Виртуальная реальность

Вчера на ночь глядя понесло в магазин. Не по делу, просто. Поболтаться перед сном.
На улице — красота. Тишина. Снег валит. Машин нет, людей нет. Только под фонарем мамочка с коляской читает книжку.
Идём. Навалило уже изрядно. Шкет впереди, тропит дорогу, изображая инопланетное боевое транспортное средство.
И без умолку тарахтит.
Он мне как-то однажды сказал.
— Па-аап!
— Ну?
— Я знаю, почему ты меня всегда с собой берёшь.
— Почему, сынок?
— Я болтаю, и время летит незаметно.

Так-то оно конечно. Под это тарахтенье хорошо просто идти и думать о своём. Если б не эти постоянные контрольные вопросы в голову.
— Па-аап?!
— Ну?
— А ты думаешь что сильнее, посох Бо или лазерный меч?
— Не знаю, сынок.
— Посох Бо! Знаешь, почему?
— Нет.
— Потому что бла-бла-бла….! (Тут следует подробное описание и сравнительные характеристики посоха Бо и лазерного меча)
— Ясно?
— Ясно, сынок.
— Па-аап?!
— Да, сынок.
— А ты знаешь, кто в Лего Звёздных Войнах самый главный?
— Не-а.
— Этот зелёный, с магией. Знаешь почему?
— Нет.
— Ну, там если на звездолёте… (Дальше следуют характеристики всех самых главных в зависимости от выбранного места действия)
Три кита, три вопроса, на которых зиждется наше взаимное сосуществование — «Па-ааап?», «Знаешь почему?» и «Ясно?» Они как галактики, всё пространство между которыми наполнено межзвёздной пылью из черепашек, букуганов, звёздных войн, и соников.

Однажды мы по глупости сели в александровскую электричку.
Александровские электрички отличаются от остальных тем, что люди в них живут. Во всех прочих люди ездят туда-сюда, на работу, и просто так. А в александровских — живут. Спят, кушают, размножаются, и осуществляют прочие естественные потребности. Поэтому мы стараемся в такие электрички не садиться. Это как в чужую квартир без спроса войти. Сразу сотни глаз — Пушкинские? А чо припёрлись?
Ну вот. А тут угораздило. Ну и мы встали так тихонечко у двери, что бы не отсвечивать. Мест всё равно же нет, это ведь александровская. И смотрим, мест нет, а прямо недалеко от нас у окна сидит такой толстый дядька с чебуреком, и возле него лавка совершенно свободна. Как ни странно. И только мы хотели на эти места просочиться, глядим — шлёп, уже занято. Парочка, гусь да гагарочка, он в очках, она в папахе. Чопорные такие, с брезгливым выражением на лицах. Они перед нами как раз вошли. Не старые, лет по тридцать. Возраст такой, ещё жить и жить, а они друг другу уже надоели хуже горькой редьки. Ну вот, и эта парочка пристроилась на эти свободные места. Причем гусь сел с краю, а гагарочка оказалась между ним и чебуреком.
Толстый мужик у окна был внешне типичным представителем александровской электрички. В одной руке у него был чебурек, в другой бутылка пива, он прихлёбывал по очереди того и другого, и хотел общения от всех, до кого мог дотянуться. Наверное, поэтому присесть к нему никто не рвался. Так что когда рядом оказалась дама в папахе и каракулевой шубе, он хищно осклабился, сказал «Ого!», аккуратно вытер чебуреком рот, и ткнул в шубу бутылкой.
— Я когда в ВДВ служил, у нас знаешь как? — без предисловий начал он романтическую беседу.
Дама брезгливо поморщилась и сделала вид, что это всё её никак не касается. Чудная. Как будто танку есть разница, какой вид вы делаете при его приближении. Мужик, не обращая на её реакцию никакого внимания, продолжал.
— Мы их знаешь как держали? Мы их бл*** вот так держали!!!
Тут он протянул даме огромный волосатый кулак с чебуреком, и сжал пальцы. Из чебурека на даму потекло. Дама дёрнулась, и ударила локтем в бок своего спутника. Тот перестал делать вид, что читает покет-бук, и поправил очки. Потом строго посмотрел на толстяка и сказал высоким голосом.
— Руки уберите!
Мужчина с чебуреком посмотрел на свои руки и удивлённо спросил.
— Куда? Куда же я их уберу?
Тут надо сказать вот что. Вероятно у вас из моего рассказа может сложиться неверное представление, будто этот мужчина вел себя как-то по хамски, вызывающе, или даже агрессивно. Вовсе нет! От него не исходило вообще никакой опасности. Наоборот, он был добродушен, и предельно доброжелателен. И вся проблема заключалась только в его неуёмной, неконтролируемой жажде общения. Так что и предъявить-то ему было особо нечего. Поэтому мужчина в очках сказал своей спутнице.
— Давай пересядем.
И они поменялись местами.
Теперь дама оказалась с краю, а мужчина в очках — возле чебурека. А тот никакой разницы даже и не заметил. Он повернулся к соседу, и сказал.
— Не веришь? Щас я тебе докажу! Подержи-ка…
Он сунул мужчине в очках в руку бутылка пива, и стал шарить себе по карманам в поисках доказательств. Из карманов стала появляться масса вещей известного и не очень предназначения. Вещи эти он сперва складывал себе на колени, а когда там не осталось места, стал складывать на колени соседу в очках. Который с недоумением держал бутылку и возмущенно поглядывал на свою даму, как бы ища у неё то ли сочувствия, то ли поддержки. Меж тем доказательства обнаружены видимо не были, потому что здоровяк снова толкнул очкарика, воткнул ему в другую руку свой чебурек, и принялся шарить освободившейся рукой на другой половине своего необъятного тела. Потом неожиданно резко прекратил поиски, и сказал, показывая глазами на даму.
— Ваша жена? Очень красивая. Спросите, — может быть она хочет пива? Я сам стесняюсь предложить.
— Нет! — сказал раздраженно мужчина в очках, держа перед собой на вытянутых руках чебурек и бутылку. — Она не хочет!
— А вы откуда знаете? — удивился толстый, и сытно рыгнул ему в лицо чебуреком.
Тут мужчина в очках не выдержал, встал, вернул чебурек с пивом хозяину, и парочка, вертя по проходу откляченными задами, стала пробираться в другой конец вагона.
Мы для приличия выдержали паузу, но больше желающих занять свободные места не нашлось. Тогда я спросил шкета.
— Сядем?
— Сядем! — решил шкет.
И мы сели. Причем шкет сел посередине, он не любит с краю. Тут надо сказать, что ему не столько хотелось сесть, сколько не терпелось открыть только что купленный свежий журнал. Что он и сделал, как только приземлился.
— Ухх тыыы! — открыв первый же разворот, выдохнул он. — Папа, папа, смотри!
Я посмотрел. На развороте мерзкая черепаха-мутант по имени Микельанджело мочила каких-то невероятных монстров, очередное порождение извращенного преступного ума Бакстера Стокмана. Я знал, что спокойно посидеть уже не удастся. Надо просто набраться терпения и кивать. Шкет открыл было рот, что бы затянуть своё традиционное «Па-ааап!», когда слева вдруг обозначилось какое-то движение, и здоровяк у окна задал вопрос, который задавать ему не стоило ни при каких обстоятельствах. Он ткнул пальцем в направлении разворота и спросил.
— Это он чо?!
Шкет посмотрел сперва на чебурека, потом на меня. Глаза его засветились надеждой. Я пожал плечами. Мол, поступай как знаешь. Шкет радостно набрал полную грудь воздуха, повернулся к толстяку, и …
— Это же Хан! Вот видите, он стоит у входа в лабиринт? Ему надо пройти весь лабиринт, и найти всех Пурпурных Драконов. Если он найдёт всех Пурпурных Драконов, тогда он сможет загрузить в центральный сервер виртуального червя убийцу. Но Эйприл предупредила черепашек, и Рафаэль с Донателло…
Шкет захлёбывался словами как приговоренный перед казнью, зная, что второго шанса ему никто не даст. Он тараторил без пауз и передышек. Чебурек сидел как ударенный пыльным мешком. Ему открывались новые измерения. Наверное, он первый раз пожалел, что так некстати открыл рот. Несколько раз он предпринимал попытку сбить ребёнка с темы. Куда там! Он только напряженно хватал ртом воздух, безуспешно пытаясь впихнуть хоть пол-буквы в плотную вязь шкетова тарахтенья. Один раз, улучив паузу, когда шкет переворачивал страницу, он просто взял и отвернулся к окну. Ха! Это его спасло? Нет! Шкет встал, обогнул колени толстяка, и всунул журнал между его носом и окном.
— А вот это, видите? Это Мечерукий помогает черепашкам. Вы думаете он злой? Нет! Это просто кажется что он злой. На самом деле просто клан Фут когда-то…
Ещё недавно такой общительный толстяк повернулся ко мне и посмотрел жалобно и умоляюще. Я только пожал плечами. В конце концов он не выдержал, и вскочил.
— Пойду покурю! — сообщил он, демонстрируя всему вагону, и особенно шкету, пачку сигарет. И выскочил в тамбур.
И больше не вернулся.
Он так и торчал в тамбуре, иногда с опаской заглядывая в вагон, пока мы не сошли в Пушкино. А шкет периодически вытягивал шею в сторону тамбура, в ожидании возвращения такого прекрасного собеседника.

Этого толстяка я почему-то вспомнил, когда мы брели пустынной улицей, по снежной целине, к магазину. Я подумал, что Толстяк хоть в тамбур мог выскочить. А тут и не денешься никуда.
— Па-аап!
— Ай!
— А как думаешь, кто сильней, Соник или Микеланджело?
— Не знаю, сынок.
— Я думаю, что Соник! Знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что бла-бла-бла-бла-бла!
Тут мы наконец дошли до магазина.
— Погоди, сынок. Давай в аптеку зайдём.
Соседнее с магазином крыльцо аптеки было заметено снегом напрочь. Мы поднялись, осторожно цепляясь за перила, и всё это время шкет тарахтел. Он тарахтел в аптеке, и тарахтел когда мы из неё выходили. А когда собрались спускаться, я сказал «Осторожнее, сынок!» Но он меня не слышал. В этот момент он как раз рассказывал что-то очень важное про динозавров. Поэтому он сделал шаг, и полетел. Тыг-дым-тыг-дым-тыг-дым! Он сосчитал задницей ровно все шесть ступенек. Потом упал навзничь, и там внизу наконец замолчал.

Я осторожно спустился следом. Он лежал, смотрел в небо, и ловил языком снежинки. Я присел рядом.
— Ушибся? — спросил я.
— Не-а! — помотал он головой.
— А что ж тогда замолчал?
— Столкнулся с суровой реальностью! — сказал шкет и радостно засмеялся.

© Ракетчик

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Свадьба лучшего друга

Павел и Олег познакомились в институте, аккурат под списком поступивших абитуриентов. Оба пытались изобразить невозмутимость на лицах, но оба втайне переживали и надеялись, что найдут свои фамилии в заветном перечне счастливчиков. Им повезло. Обоим. Парни разговорились, нашли кучу общих интересов, удачно вселились в одну комнату общаги и постепенно стали лучшими друзьями.

Про Пашу Олег знал, что тот приехал из далекого провинциального городка, рано потерял родителей и рос с теткой, которая его не любила. Олег очень сочувствовал другу.

Сам он был лишь наполовину сиротой, у него была мать, которая работала на трех работах, чтобы поднять сына и вывести его в люди. У Олега всегда был дом, то потаенное место, где его всегда ждали, были рады, куда можно было спрятаться от проблем и невзгод. И там его всегда ждал самый дорогой человек на свете — мама…

А Вот Пашку никто нигде не ждал, а потому буквально с первого года учебы Олег стал приглашать друга к себе домой, в Подмосковье. Мама была рада гостям, и присутствие друга сына ее никак не напрягало. Правда соглашался поехать в гости Пашка не всегда.

Бывало, что он собирал сумку и ехал в свой далекий городок, навестить злую тетку. Олег всегда поражался порядочности друга, который продолжал заботиться о пожилой нелюбимой родственнице.

К старости у той явно проснулась совесть, так как обратно Павел привозил тяжелые сумки с соленьями, вареньями и домашней колбасой… Да и деньги у друга на какое-то время тоже появлялись…

* * *
Первая их встреча вышла немного неловкой. Третьей подработкой матери Олега было мытье полов в подъездах двух домов, включая их собственный. Она как раз и занималась этим непростым делом, когда друзья застали ее на лестничной площадке.

Женщина засмущалась своего не презентабельного вида, засуетилась. Сын же обнял ее, чмокнул в щеку и, схватив ведро, понес его вниз выливать грязную воду. А вот Павел… Что читалось тогда в его глазах? Непонимание? Осуждение? Брезгливость?

Тогда Олег не заметил странного взгляда друга. Помогая матери накрывать на стол, он в сотый раз пытался ее убедить, оставить эту работу.

— Нет, мам, ну я все понимаю, — Олег раскладывал столовые приборы у тарелок.

— У тебя есть твоя школа, ученики. Так еще же и репетиторство. Тебе денег не хватает?

— Олеженька, — мать тихо пыталась оправляться, прикрыв дверь в комнату, где раскладывал вещи гость.

— Ты пойми, лето, школа закрыта, ученики все отдыхать разъехались. Тоска ужасная. А тут все же какое-то занятие. Меня вон соседка обещала пристроить еще и в поликлинику, в регистратуру. Там совсем красота, люди, общение…

— Что же мне с тобой делать? — Олег ласково обнял мать за плечи.

— Как переубедить? Давай так поступим, — если тебя возьмут в поликлинику, то ты перестанешь мыть полы. Хорошо? Ты перестанешь таскать тяжелые ведра и гнуть спину, а мне будет спокойнее.

— Хорошо, сынок, — женщина потерлась щекой об обнимающую ее руку.

— Так и сделаю. Сам-то там как справляешься? Денег хватает? Все же Москва, она нищих не жалует…

— Да, мам, не переживай. — Олег решительно вынул пачку купюр и положил на край кухонного стола.

— Вот, за последний заказ заплатили. Возьми и не спорь!

В это время на кухню вошел Павел и увидел, как мать Олега убирает со стола деньги. Он молча вопросительно посмотрел на друга, и Олег снова полез в карман за кошельком. Он часто помогал менее удачливому другу, одалживая ему небольшие суммы, которые тот практически никогда не отдавал.

Просто Пашке катастрофически не везло с подработками. Не было у парня такого же таланта, как у Олега, разбираться в программировании и прочих компьютерных премудростях. А найти еще что-то, учась очно, было сложновато.

Оставался, конечно же, Макдональдс, но стоять вечерами на кассе парень никак не желал. А потому, пока он был в поисках себя, Олег часто помогал другу деньгами, не считая это зазорным. Ведь Павел его лучший друг.

* * *
На четвертом курсе институт потрясла удивительная история. Пашка-неудачник таки сумел поймать удачу за хвост — лучший друг Олега готовился к свадьбе! Да ни на ком нибудь, а на дочери самого декана!

Правда злые языки говорили, что был бы декан менее демократичным по характеру, парню-сироте точно ничего бы не светило. А так декан ценил в людях талант, умение учиться и желание трудиться. Пашка явно пришелся ему чем-то по душе. Да и любимая дочка, которую мужчина поднимал без жены, влюблена в парня была сильно. Так что семью занимали предсвадебные хлопоты, а свидетелем со стороны жениха должен был стать, конечно же, Олег.

Расходы на свадьбу полностью взял на себя будущий статусный родственник Павла. Гости у молодых практически все оказались общими, кроме приглашенных «шишек» из различных департаментов, как полагалось по статусу будущего тестя Паши.

Декан от широкой души пригласил еще и почти весь педагогический состав института, а так же много отличившихся студентов и друзей дочери. А вот родня была только со стороны невесты, Павел приглашать свою тетку отказался категорически.

* * *

В день свадьбы небо хмурилось, накрапывал мелкий холодный дождь, что совершенно не портило настроение молодым. После регистрации все переместились в лучший ресторан города, где по случаю церемонии был снят целый этаж. Устав от шумной музыки, слегка захмелевший Олег спустился вниз на перекур.

Смахнув с мокрой лавочки влагу и отчаянно шлепнувшись на нее прямо в костюме, он стал искать в кармане зажигалку и тут услышал за высокими кустами шиповника раздраженный голос Пашки.

— Я же просил тебя не приезжать! — судя по голосу друг был крайне зол.

— Ты зачем сюда приперлась? Опозорить меня хочешь? Праздник мне испортить?
— Ну как же, сынок… — Пашке отвечал тихий уставший, какой-то бесцветный голос пожилой женщины.

— Я же люблю тебя.
Олегу стало интересно, он развернулся в сторону говоривших и попытался их разглядеть поверх колючих веток. Пашка, нависнув коршуном, стоял над невысокой хрупкой женщиной. В руках она держала поникший букет хризантем и какой-то конверт, бумага которого уже успела намокнуть от мороси, что падала с неба.
— Я же просто поздравить приехала, а не испортить тебе праздник. — женщина попыталась заискивающе заглянуть Паше в глаза.

— Вот, денег привезла, собрала, сколько смогла. Ты же знаешь, что я работаю, стараюсь, лишь бы помочь тебе. Ты же единственный мой любимый сынок, Пашенька…
Женщина, очевидно не в первый раз, попыталась сунуть в руки жениха помятый тонкий конвертик. Пашка брезгливо взял его и заглянул внутрь, достал деньги и быстро стал пересчитывать мятые купюры. Раздраженно выкинув в урну смятый конверт, он сунул деньги во внутренний карман. Олегу стало противно на это смотреть и он, отвернувшись, опустился снова на лавку, нащупал зажигалку и закурил…
— А чего так мало? — услышал Олег недовольный голос своего друга.
— Так я, Пашенька не знала же, что ты женишься. — попыталась оправдаться Пашина мать.

—Ты же не пригласил меня, Машенька мне сказала, соседка. Она откуда-то узнала. Если бы заранее…Я бы больше успела собрать, а так сколько смогла. Все привезла, а сама как-нибудь уж… Доживу до пенсии…

* * *
Олег сидел как оглушенный. В его голове просто не укладывалось, что его друг стыдился своей матери. Стыдился настолько, что выдавал себя за сироту. Стыдился настолько, что не пригласил ее на свадьбу…

Докурив и поискав глазами, куда выкинуть бычок, Олег наткнулся глазами на…невесту и ее отца. Они молча стояли за спиной Пашки и все видели. Олег не знал, сколько они там находились, но у отца невесты были сурово сдвинуты брови, он придерживал дочь сзади за плечи, а по щекам девушки стекали то ли слезы, то ли капли дождя…

Олег поднял воротник пиджака повыше и втянул голову, прячась от холодных капель. Он быстро шел в сторону от ресторана. Шел не оборачиваясь. Было противно, обидно и…стыдно.

Олег даже сам для себя никак не мог определиться, что именно вызывает в нем такое пронзительное и неприятное чувство стыда. Стыд за друга, оказавшегося настоящим мерзавцем?

Стыд за себя, тайком наблюдавшего всю эту гадкую картину из-за кустов? Больнее всего было вспоминать добрые несчастные глаза Пашиной матери, заискивающе, по-собачьи заглядывают в лицо сына. Олегу никогда не забыть этого взгляда…

Конец

Автор: ИРИШКИНЫ КНИЖКИ

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

То, что они жили в одном городе, ничего не меняло. Сонечка не звонила и не писала, лишь изредка отвечала на смс-ки, которые Наталья Сергеевна отправляла раз в четыре дня. Не чаще – чтобы, упаси бог, не надоесть.
Отголоски далекой Сонечкиной жизни доносились до нее издалека: Сонечка все лето провела на даче; Сонечка занимается бальными танцами; Сонечке завели собаку. Даже эти скупые крохи Наталья Сергеевна узнавала не от девочки, а от ее матери – молодой нервозной женщины, после развода с упоением возненавидевшей не только бывшего мужа, но и его мать.
«Здравствуй, Соня! Сегодня в парке я видела двух белок, они кидались желудями. А потом маленький терьер загнал их на дерево. Как твои дела? Люблю тебя и очень скучаю. Бабушка».
«У меня все нармально».
Заразила ли оскорбленная Татьяна девочку своей ненавистью, или всего лишь привила ей штамм безразличия? Два года единственной ниточкой, связывавшей Соню и Наталью Сергеевну, были короткие телефонные послания: бесконечная односторонняя мольба о любви, телеграфная повесть об опустевшем доме, в котором от живых людей остались только фотографии. Сын Натальи Сергеевны сразу после развода уехал в другую страну, где с глухим облегчением забыл и дочь, и мать.
«Здравствуй, Сонечка! Сегодня я не удержалась и купила тебе прелестную куклу. Она разговаривает и поет колыбельные! Надеюсь, ты как-нибудь приедешь ко мне в гости, и тогда я подарю ее тебе. Бабушка».
«Я ни люблю куклы».
«Наталья Сергеевна, я устала повторять! Она не желает вас видеть!» Один раз откуда-то из глубины комнаты в телефонную трубку просочился детский голос, однообразно бубнивший: «Не хочу! Пусть она не приходит! Не хочу!»
Наталья Сергеевна выронила телефон и долго стояла над пищащим аппаратом, глядя на расплывающиеся обои.
«Дорогая моя Соня, у меня завелся игрушечный динозавр! Не знаю, любишь ли ты динозавров. Этот очень смешной, он умеет шевелить ушами. Что скажешь? Люблю тебя, обнимаю. Бабушка».
«Мне ни нада».
Ежа она встретила в конце июня, возвращаясь с планерки через лесопарк. Ёж был бородат и солиден, и для полного сходства с директором их музейного подразделения ему не хватало только портфеля. Он скрылся в кустах, а Наталья Сергеевна пошла своей дорогой, думая, что на последние десять сообщений Сонечка ничего не ответила.
Но сегодня был как раз четвертый день, и, вернувшись домой, она взяла телефон и набрала, не задумываясь:
«Милая Соня, у меня новость. В моей квартире поселился ёжик! Пришел сам. Назвала… – тут Наталья Сергеевна перевела взгляд на телевизор, где повторяли «Москва слезами не верит», и закончила: – …Гошей».
– Он же Гога, он же Жора, – вслух сказала она, следя глазами за Баталовым.
Подумала немного и дописала:
«Гоша удивительный! Он умеет улыбаться, представляешь? Обнимаю. Бабушка».
Телефон пискнул минуту спустя, и Наталья Сергеевна вздрогнула от неожиданности. Это просто спам. Конечно же, спам. Соня никогда не отвечает сразу.
«А што ищо он умеет?»
Первым порывом Натальи Сергеевны было приписать ежу все мыслимые способности. Но горе сделало ее осмотрительной. Бережно взяв лишь один драгоценный камешек, она осторожно прикрыла волшебную дверцу, за которой сияли несметные сокровища.
«Еще он умеет ставить колючки дыбом. Остальное я тебе завтра напишу, хорошо?»
Соня не ответила, но душа Натальи Сергеевны все равно наполнилась радостью.
Ночью она проснулась от ужасной мысли: краткий разговор ей приснился, как приснился и ёж на тропинке в лесопарке. Наталья Сергеевна схватила телефон.
«А что ищо он умеет?»
Она откинулась на подушку и чуть не заплакала от облегчения.
«Соня, здравствуй! Сегодня выяснилось, что Гоша пытается читать. Я положила перед ним книжку, и он носом перелистывал страницы».
Тишина, тишина, тишина… Видимо, она написала что-то не то. Или Татьяна увидела смс-ку и жестоко высмеяла тупую бабку.
Взззз! Вззз! – завибрировал телефон.
«А што он четал?»
Наталья Сергеевна перевела дыхание.
«Он читал замечательную книжку, называется "Динка". Написала ее Осеева. Ты читала, Сонечка?»
На этот раз пришлось ждать так долго, что она успела многократно раскаяться в своей выдумке. Татьяна, несомненно, сказала девочке, что ее бабуля – старая шизофреничка, и подробно объяснила, что это значит. Впрочем, нет, она всегда любила упоминать про стариков в маразме. Вряд ли для Натальи Сергеевны будет сделано исключение. «Назойливая маразматичка», – отчетливо проговорил в ее голове звенящий от ненависти голос.
Вззз!
«Не четала. Там про интересное? А што Гоша ест?»
С этого дня ёж прочно вошел в жизнь Натальи Сергеевны. О нем была ее первая мысль после пробуждения, а перед сном он приветственно махал ей лапой, обещая вернуться завтра. Удивительные его способности открывались каждый день.
«Дорогая Соня, очевидно, мне достался цирковой ёж. Чем еще объяснить, что он умеет кружиться под музыку? Наверное, сбежал от злого дрессировщика».
Месяц спустя переписка была в самом разгаре. Ёж уже приносил тапочки и имел ярко выраженные гастрономические пристрастия. Прославленный писатель, с каждой новой главой своего романа мастерски удерживающий внимание искушенного читателя, выглядел бы жалким плагиатором некрологов по сравнению с Натальей Сергеевной. Она вдохновенно держала интригу. Грамотно усиливала напряжение. Разворачивала борьбу характеров (у нее получилось научить ежа ходить в лоток, но ёж отстоял свое право мыть ноги в миске с молоком). На широкой колючей спине трудолюбивое животное тащило груз невысказанных слов и призрачных надежд, и Наталья Сергеевна с замиранием сердца ощущала, что ниточка, почти перетершаяся за два года, понемногу становится прочнее.
Конец роману в письмах был положен внезапно.
– Соня хочет приехать к вам в гости, – сказали в трубке сухо и холодно. – На три дня.
Это было фиаско. Отказать Наталья Сергеевна не могла – да и как можно, когда два года она мечтала лишь о том, что прозвенит звонок и смешливое золотое дитя, кудрявая девочка, когда-то насильно вырванная из ее жизни, переступит порог ее дома. Согласиться – значит раскрыть ее жалкий обман.
Соня ей этого не простит. Наталья Сергеевна понимала, что только благодаря ежу она вытащила счастливый билет.
– Наталья Сергеевна, что с вами? – испуганно спросила коллега. – На вас лица нет. При– сядьте-ка…
Измерили давление, и результат оказался таков, что начальство немедленно отправило Наталью Сергеевну на больничный. «Недельку дома посидите, отдохнете, восстановитесь». Наталья Сергеевна молча кивала – у нее дрожали губы. Перед глазами стояла картина: звонок, она открывает дверь – и девочка мчится от нее прочь, убегает все дальше и дальше, на этот раз навсегда.
Вернувшись домой, Наталья Сергеевна достала непочатую бутылку водки, которую держала в лечебных целях, трясущимися руками нацедила полную рюмку и залпом выпила. Подействовал не столько сам напиток, сколько ритуал – понемногу Наталья Сергеевна пришла в себя и обрела способность рассуждать.
Итак, ежа нет – это непреложный факт.
О, если бы силой мысли она могла вызвать к жизни проклятое животное! Но даже самого горячего желания было недостаточно для материализации Гоши, умевшего приносить тапочки, читать книги и кружиться под звуки вальса.
Какой попало ёж не подойдет, и это тоже факт. Девочка непременно захочет увидеть героя их романа по переписке.
«Господи, пусть хотя бы тапочки приносил, и хватит с него!» – мысленно простонала Наталья Сергеевна.
Солгать, что ёж убежал? Представив, с каким злорадством будет разъяснен ее обман торжествующей матерью девочки, она содрогнулась.
Но следом за способностью соображать к ней вернулась и способность действовать. До приезда Сонечки оставалось совсем немного. Надо торопиться.
Час спустя Наталья Сергеевна в своей самой эффектной летней шляпе выходила из такси перед большим круглым зданием, увенчанным стеклянным куполом. «Новая программа! – гремели афиши. – Только у нас!» С заклеенной тумбы скалились гривастые львы, били копытами мускулистые лошади, слоны вздымали хоботы – и под всем этим безумным звериным великолепием скромная надпись обещала: «А также дрессированные ежи».
– Поймите, я его верну! – клялась Наталья Сергеевна, умоляюще прикладывая руки к груди. – Всего на три дня!
– Я вам в тысячный раз говорю! – побагровевший толстяк едва сдерживался, чтобы не вышвырнуть ее из кабинета. – Мы не раздаем своих животных!
– У вас их двадцать!
– И все двадцать тупые, как полено! – заорал он. – Поголовно! Козинцев ими жонглирует, но с таким же успехом мог бы подкидывать репьи! А вы… вы… Нет, это смешно!
Он упал в кресло, обмахиваясь платком.
– На три дня, – проникновенно сказала Наталья Сергеевна. – Любые деньги. Умоляю!
…В вестибюле, понуро бредя мимо гардероба, она вдруг краем глаза заметила высокую фигуру, следующую за ней. Фигура нарочито шаркала, сутулилась, и голову ее венчала дурацкая летняя шляпа со скособоченными полями. Передразнивание было столь явным, что Наталья Сергеевна обернулась и гневно уставилась на преследователя.
Это была она сама. Отражавшаяся в одном из бесконечных зеркал вестибюля.
Наталья Сергеевна несколько минут потрясенно смотрела на себя, и наконец ее губы тронула горькая усмешка. Сумасшедшая старуха в нелепом головном уборе, устаревшем на добрых двадцать лет… Реликтовый выползень, как называл таких ее сын.
Но ведь она еще не старая!
Старая, сказали зеркала. Старая и жалкая.
Наталья Сергеевна вспыхнула, торопливо сняла шляпку и вышла, на ходу сминая ее в сумочке.
Следующей ее целью стала кирпичная пятиэтажка на окраине города, окруженная мусорными кучами, неумолимо смыкавшими ряды. Сквозняк шнырял между ними и копался в объедках. Наталья Сергеевна на всякий случай сверилась с газетой. «Питомник домашних ежей», – обещало краткое объявление. Адрес был правильный.
Вонь ударила в нос, едва она зашла в подъезд, и не привычный смрад мусоропровода, а тяжелый звериный дух.
Не открывали долго. Наталья Сергеевна звонила, звонила, звонила, и в конце концов ей стало казаться, что из-под двери наружу через незаметные глазу щели сочится зловоние, обретая отчетливый грязно-желтый цвет.
Наконец внутри завозилось. Дверь распахнулась, и мужчина в трико уставился на Наталью Сергеевну мутным левым глазом. Правый заплыл и поражал многоцветной синевой.
– Чо?
– Здравствуйте, – с трудом сказала Наталья Сергеевна, стараясь не дышать. – Я по объявлению. У вас есть ежи?
Хозяин выдал несколько идиом, свидетельствующих о том, что ежи, безусловно, есть, но их существование омрачает его и без того полную тягот жизнь.
– …до хера, – закончил он и, пошатываясь, отступил.
Наталья Сергеевна осторожно шагнула внутрь.
Вдоль стен громоздились клетки. Отощалые кошки, подбитые тусклые вороны, хорек с безумным взглядом – она миновала их всех и наконец, остановилась возле ежей.
Грязные косматые шары неподвижно лежали на слипшихся от мочи опилках.
– По стольничку отдам, – прохрипели сбоку. – Двух за полторашку.
Наталья Сергеевна развернулась, обогнула мужчину, стараясь ни до чего не дотрагиваться, и вышла.
На Птичий рынок она добралась, когда уже смеркалось, и долго бродила среди павильонов, отворачиваясь от замусоленных котят, щенков и ярких, как тропические фрукты, попугайчиков.
Ёж нашелся у самого выхода.
– Умный, умный, – заверила, улыбаясь, милая пожилая женщина. В глубине рта предостерегающе сверкнул золотой зуб. – Берите, не пожалеете.
Наталья Сергеевна молча достала кошелек.
Дома ёж нехотя выбрался из корзинки и мрачно удалился под батарею.
Двигался он нетвердыми шагами, часто останавливался и вздыхал, словно преисполнившись невыносимого отвращения ко всему окружающему. К мясу и молоку оказался безразличен, до сырокопченой колбасы не снизошел. Под батареей он долго кряхтел, вонял и наконец уснул.
Наталья Сергеевна посмотрела на тапочку, приготовленную для уроков дрессировки, и засмеялась.
Утром, еще до завтрака, она положила ежа в корзину и быстро дошла до лесопарка. Выпущенный на траву, ёж некоторое время озадаченно сидел, а затем двинулся к ближайшим кустам.
Наталья Сергеевна посмотрела ему вслед и заплакала – первый раз за эти два года. Слезы, не принося облегчения, все лились и лились, платок промок насквозь, воротник блузки набух от соленой влаги, и она все плакала и плакала, и со слезами вымывались из нее мечты о тихой счастливой жизни рядом с девочкой, растущей на ее глазах, о воскресных походах в театр, о совместных прогулках в осеннем парке и засушенных листьях, которые так хорошо доставать зимой из объемной энциклопедии, о чтении вслух, о руках, обнимающих ее перед сном, о легком дыхании ребенка, уснувшего в ее кровати.
Наконец она обессилела и замолчала. Ёж сидел под кустом, равнодушный к ее горю. Затем встал, сделал шаг, повалился набок и издох.
Наталья Сергеевна вытерла слезы и озадаченно подошла ближе.
Ёж, без сомнения, был мертв.
Не меньше минуты она бессмысленно смотрела на него. И вдруг, пронзенная внезапной мыслью, кинулась к расслабленному тельцу, схватила его и бросилась домой, забыв корзину и не ощущая боли в исколотых пальцах. Она промчалась мимо соседки, не заметив ее, и диковато рассмеялась в ответ на приветствие консьержки.
– Наталья-то наша совсем тю-тю, что ли? – вполголоса поделилась соседка.
Но Наталья Сергеевна была вовсе не тю-тю. Измученный ум ее впервые за последние сутки работал как никогда быстро и ясно.
Когда два часа спустя в квартиру позвонили, Наталья Сергеевна распахнула дверь. Лицо ее было залито искренними слезами, а в голосе звучало неподдельное страдание, когда она, протянув коробку с ежом, горестно всхлипнула:
– Сонечка! Гоша погиб!
Девочка, широко раскрыв глаза, уставилась на ежа. По лицу ее пробежала молниеносная гамма чувств: оторопь, недоверие, изумление, ужас… И сменилась сочувствием.
– Бабушка! – заплакала Соня и бросилась обнимать Наталью Сергеевну.
Они похоронили ежа в дальнем тенистом углу парка, а на табличке написали: «Ёжик Гоша, лучший и умнейший из ежей». Соня своими руками посадила на могилке бархатцы, купленные возле метро, а Наталья Сергеевна выложила оградку из камней.
– Я с ним так и не познакомилась, – всхлипнула Соня.
– Я тебе все-все-все про него расскажу, – пообещала Наталья Сергеевна.
Следующие три дня прошли под знаком Гоши. Наталья Сергеевна в красках повествовала о его краткой, но выдающейся жизни, о его увлечениях и о героической смерти в зубах напавшего на нее свирепого пса. Соня слушала с открытым ртом и отказывалась засыпать без новой истории.
У Натальи Сергеевны открылся талант рассказчика. Девочка захлебывалась смехом, когда бабушка живописала его купание в ванной, и замирала от страха, когда Гоша учился ходить по натянутой веревке. Она три раза заставила повторить рассказ о том, как Гоша учил буквы, а после они вместе прочли «Динку» от корки до корки.
– Бабушка, это прекрасная книга! – очень серьезно сказала Соня. – Я понимаю, почему Гоша выбрал именно ее.
Мертвый ёж сплотил их так, как никогда не сплотил бы живой, ибо он был совершенен. Идеал, которого никому не дано достичь. Лучший из возможных ежей.
Перед отъездом, когда присланный Татьяной шофер уже убирал в багажник розовый чемоданчик, Соня порывисто обняла Наталью Сергеевну и долго не разжимала рук.
– Ты приедешь еще, Сонечка?
Девочка отстранилась и удивленно взглянула на нее.
– Бабушка, ты что! Конечно, приеду!
«Но ведь я теперь без Гоши…» – мысленно напомнила Наталья Сергеевна.
– Ты же теперь без Гоши, – совсем по-взрослому сказала Соня.
Когда машина скрылась за углом, Наталья Сергеевна перестала махать ей вслед и опустилась на скамейку.
– Реликтовый, значит, выползень, – вслух сказала она и тихонько засмеялась.
Она долго сидела, щурясь под лучами раннего солнца. Было тихо, спокойно и немного безжизненно, как бывает только городским летним утром на переломе к сентябрю, и где-то в глубине садов уже вызревала осень, Наталья Сергеевна больше не боялась ее. Будут кленовые листья в складках древней энциклопедии, и театр по воскресеньям, и шоколадное пирожное в их любимой кофейне, и тайны, и шепот, и смех, и вечное счастье.
Наконец она встала и медленно побрела в парк.
«Ёжик Гоша, лучший и умнейший из ежей»немного покосился. Пришлось поправить табличку, вернуть на место пару камешков, смытых вчерашним дождем и вырвать мелкую нахальную крапиву, пробивавшуюся среди бархатцев.
Наталья Сергеевна уже собралась уходить, когда вспомнила кое-что.
Она достала из сумки забытую шляпу, надела и старательно расправила смятые поля.

Елена Михалкова

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

— А я говорила Наташе: «Наташа! Не ссорься с Любой, будет провоцировать — улыбайся, шути, тему меняй. Сама не нарывайся, отец пока в розовых очках, никого не слышит, не видит!» Как говорила, так и получилось, — вздыхает Татьяна Игоревна.

***

У Татьяны Игоревны внук и внучка. Мать старшей внучки, 20-летней Наташи, была первой женой Даниила. А Люба, мать 2-летнего Марка, — «действующая» жена.

Девять лет с момента расторжения брака с матерью Наташи Даниил прожил один. Платил алименты, забирал дочку к себе на выходные и каникулы, ездил с ней за границу, ни в чём не отказывал.

— Сын даже мне не сказал, что у него постоянная женщина появилась, — вспоминает Татьяна Игоревна. — Наташа рассказала: приехала к отцу, а он её познакомил с этой Любой. Я сыну позвонила, спросила, серьёзно ли у него, он ответил, что женится.

Татьяна Игоревна с будущей невесткой познакомилась, и осталась не в восторге: моложе Даниила на добрых 15 лет, без образования, без жилья.

— Да, красивая, но таких — пруд пруди, теперь на каждой жениться? — шепнула женщина сыну, на что ей было сказано не лезть в личную жизнь.

Свадьба была скромной. Наташа приглашение папы проигнорировала — девушка была очень зла на женщину, которая «захапала» её близкого человека.

— Наташа мне звонила, плакала. В гости к отцу стало — как в тюрьму строгого режима: «Люба чутко спит — сериалы смотри в наушниках. Люба мясо не ест — зачем ты сосиски купила? Ешь то, что готовит хозяйка этого дома». Разумеется, Наташа начала вредничать, она же была ребёнком (17 лет на момент знакомства Наташи и Любы— прим. авт), это сыну и невестке надо было как-то найти подход к девочке.

Вредничество Наташи проявлялось только в одном: она упорно называла Любу Людой. Когда отец её поправлял, девушка легкомысленно пожимала плечами:

— Ой, простите, забыла!

Люба только улыбалась дочери мужа, а Даниил мотал всё на ус, и потом, наедине, требовал от дочери уважения к его супруге, обещая принять меры, если этого не случится.

— Сын внучке ещё на 16-летие пообещал, что если она хорошо окончит 11 классов, то он подарит ей машину, — рассказывает Татьяна Игоревна. — Наташа даже сразу, как только ей исполнилось 18 лет, в автошколу пошла! Одновременно и в обычной школе училась, и в автошколе, везде успевала! Она у нас умная девочка.

Пока Наташа постигала нелёгкую науку вождения автомобиля, положение Любы стало видно невооружённым глазом. Сразу Даниил с супругой ничего никому не сказали, а когда все узнали о беременности, то, кроме поздравлений, Даниил с Любой услышали и много нехороших вещей.

— Так и спросила: «Куда тебе ребёнок? В 48 лет-то?» А он стоял и улыбался. Кроме Любы и мыслей о будущем младенце, в глазах ничего не было. Дочь почти взрослая, впору дедом становиться, а он решил ещё раз радость отцовства испытать! — говорит Татьяна Игоревна.

Реакция Наташи тоже была далека от позитивной: девушка обвинила «Людку» в распутстве, сказала, что она — точно ребёнок своего отца, а вот что растёт в животе «Людки» — вопрос. Свою речь девушка произнесла при отце.

— Любовь, Наташа, мою жену зовут Любовь, неужели никак запомнить не можешь? Люда — Людмила, Люба — Любовь, — устало повторил мужчина, взял дочь за ухо и выпроводил её из квартиры, на прощание сказав, что она не переступит порог этого дома, пока не пересмотрит своё поведение.

Через несколько дней Наташа позвонила папе, попросила у него прощения. Мужчина сказал, чтобы девушка извинялась не перед ним, а перед человеком, которого она обидела. Наташа приехала, извинилась: она попросила прощения, снова назвав жену отца Людой. Даниил поправил дочь, на что вновь услышал короткое «простите, забыла».

— С памятью проблемы? — задумчиво спросил у Наташи отец, на что девушка закивала головой.

— Решим! — пообещал он.

Окончание школы, отгремел выпускной. Даниил выбирал машину, Наташа прыгала от восторга, скидывая отцу ссылки на авто, которые ей нравились.

Наступил день, которого Наташа ждала: отец позвонил, сказал, что привезёт подарок на окончание школы.

— Мы все собрались. Я, первая невестка, Наташа, её молодой человек. Стол накрыли — такой повод! — Татьяна Игоревна прикрыла глаза, будто воссоздавая в памяти события того дня.

— Сын приехал с цветами и коробочкой. Все думали, что в коробочке ключи от машины. Наташа, пока отца слушала, всё в окно выглядывала, пыталась угадать, какая для неё. Сын закончил поздравлять внучку, протянул ей коробочку.

Наташа её открыла. В коробочке была банка с витаминами. Такая тишина стояла, никто ничего понять не мог, сын неожиданно сказал, чтобы Наташа пила витаминки, ещё сказал, что они для памяти полезны, и ушёл. Я еле внучку успокоила, у неё такая истерика была!

Потом, в результате расспросов, всплыли подробности о «Люде» и мнимых проблемах с памятью. Мать и бабушка Наташи звонили Даниилу, взывали к его совести, но их усилия оказались тщетными: мужчина твёрдо сказал, что проблемы с памятью дочери надо решать в первую очередь, а то вдруг она забудет, какой сигнал светофора запрещает движение.

Почти через месяц после того дня Люба родила крепкого мальчика. Татьяна Игоревна, искренне горюя из-за внучки, выписку внука из роддома всё-таки решила не пропускать. И как же она удивилась, когда возле подъезда Даниил вручил супруге ключи от автомобиля, на котором было написано «Спасибо за сына!»

— Вот так. Внучке машину обещал — обманул, банку с витаминами подарил. А второй жене — машину, и ровно через месяц после того ужасного дня, который пережила внучка. Наташа сильно на отца обиделась, вычеркнула его из жизни, не звонит, не приезжает, меня начала сторониться. Сын весь во внуке, даже отпуск брал, чтобы Любе помогать. Радостно смотреть на счастливого сына, но очень обидно за внучку, — закончила свой рассказ Татьяна Игоревна.

Автор Не Лапша

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.