-Ты Митя как тот волк, что овцу полюбил, видно от большой любви ты меня так…

-Сама виновата, — буркнул.

-Уходи…

-Не вернёшься?

-Нет

-Пожалеешь

-Уходи.

— Я уйду, но ты потом не думай вернуться, не приму, Маруська, так и знай.

А потом заплакал.

-Вернись, Мань, а? Мать старая уже не справляется, подурили и хватит…

-Нет, — качает головой, — уж не обессудь Митя. Не вернусь я к вам.

-Да как так-то?

-Как? Да ты с матерью своей всю кровь мне выпили, девчонка при живом отце сиротой выросла, знаешь же что твоя, почему матери позволял издеваться так?

-Ну прости, Маня, всё по другому теперь будет, вернись…

-Нет, Митя, уезжай. Хоть на старости лет поживу как человек.

Приехал домой Митя словно туча грозовая. На мать наорал, пошёл водки, купил и пил.

-Мать, мааать…

-Чего, Митюшка?

-Письмо приходило с печатями на моё имя?

Забегали глаза, зажевала губами, руки не знает куда девать…

-Мааать…

-Я не знаю, Митя, было какое-то, я… там это.

Неделю Митя пил, а потом привёл домой Катерину Ялымкину, гулял он с ней, мать знала, да покрывала…

Вот и привёл.

Новая сноха быстро всех по местам расставила, это вам не Маша кроткая.

Бабка носа боялась из комнаты показать.

А потом ещё и Любонька, внученька- красавица, вот не повезло девушке, ведь такая умница.

Подвернулся нечестивец, обманул честную девушку. Попался бы, так и придушила бы, приволокла бы за волосья, чтобы грех внучкин прикрыл.

Машка гадина, все беды от неё, как не хотела чтобы приводил её Митька, а теперь эта Катька падлюка распоряжается всем…

Говорят люди, что Машка в городе живёт, ишь ты барыня, и суразку свою науськала, нос не кажут обе.

Вроде замуж девка Машкина вышла.

Кто-то взял ведь, а Любоньке вот не везёт. Оставила мальчика Наде, поехала в город. А что, пущай, может счастье своё найдёт, охо-хо.

А Машка гадина, вот змея подколодная, всё из-за неё.

Катька эта, ходит, всем руководит и Митька под неё прогнулся…

Это Машка всё виновата, живёт там…

Хоть бы приехала, пропарила бы в бане старуху-то, уважила бы, а то эта Катька только шкуру дерёт, как скаженная, до синяков…

Ленка тоже, внучка называется, носа не кажет. Даже на свадьбу не пригласила бабушку, конечно, они теперь городские, куда нам до их-то…

А этот тоже хорош, мать родную променял на вертихвостку, нет, какая бы Машка не была, но она уважительная, а эта…

Надька тоже хороша, прошу возьми к себе, нет же, некогда ей, вот кукиш им, а не дом.

Охо — хо- хо, может кто поедет в тот город, да увидит Марью, может передадут ей весточку, Машка она такая, добрая, поди пожалеет старуху.

Да мы и жили с ней душа в душу.

Это Катька эта, вертихвостка, откуда -то взялась, всё под себя подгребла, уууу, гадина.

Маша така женщина была, така бабонька…Справная, всё в руках горело, а булки какие, а пироги пекла!

А эта же, откуда её только черти принесли, как настряпает, так зубы обломать можно, щи варит только свиньям в радость, где же Маша, да внучечка, Леночка.

Митька говорит правнук родился, хоть бы посмотреть одним глазком.

Любкин-то байстрюк, весь в любку, нахрапистый…

Ох , Машенька, да внучечка Леночка…Навестили хоть бы бабушку, утирает старуха слёзы что катятся по пергаментной коже и не понимает за что ей такое?

Всю жизнь к людям по-доброму относилась…

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Такая любовь. История из сети

размещено в: Такая разная жизнь | 0

ТАКАЯ ЛЮБОВЬ

Дядя Лёша был моим любимым дядей.
Как же я любила его редкие приезды, дядя Лёша мамин младший брат.
Когда он приезжал, улыбались все.

А ну, Гулька, иди сюда, я проверю уровень твоего серого вещества, — с этих слов начиналось всё самое весёлое и интересное.

Он показывал фокусы, загадывал головоломки, которые даже папа не мог сходу разгадать.

А папа у меня между прочим, доцент, о как.

Дядю Лёшу обожали все, многочисленные тётушки, бабушки, дядюшки, дедушки все их с мамой кузены, а так же вся папина родня.

Это человек — праздник.

Дядька у меня был статный, красивый.

Как сейчас вижу его белое кашне, выделяющееся на сером двубортном пальто, его легкомысленно сдвинутая набок шляпа и начищенные до блеска двухцветные ботинки.

Я помню тонкий запах его одеколона.

Надо ли говорить что дядя тоже всех любил, но я, его первая племянница, я купалась в этой любви.

Мы ходили на речку, утром, когда весь дачный посёлок ещё спит.

Мы пробирались по небольшой тропке, по бокам которой росла жгучая крапива, стараясь не задеть её, мы усаживались на деревянном мостике и закидывали удочки в воду, сидели тихо-тихо и ждали поклёвки.

Мы таскали маленьких гальянчиков и скидывали их в банку с водой.

Рыбки плавали там, не понимая спаслись ли они или нет…

Мы вставали, разминая затёкшие ноги и шли с добычей, которую отдавали на кухне удивлённой Фриде, нашей помощнице по хозяйству.

Она жарила нам эту рыбку и торжественно подавала на завтрак, расхваливая таких знатных рыбаков и добытчиков.

Фрида была большая, как гора, сдобная, белая, как булка с изюмом, мне кажется она тайно была влюблена в моего дядю.

Да разве можно было его не любить?

Он звал меня Гулей, хотя имя моё Лида, Лидия.

Девушка из Лидии, называл меня мой папа, он занимался изучением Малой Азии, а дядя звал меня Гулей, по его рассказам, когда он увидел меня первый раз, мне было месяцев пять.

-Ты не тянула на девушку, да ещё из Лидии, увидев меня, ты натужилась, покраснела, пукнула и сказала агу, — рассказывает дядя под общий хохот, — агу, гугу, — продолжала бормотать ты, рассматривая собственную толстую ногу и пытаясь затолкать её в рот, по самую пятку.

И тогда я понял, я понял что, пропал, что в моём сердце нет места для другой девушки, что там поселилась моя Гуля, с толстыми ногами круглыми, красными пятками и беззубым ртом.

Обижалась ли я на дядьку за эти слова?

Да вы что? Я смеялась громче всех, и под общий хохот пыталась повторить тот давний трюк с заталкиванием моей ноги в рот.

Это было самое счастливое время в моей жизни.

Я делилась с ним секретами, он знал ответ на любой вопрос.

А если не знал что ответить, то честно об этом говорил.

Он привозил мне удивительные вещи из своих заграничных командировок.

Конечно он вёз для любимой сестры нейлоновые чулки и помады с мировым именем, для своей Гули он вёз другое.

Он привозил мне впечатление.

Это могли быть камешки, ракушки, пёрышко, такое невесомое, что нельзя вблизи него дышать, глиняный горшок, бусы какой-то девушки из африканского племени.

Я слушала его открыв рот и представляла себе всё то, что он мне рассказывал.

-Алексей, — скажет какая- нибудь из тётушек- бабушек, ах как же ты хорош, но почему же ты не женишься?

-Такой генофонд не должен пропадать, — поддержит её какой -нибудь дядюшка — дедушка, — Алексей, ты просто обязан передать своим наследникам свои гены! Это преступление пользоваться одному! Это в высокой степени эгоистично!

Дядя же смеялся, показывая свою белозубую улыбку.

-Это не основная функция человека, детопроизведение, — говорит мой дядя чем вызывает ужас у тётушек — бабушек и негодование старшей мужской половины, даже мой папа, который во многом его поддерживает и то крякает от возмущения и несогласия.- Мой ребёнок это Гулька, — говорит дядя и смотрит на меня с любовью.

Я знаю что он издал много научных трудов, совершал прорывы в науке, открывал что-то такое, что было неподвластно моему детскому уму.

Надо ли говорить что он был моим кумиром, моим бонзой, моим миром, моей вселенной.

Когда я подросла, мы ещё больше сблизились, мой молодой пытливый ум хотел знаний, больше, больше, больше.

Девочкам в моё время не всё было подвластно.

Да, где-то девушки из колхозов выучивались на трактористов и шли работать, но…это были единицы. В основном девочки могли стать учителями, медицинскими сёстрами, секретарями.

Хотя были прорывы, девочки учились на инженеров, конструкторов, но так мало…

По партийной линии тоже в основном добивались чего-то мужчины, что там говорить, женщинам во все времена было тяжело.

Хоть и уровняла советская власть в правах мужчин и женщин, но до настоящего равенства в моём детстве было далеко.

А мне так хотелось быть капитаном корабля или возглавлять экспедицию в самое сердце Африки…

Но, это были всего лишь мечты, не одобряемые никем из родственников, кроме конечно дяди.

— Дядя, почему же ты не обзаведёшься семьёй, — спрашиваю я в его очередной приезд, мне уже шестнадцать и отношения полов меня конечно интересуют. Но не так чтобы сильно.

Он рассказывает мне по секрету, серьёзно глядя в глаза, я знаю что он не врёт, я это чувствую

-Я был влюблён Гулька, ах как же я был влюблён. Такая любовь бывает раз на тысячу лет. Так все влюблённые думают, поверь, когда придёт твоё время ты тоже так будешь думать.

Я не буду долго тебя мучить своими слезливыми рассказами, меня предали, хотя она клялась, ах Гулька, как она клялась в своей любви ко мне.

И так пошло, по мещански…Эх…

Ты знаешь, она пришла ко мне, через два года.

Упала в ноги, сказала что всё, поняла, что ошиблась, была глупой.

Нет- нет ты не подумай, у неё было всё хорошо, в материальном плане она жила лучше, чем я тогда мог ей предложить, но…

-Ты не простил её, — зная дядин характер сказала я.

-Нет, Гулька, я простил её, в том -то и дело, только… она об этом не узнала. Я не сказал ей…Я не сказал ей что по-прежнему люблю, что рад до безумия её видеть, что хочу всё забыть, нет…Я не сказал ей этого ничего.

Я был на месте того человека от которого она собиралась уйти, это больно…

Я ничего не сказал ей, просто взял шляпу и ушёл.

-Как она теперь?

-Живёт, — пожал плечами дядя, — иногда мы пересекаемся, раскланиваемся и расходимся.

-И как? Ты уже не любишь её?

-Отчего же? Моя любовь не стала с годами бесцветнее, она всё так же цветёт там, глубоко в душе, ярким цветком, защищённым каменными стенами.

Более того Гулька я знаю что она меня тоже любит, до сих пор. По своему, но любит.

Думаешь что я утешаю себя? Нет! Вот если бы я тогда принял её, любовь ко мне улетучилась бы, год- два и всё.

Она бы заскучала, а так…так мы любим друг друга на расстоянии.

-Дядя, но это же чистой воды издевательство!

-Нет, Гулька, это такая любовь, чистая и ничем не омрачённая. Она никогда не пройдёт.

Я долго думала над дядиными словами, в восемнадцать я влюбилась в своего супруга.

Я часто слушала себя и думала, а что будет если вдруг…Я не хотела ни с кем его делить, но и отказаться я от него я бы тоже не смогла.

Я поделилась своими мыслями с мамой.

Она мне велела не примерять на себя чужую ситуацию. Живи спокойно и не думай ни о чём, велела мне мама.

Дядя , приехавший на мою свадьбу, когда я ему поделилась своими сомнениями, сказал мне то же самое.

— Храни свою любовь, детка, — сказал он мне и старайся не запачкать её.

Я увидела её, эту дядину любовь, которую он пронёс через всю жизнь.

Она пришла с ним попрощаться когда его не стало.

Я всю жизнь придумывала её образ.

В моём воображении это была высокая, красивая, гибкая как лоза женщина. С большими тёмными очами, с пушистыми ресницами и чувственным ртом.

Её волосы были тёмными и ниспадали по плечам каскадом, голос был низкий и чуть с хрипотцой.

Она была богиня, под стать этому красивому мужчине.

Моему дяде .

Я смотрела вокруг и не видела никого, даже близко похожего на ту которую я себе представляла.

Вот такая любовь, дядя, думала я. Всё же ты ошибался, она тебя не любила.

Дядя ушёл рано, заразился чем -то в Африке. Как же мы все переживали, а я…Как мне не хватает его, до сих пор…

Поле завершения церемонии, ко мне подошла маленькая похожая на голубя женщина.

Вот честно, мне она напомнила голубя, не тех красавцев с пушистыми хохолками, кувыркающимися в небе, а обычного сизаря.

Который прыгает около лужи, поджимая по очереди покрасневшие лапки и смотрит одним глазом на копошащегося у его ног воробья, в нужный момент выхватывает у малыша кусочек батона и глотая давится им, скачет дальше и вытянув шею клокочет, высматривая добычу.

— Здравствуйте, Гуля.

Я вздрогнула, голос женщины был высокий и немного пищащий.

Кто-то из своих, подумала я, ведь меня зовут Лидия, Лидия Михайловна.

-Не удивляйтесь что я вас так назвала, я знаю что Он любил вас, как своё любимое дитя. Возьмите это его письма. Ко мне…Я знаю вы сохраните, это частичка его. Там есть и про его любимое дитя про вас, Гуля.

Я любила его всю жизнь…Я совершила глупость, а он гордый, он не простил.

Я не стала говорить ей что простил.

Такая любовь, подумала я, перешагивая через рухнувший воображаемый образ придуманной мной красавицы…

Мы прожили много лет с моим мужем, в любви и радости и как наказывал дядя, мы не запачкали свою любовь.

У нас есть дети и внуки.

Мы любим их всех.

Самая любимая моя внучка, Алёна.

Я смотрю на неё, а вижу своего дядьку. В её глазах горит тот же дикий огонь познаний.

Господи, молю я, не дай ей узнать предательства, ведь не сможет быть с тем человеком, будет тоже любить и мучиться, но не сможет быть…

Потому что такая любовь.

©Инет
« Душевные истории»

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Следы на асфальте. Автор: Олег Бондаренко

размещено в: О добрых людях | 0

СЛЕДЫ НА АСФАЛЬТЕ
Олег Бондаренко

На трассе, где поворот, и дорога сужается, становясь двумя узкими полосками, лес подходит особенно близко, метров пять так, не больше… Там всегда пробки. Всегда затор из машин, стоящих в очереди.

Вот там, видимо, его и выбросили. Там он и сидел. Нет, он никого уже не ждал. Да и кого ждать? Раз выбросили, то никто уже не приедет забрать. Никто не протянет руки и радостно не вскрикнет. Не прижмёт. И не погладит…

Большой, серый, худой кот сидел прямо на краю дороги. Именно там, где кромка асфальта обрывается. Метр земли за ним, а потом небольшой ров. Меньше метра. Куда и скатывался весь мусор. А там ещё метра четыре и кустарники, деревья. Лес…

Левый глаз кота был закрыт. То ли, потерял в драке, то ли просто опухло веко. Кто знает. И кому есть дело до этого кота и его глаза? Но кот был умный. Он научился попрошайничать. Становился на задние лапы и передними махал в воздухе. Просительно.

И подавали. От щедрот своих. Кто котлетку кинет. Кто рыбку. Кто кусочек курочки. Вот, прямо напротив него и оказалась старенькая «субару» с семьёй. Папа, мама и дочка, первокурсница. Все жили в городе, находящемся совсем рядом. Буквально, в получасе езды по центральной трассе.

Кот встал на задние лапы и просительно махнул девушке, смотревшей из окна на лес. И она увидела его. Увидела заплывший глаз. Ободранные, худые бока и взгляд…

Взгляд, совершенно безнадёжный и полный обречённости.

— Мама… Мама! — воскликнула девушка, — Смотри на беднягу. Он ведь пропадёт здесь… Пожалуйста, давайте возьмём его. Он ведь совсем никому не нужен.
— Ещё чего не хватало, — рассердилась мама, — тебе учиться надо, а не за котом больным ухаживать. И не думай даже!
— Что там такое? — спросил папа, сидевший за рулём. – Какой еще кот?
— Никакой. Не обращай внимания, — ответила мама. — Самый себе обычный кот. Нечего ей от учёбы отвлекаться. И тем более, нам уже и ехать надо. Жми, давай, быстрее на газ. Смотри, вон, небо хмурится. А нам ещё полчаса ехать. Успеть бы до дождя.
И папа нажал на газ. Машина рванула с места и вместе со всеми пролетела поворот и кота.

Кота, сидевшего там. И так и тянувшего левую лапу к открытому окну.

Они приехали домой вовремя. Очень вовремя. Потому что за окном разыгралась гроза. С громом, молниями и проливным дождём. Там, за окном…

А здесь, в доме, было так уютно, спокойно, тепло и тихо. Хотя…

Нет, не тихо.

Дочка всё никак не могла успокоиться. Перед её глазами стоял на задних лапах худой, серый кот с заплывшим глазом, и передними лапами просил есть, а машины…

Ехали мимо. И он так и стоял один. Совсем один.

Она вышла к столу, где папа и мама обедали:

— Мне нужны ключи от машины, — сказала дочь.
— Какие ключи, — спросила мама. — Ты что? Куда же ты ехать собралась в такой ливень?
— За ним, — ответила дочь. — За тем, мимо кого мы проехали.
У папы упала ложка в тарелку с супом.

— Мимо кого мы проехали? — спросил он. — Кого это мы оставили на дороге?
— Кота. Кота! Одноглазого. Он кушать просил, а у меня не было ничего. И никто ему ничего не дал. Он там так и остался. Один! На трассе. Совсем один! В этом ливне! А мы проехали мимо…
И дочка зарыдала. Папа посмотрел на маму:

— Ты что же не сказала мне, что кот был одноглазый и просил есть? — спросил он у неё. — Почему ты не сказала?
— Я во всём виновата? — ответила мама. — Я о дочери, между прочим, думала. О том, что ей отвлекаться нельзя от занятий.
— Каких занятий, — вдруг разволновался папа. — Что ты несёшь? Он же там умирать остался. Один! А я, получается, виноват, потому что мимо проехал! — закричал папа.
— Делайте, что хотите, — ответила мама. — Вы ненормальные! Никуда в такую грозу и ливень мы не поедем.
Но дочка уже одевалась. Встал и папа. Он громко бросил ложку на стол и пошел собираться.

— Куда? Куда тебя несёт? — кричала мама. — У тебя же сердце больное. Не смей ехать!
Но дочь и отец молча собрались и вышли из дома. Мама выскочила вслед за ними, крича что-то по дороге. Она на ходу натягивала курточку, морщась от холодных, злых и резких порывов ветра со струями дождя.

Маленькая, старая «субару» взвизгнула колёсами по лужам и, разбрызгивая хлопья дождя, рванула туда. Туда, к повороту. Дворники яростно елозили по стеклу, стараясь разогнать бесконечные потоки воды. А снаружи…

Снаружи гремело и полыхало небо. Казалось, маленькая машинка подскакивает от каждого раската. Они подъехали к повороту и дождь немного затих. Машин не было.

Небо было свинцово-серое. Мрачное и нахмуренное. Оно плакало. Оплакивая все наши грехи. Оно лило бесконечные слёзы, наполняя ров между дорогой и лесом водой.

Папа остановил машину на обочине и, не отвечая маме ни одним словом, вышел. Он не надел плащ. Плащ был бесполезен.

Осмотревшись, папа увидел в нескольких метрах от машины палку. Крепко обхватив ее ладонью правой руки, он осторожно начал спускаться по мокрому и скользкому склону.

Мама спросила дочку, куда он идёт, но та не знала ответа. Она напряжённо смотрела ему в спину. Папа был бывшим музыкантом. Трубачом. И его музыкальный слух выделил в бесконечном шуме дождя одну ноту. Диссонанс. Но этот диссонанс и был именно тем звуком, который был ему нужен.

Оттуда, из самого начала леса, из-под небольшой коряги… Да, именно оттуда доносился этот звук.

Папа поскользнулся. Он не удержался на ногах на скользком спуске с дороги вниз. Палка вылетела из его рук и он, скатившись по склону, плюхнулся прямо в ров, наполненный до краёв водой.

Мама и дочка вскрикнули и разом выскочили из машины. Они кричали и бегали по краю дороги. Несколько проезжавших мимо машин остановились. Люди вышли из них и, несмотря на дождь, стали вместе с мамой и дочкой связывать несколько верёвок, чтобы спуститься за упавшим папой. Но папа…

Он встал. У него в руках опять была палка. И он шел в сторону леса. По пояс в воде. Он явно хромал на левую ногу. Люди на дороге, которых становилось всё больше, громко кричали ему. Они узнали от мамы и дочки, что этот человек рискует жизнью из-за какого-то серого кота.

Они кричали. Они орали. Они размахивали руками. Они требовали, чтобы он вернулся назад. Но папа…

Он шел вперёд и вперёд. Слегка прихрамывая на левую ногу. Ему было наплевать на гром молнии и ливший с неба поток холодной воды. Он должен был дойти.

И он дошел. Он наклонился и, пошарив под колодой, поднял вверх что-то тёмное.

Вздох пронёсся по людям, собравшимся у края дороги.

И папа пошел назад. Он нёс в левой руке над головой кота, а правой опираясь на палку, осторожно нащупывал дно под водой, покрывшей всё от леса до дороги. Он прошел ров, который был наполнен водой, добиравшейся теперь ему до груди. И схватился, отпустив палку, за брошенный ему толстый канат. Его вытащили.

Люди, стоявшие на дороге под дождём, радовались. Они радовались спасшемуся человеку и спасённому коту. Мама и дочка целовали папу. Они не могли отойти от него, и дочка… Она взяла из его рук совершенно мокрого кота и прижала к себе.

А один водитель из большого дорогого джипа достал литровую бутылку выдержанного виски и сказал:

— Мужики. Я держал его для особого случая. И вот. Кажется, я его дождался! — он раздал всем одноразовые стаканчики и продолжил. — Мужики я вам всем налью, но…
Я прошу вас не пить. Потому как, хочу, чтобы вы все добрались домой живыми и здоровыми. Женщины ваши пусть выпьют, а вы просто чокнитесь с нашим ненормальным и вылейте на дорогу.
Потому как, такой поступок нельзя не отметить. Очень уж… — мужик помолчал и продолжил: — А ведь я так не поступил бы. Вот ведь, гадость какая!
Они стояли под проливным дождём, и виски в их одноразовых стаканчиках смешивалось с водой, лившейся с неба бесконечным потоком.

Мужики чокнулись и вылили всё виски на асфальт. И точно так же поступили и их жены. И только один человек выпил. Папа. Ведь мама тоже могла вести машину. И вскоре…

Вскоре старенькая «субару» летела по направлению к дому, а внутри сидела семья.

Папа на пассажирском месте. Левая нога уже почти не болела. Папа смотрел через лобовое стекло на блестящие молнии. Папа улыбался. Его развезло немножко после ледяного душа в канаве и ста грамм виски.

Дочка на заднем сидении прижимала к себе серого, спасённого кота. Она вытерла его полотенцем, и ему стало хорошо. Кот громко, на всю машину, замурлыкал.

— Ишь ты, громко как! — сказала мама, сидевшая за рулём.
— Это у него по сердцу трактор маленький ездит, — улыбнулась дочка.
— А папа-то у нас герой. Самый настоящий герой! — вдруг сказала мама.
— А я в этом и не сомневалась никогда, — ответила дочка.
И, дотянувшись, чмокнула папу в шею.

— Не сердитесь на меня, пожалуйста, — попросила мама, и папа с дочкой хором ответили:
— Не будем!
Маленькая «субару» уносилась к дому, разбрызгивая хлопья дождя. Внутри сидела счастливая семья и серый кот, который прижался к девушке. У него по сердцу ездил тарахтевший трактор. А снаружи…

Свинцовое небо плакало. Оно лило слёзы обо всех наших грехах. И гром гремел. А на асфальте расплывались следы от пролитого виски.

Ведь здесь спасли одну душу. Маленького, серого кота!

Рейтинг
5 из 5 звезд. 2 голосов.
Поделиться с друзьями: