Деревенские зарисовки. Рассказ Татьяны Рудаковой

размещено в: Деревенские зарисовки | 0
Деревенские зарисовки

 

А за путного чего не пойти  

Одинокая бабушка. Возраст – уже за восемьдесят. Но бодрится. А речь настолько яркая, что хоть записывай каждое слово. Спрашиваю:  

— Ты ведь давно овдовела. Не старая ещё была. Почему снова замуж не вышла?

— Наезжали, сватались… Приедет такой, начнёт: — «У меня, дескать, дом большой, да давно не белено. Скотинку тоже имею, управляться одному надоело»…

-Ну, думаю, не поймал птичку, а ощипать берёшься. В работницах живи, да слова не скажи. Уж я как-нибудь сама. Хоть и съем солёно, да не укорёно.
А, помедлив, старушка выдала: «Путненького не нашлось. А кабы к душе кто припал, чего же не пойти …»

Что-то кавалеры не заглядывают

Весенним ласковым деньком подкрашиваем наличники у одной бабушки. Подошла соседка, навалилась тяжёлым телом на палисадник и с ехидцей выдала:  «За мосток собираться пора, а она красоту наводит…»
  А за мосточком у нас кладбище. У меня сердце упало от такой бестактности.

А бабуся моя, повернув голову, отвечает: «Да вот что-то кавалеры на мои окна перестали заглядывать. Может, хоть так кто посмотрит…»
И от лёгкой шутки настроение у всех снова становится весенним.

И собаку в няньки

На лавочке, в тени тополя, за солнышком, сидят дед и бабушка. А мимо по раскалённому от зноя асфальту  дефилируют юные мамочки с колясками. Детишек от жары совсем разморило. Дед смотрит на них и говорит:
— Теперь чего ж не рожать? И отпуск дают, и деньги. А вот меня мать летом родила, как раз в сенокос. На покос надо ехать, а меня куда?

Взяли с собой вместе с зыбкой. Повесили зыбку на берёзку, и к тому же суку собаку привязали. Я зареву, родители собаку погаркают. Она задёргает верёвку, которой привязана. Сук зашевелится. Зыбка затрясётся – закачается. Я и замолчу. А что поделаешь – работа ждать не будет».

Правнуки не послушались
 
Дед мой, проживший почти полный век, видавший и революцию, и гражданскую войну, и коллективизацию, и Великую Отечественную прошедший, всё наказывал своим правнукам, двум братьям подросткам:
 
— Вы, ребята, только к куреву не привыкайте. Дома-то оно ещё ничего. А коли в чужой стороне, да на войне? Было дело – последний кусок хлеба на табачок меняли. А то ещё просят: «Дай хоть губы обжечь…»  
 
А пареньки пристают: «Дедушка, а ты совсем курить не пробовал?». Заулыбается старый: «Да как же пробовал…» И рассказывал такую историю:
 
— Единолично ещё жили. Папирос-то не было. Мужички табачок самосад курили. А у нас семья двоеданская. Никто не курил, и табак не садили.
 
Я же решил попробовать, тайно от всех. Сделал длинный крючок из проволоки и надёргал табаку из соседского огорода.
 
И надо было его высушить, да чтобы отец с братьями не увидели. А в конце нашего огорода рос большой тополь.
Я и развесил на ветках среди листьев пучки табака. Хорошо: и на ветерке, и за солнышком, и никто не  видит…
 
Ну, развесил, а потом и забыл. Пришла осень. Листья с тополя облетели, а на ветках висят ярко-зелёные пучки табака.
Тут меня отец на всю жизнь и от курева, и от воровства отучил…»
Посмеялись правнуки над рассказом старика.
А совета не послушались. Выросли да оба курят.
Обида
 
Зимнее солнце яркими красками играет на обледеневших окнах. Острый ветер чем –то надоедливо стучит по крыше, подвывает и, кажется, проходит сквозь стены старенького домика.
 
Сухонькая старушка в фуфайке и тёплом платке, как всегда, встречает меня у кухонного стола. Спрашиваю:
— Всё тепло выдуло?
Отвечает:
— А моя горница с богом не спорница. Если на улице тепло, то и у меня тепло. Если холодно, то и у меня холодно. А уж коли ветер, то совсем беда.
 
Немного отогревшись у растопленной печки, начинает рассуждать:
 
— Удивляюсь я на нынешних женщин. Чуть что не так, давай мужа из дома выгонять. Не подходит, мол, он мне.
 
Раньше-то такой моды не было. Уж как меня муж обижал. И бил спьяну, и изменял, и ревновал к каждому столбу. Но ведь не уходил. Стало быть, со мной жить хотел. А я и прощала всё, так и жизнь прожили.
 
Одну только обиду всю жизнь простить не могу. Да и сейчас всё, как поднесёно, помнится.
  На восемнадцатом году привёл он меня в свой дом. Свекровка вредная попалась. Всё ругалась:
 
— Выпучит свои сини глазищи, как у белой коровы.
А я всё думала, каки — таки глаза особенные у белой коровы.
А вскоре я беременная стала. Прихоти на еду начались. А какая уж еда сразу после войны.
 
Вот и прихотелось мне селёдки. Прямо хоть на стенку лезь. А мужик мой ездил куда-то по работе. Да и выпросил у кого-то маленькую ржавую селёдинку.
 
Привёз, значит, её домой. Отрезал кусочек матери, кусочек себе, ну и мне маленько досталось.
Я проглотила, даже вкусу не почувствовала, и косточки облизала.
Встала из-за стола. А слёзы из коровьих-то глаз, не касаясь щёк, текут.
Мужик перепугался:
 
-Где больно? Кто обидел?
А я, захлёбываясь от рёва, говорю:
 
— Знал ведь, что я хочу селёдку. Сам-то зачем ел?
А на него смех напал:
 
— Да откуда я знал-то? Чего сразу не сказала?
 
Вот и теперь, как не поспится ночью, да полезут всякие мысли в голову, сразу эта обида вспоминается. Всё простила, а вот этот съеденный кусочек  селёдки не могу ему простить.
 
Татьяна Рудакова
                                                                         С. Дальняя Кубасова
Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.

Автор публикации

не в сети 3 месяца

Татьяна

Комментарии: 1Публикации: 7897Регистрация: 28-12-2020
Поделиться с друзьями:

Добавить комментарий