В начале восьмого Сапсан прибыл в Питер. Москва позади. Дина вышла на перрон и выдохнула. Она очень устала. Она устала на 12 лет. Она устала, казалось, навсегда…
Позади была не только Москва. Позади были четыре могилы. Родители. Муж. Стелла — собака, пережившая на её любви и мастерстве все даже невозможные свои земные сроки.
Ей хотелось сюда…давно хотелось. Питер всегда был для неё ВНЕ обыкновенной будничной жизни. Дина берегла этот город для того, чтобы прятаться в нём, отогреваться, целить свои рваные раны, не показанные никому…
Она медленно спустилась в подземный переход, покачнувшись слегка от внезапной слабости. Сумку с плеча рванули отточенным движением. Она не поняла кто, только молча прижалась к холодной стене, закрыв глаза. Внутренний голос спокойно перечислил: паспорт, обратный билет, все карточки, наличка, ключи, распакованный в честь поездки Герлен…
Оказавшись на улице, Дина расплакалась. Так, как не плакала очень давно, а быть может, вообще никогда. Нельзя было. Надо было держаться…всегда держаться…во что бы то ни стало держаться… Но больше она не смогла. Разрешила себе. Плакала громко и без внутренней цензуры…плевать было на цензуру. Дважды её спросили, что случилось…кто-то протягивал бутылку с водой, салфетки, предлагал помощь, но она просто шла вперёд и плакала.
Когда первое отчаяние чуть заглохло, Дина остановилась, чтобы отыскать в дорожной сумке бумажные платочки, но рука застыла на молнии, потому что рядом тоже кто-то плакал…
Она вскинула голову, огляделась… Впереди, возле небольшой аллеи на коленях стоял немолодой мужчина и плакал, тормоша задыхающуюся собаку. Он пытался поднять её и нести, но она дёргалась и рвалась с поводка.
— Фрэнк…что с тобой…пожалуйста…дыши…
Рыдания душили его, руки тряслись, рядом валялся мобильный…
Дина сразу всё поняла и бросилась к ним. Оттолкнула мужчину. С внезапной силой перевернула собаку, обхватила её со спины, одну ладонь сжала в маленький крепкий кулак и упёрлась им в нижний край вздрагивающей грудины, второй рукой захватила локоть, образовав кольцо…начала сдавливать, перемещаясь то вперёд, то наверх…приём Геймлиха, мастерство не пропьёшь…
Через минуту всё было закончено: из пасти ретривера выпала какая-то пластмассовая фигня от детской игрушки, и он успокоился, хотя страх ещё не ушёл из его наполненных слезами глаз. Пёс благодарно посмотрел на Дину и прижался к бедру хозяина…
— Вы кто? — ошеломлённо спросил он.
— Ветеринар, — просто ответила она. Их взгляды встретились…
Мы говорили с ней четыре года спустя, в той же аллее. Фрэнк бегал где-то рядом.
— Ты знаешь, — улыбается Дина, — когда украли сумку, я подумала вдруг, что вот и Питер выплёвывает меня…и ничего меня больше не ждёт…значит, надо просто принять это точно так же, как я принимала все свои беды. И вдруг — счастье. Разве бывает оно тогда, когда тебе почти пятьдесят и уже всё, что могло быть, было?
— А откуда ты знаешь, что уже всё было? — улыбаюсь в ответ я.
Откуда нам вообще это знать, друзья мои, если ничего не заканчивается до тех пор, пока мы дышим?
Дышите. И никогда не определяйте сроков своего счастья…оно, как-нибудь, само…
Отец ушёл потому, что узнал о мамином романе с коллегой. Дома случился страшный скандал.
— А что ты хотел? Я всё время одна да одна! Ты на работе на своей днями и ночами. Я женщина, мне внимание нужно!
— Что ты скажешь, если я твоего внимательного Ромочку посажу? Подкину ему чего-нибудь, и закрою, а? – с холодным бешенством спросил батя у матери.
Он служил опером в полиции.
— Ты не посмеешь! Не посмеешь! Ты сам всё разрушил.
Мать села на диван и заплакала. Отец уже почти сложил свои немногочисленные пожитки и направился к выходу. Я стоял у двери, ведущей из коридора в гостиную, готовый лечь на пороге, чтобы не выпустить отца. Что за глупость? У нас всегда была дружная, хорошая семья. Мать с отцом никогда не ссорились, шутили одинаковые шутки и вместе смеялись над ними. Да, батя много времени проводил на работе, часто возвращался оттуда жутко уставшим, с одним желанием: выспаться. Но то время, когда нам удавалось побыть семьёй, говорило о том, что у нас всё хорошо! Как же мать додумалась так всё испортить?! И неужели отец не простит?
— Глеб, не уходи. – с тоской сказала мать, оторвав ладони от лица. – Прости меня! Не уходи. Витя, да не грей ты тут уши!
Но я не сдвинулся с места. Встал в проходе. Мне, тогда двенадцатилетнему, казалось, что мне удастся помешать им порушить то, что я считал счастливой семьёй.
— Вить, пропусти. – серьёзным тоном велел отец.
Такой тон я слышал у него, когда он звонил по работе. Не дома. Не с нами.
— Не уходи! – попросил я.
— Дай мне пройти!
Всё с той же интонацией.
— Пап… а как же я?
Он отодвинул меня, как мебель, и вышел из квартиры. Мне казалось, что он так торопился уйти, чтобы ничего не натворить. Не просто чтобы не ударить мать сгоряча, а у него ведь было табельное. Глаза отца горели таким гневом, что он тогда правильно ушёл. Я теперь это понимаю. А в тот день он стал для меня человеком, который отодвинул меня с дороги как стул. А мать стала той, кто создал этот кошмар в нашей жизни.
Рома оказался, естественно, козлом, и тоже бросил мать следом за отцом. Она оказалась в ужасной ситуации. Муж ушёл, любовник бросил, сын винит в уходе отца. Ей было непросто, а тут я ещё…
Я рано начал гулять допоздна, связался с плохой компанией. Сначала были мелкие кражи, потом мы начали наглеть. Взяли нас на ограблении какого-то мажора – не всех. У него была охрана, они успели поймать двоих, меня и Славку. Отец, который был к тому времени начальником у себя в оперативном, приехал в отделение, где держали меня. Фамилия у нас была редкая – Сорока – и отчество не Петрович, а Глебович. Кто-то был знаком с отцом, вот и позвонил.
— Выходи. – бросил мне отец.
— Да пошёл ты. – процедил я сквозь зубы.
Он выволок меня из камеры.
— А Славян? – завопил я, отчаянно сопротивляясь.
Отец заволок меня в допросную и пару раз крепко врезал по лицу. Размазывая кровь пополам со слезами по лицу, я ненавидел его всё острее.
— Тебе сколько уже?
— Чего? – не понял я.
— Лет сколько? Пятнадцать?
Мне стало смешно.
— Поздравляю! Ты не знаешь, сколько лет твоему сыну!
— Да потому, что ты не мой! – заорал он мне в лицо. – Я Галку беременной замуж взял. Думал, будет мне хорошей женой. А она как была – тут он грубо выругался – так и осталась.
— А кто мой отец? – тупо спросил я.
Он дал мне носовой платок и бутылку с водой, я вытерся. Глеб сел напротив и сказал:
— Прости, что я тебя ударил. Ты меня очень расстроил. Думаешь, у меня дел своих нет?
— Так иди и делай свои дела. – буркнул я.
— Вить… по документам ты мой. И алименты я твоей матери плачу исправно. Но если так всё дальше будет катиться – я откажусь от тебя. Пусть тебя закрывают – какое моё дело, в конце концов?
— А сейчас?
— Что сейчас?
— Ну, сейчас… не закроют?
Он помотал головой.
— А Славка как же?
— Слушай, у Славки свой батя есть. У них зажиточная семья. Разберутся. Ты лучше о своей жизни подумай. Я вот не пойму, вам в тюрьме чего, мёдом что ли помазано? Думаешь, там не жизнь, а малина, поди? Так вот, это ад! Малолетка – ад в кубе.
Я в тюрьму не хотел. Мне было просто тоскливо и больно жить, больно смотреть на мать. Вот я и… отвлекался. Этими мыслями я и поделился с Глебом.
— Короче, выбор за тебя никто не сделает. Или ты начинаешь жить нормально – учиться и думать о будущем. Или по кривой дорожке, в конце которой, как правило, плохо кончают. Не хочешь в тюрьму – меняй своё поведение. Свободен.
Я пошёл к выходу. У двери меня остановил голос отца:
— И мать не вини. В разводе всегда оба виноваты. А то, что я тут про неё крикнул – это на эмоциях. Забудь.
— Глеб… батя, вы же любите друг друга! Может помиритесь? – безо всякой надежды спросил я.
— И про это тоже забудь, сынок.
Пацаны из нашей компашки отпускать меня не хотели. Пришлось пару раз подраться и походить с синяками. Но я отбился. Славку отец отмазал на условку, и он вернулся к прежним делам. Я же сделал выбор.
Мать простил. Очень постарался. Хотел поинтересоваться, от кого она меня родила, но почему-то не стал. Некогда мне было раскопками заниматься, по учёбе я отрастил такие хвосты, что исправление оценок занимало всё время.
Я успел исправить успеваемость и подал документы в несколько разных учебных заведений МВД.
— Ты спятил? – возмущалась мать. – Это же не жизнь! Вспомни отца! Это не жизнь.
Отца я часто вспоминал. Но видеться мы не виделись. Как-то негласно, и без обид. Получив вышку и выпустившись лейтенантом, я поехал к нему без звонка. Я ничего не хотел от отца, кроме того, что показать ему: я сделал правильный выбор. Я не пошёл по кривой.
Батя по-прежнему был начальник опер. отдела. Дальше не продвинулся. Видимо, его всё устраивало. Я заглянул в кабинет.
— Да ты чего, сынок. Ты это… вольно. Проходи, рассказывай.
Отец поил меня чаем. Предложил коньяку, но я отказался. Мы проговорили, наверное, час. Изредка Глеб отвечал на звонки по работе. Виски у бати стали совсем седыми, лицо прорезали морщины. Этот чужой, и родной в то же время, человек сидел в кресле, глядя на меня со слезой в глазу. Смахивал её. Эк его пробрало! С чего бы? Я поделился своими успехами и планами. Обсудили футбол и политику. Пора было прощаться.
— Ладно, пап, пойду я.
Встал.
— Погоди. Погоди, куда ты пойдёшь? Не уходи. – Глеб встал.
– Давай к нам в отдел, а?
Я задумался. Хотелось ли мне работать под его началом? Наверное, да. Наверное, все эти десять лет я скучал. Десять лет, мать его. Я сел обратно на стул.
Беглянка * — Федя, ты сильно занят? Поговорить надо.- Света стояла возле дивана, на котором лежал муж и что-то смотрел по телевизору. Смотрел без интереса, явно, думая о чём-то своём. Он любил так отдыхать вечером после трудового дня – святой вечер требует безделья, шутил он. — Надо так надо. Давай поговорим. – Он сел на диван, не выключая телевизор. Она примостилась рядышком. — Федя мне ответ из клиники пришёл. Меня примут на обследование сразу после майских праздников. Желательно , конечно, вдвоём. Но можно и одной пока. — Какое обследование? Ты больная? — Нет. Обследование почему мы ребёнка не можем родить, прожив 5 лет? Я же тебе говорила, что писала в клинику. — А… Ты про это… А может давай всё-таки сами ещё «поработаем» над этой проблемой? Может, просто не время было ещё? А то врачи, уколы, лекарства. Что может родиться после этих процедур? — Но, ведь, пять лет….- Света опустила голову, стараясь не заплакать. — Ладно , не кисни. Решила ехать, поезжай, обследуйся. Может и правда чего умного скажут. — Деньги нужны. Это платная клиника. — Да где же их взять деньги? Возьми те, что отложены на чёрный день. — Хорошо! А недостающие я найду. Золото, кольцо, серёжки и крестик в ломбард сдам или займу до получки у кого –нибудь! Ну, ты только не злись, ладно? Ты же хочешь, чтобы у нас был ребёночек? Света прижалась к его сильному плечу, обвила шею руками, поцеловала.
Он загорелся мгновенно и на диване теперь лежал не один и занят был не просмотром скучных программ. А Светланка таяла в его сильных руках, растворялась в нём, сгорала с ним в огне желания и тонула вместе с ним в омуте страсти. Следующие две недели Светлана готовилась к отъезду – пошила новый халатик для того, чтобы в клинике выглядеть прилично; выпросила на работе неделю отпуска в счёт тарифного; наготовила котлет, пельменей, блинов и забила всем этим провиантом морозилку, чтобы любимый муж не голодал ту неделю, когда её не будет дома; заняла денег у подружки Галки, муж которой был на заработках в другом городе и деньги, у которой, были всегда. И ближе к концу мая отправилась в областной центр на обследование в клинику репродуктивных технологий. Неделя пролетела быстро. Тесты, анализы, какие-то уколы, осмотр серьёзными специалистами. И вот её приглашают на беседу к ведущему врачу клиники, профессору.
У неё дрожат коленки, и лицо от переживания покрылось красными пятнами, но она мужественно преодолевает страх и отправляется выслушать приговор. — Светлана Ивановна, Вы прошли полное обследование и результат таков – Вы совершенно здоровы. И для того, чтобы ответить, почему Вы, при этом, не можете зачать ребёнка, нужно обследование вашего мужа.
Да, я знаю, что мужчины тяжелее идут на контакт с врачами в таком щекотливом вопросе. Но без этого не обойтись. Вот выписка вашего обследования. Там есть небольшие рекомендации. Но, повторюсь, нужно подтверждение здоровья мужа. Всего доброго.
Профессор встал, протянул пару листов белой бумаги, которые были заполнены печатным текстом. Светлана не знала радоваться ей или плакать? Она здорова! Но одна она ребёнка не родит. Значит, надо приложить все усилия и убедить Федю пройти обследование. Он любит её, значит согласится.
Вот только деньги. Ничего, придумаем что-нибудь! И она начала торопливо собирать вещи. Радость распирала её, и всё делалось быстро и легко. Может успею на последний автобус? Или на транзитном доеду до поворота, а там пешочком на прямую через поле и дома. Федя ещё спать не будет. Он, ведь, её ждёт завтра. Вот обрадуется! Она торопилась и торопила автобус, тот самый, транзитный. А он, как назло, на каждой остановке так долго стоит! Вот, бабулька с корзинкой никак влезть не может на ступеньку. Светлана вскочила с места, помогла забраться старушке, усадила, дав в руки корзинку.
Старушка зашлась в благодарности, закончив словами – дай тебе Бог, дочка, чего хочется… Ребёнка – подумала Света и улыбнулась. Ну вот, наконец-то и её улица! Окраина небольшого города утопала в цветущей сирени и в белых шапках цветущих садов. Стоял аромат достойный Шанели №5, от которого кружилась голова, и надышаться ним было невозможно.
Света замедлила шаг, перехватив дорожную сумку в другую руку. Сумка была тяжёлой. Она ведь купила гостинцы Феде, Галке и её маме тёте Глаше, сварливой женщине, которая не любила никого, кроме дочки.
Но к её подружке Светке была доброй, потому что знала и уважала Светину маму, которая умерла в прошлом году. Сумка становилась всё тяжелее и остановки всё чаще. Сказалось то, что нервничала и не позавтракала. Обед тоже пропустила. Вот силы и заканчивались. Улица была не освещена, некому заменить перегоревшие лампочки на столбах. Но она знала здесь каждую кочечку, бугорок и кустик и шла спокойно. Вот послышались голоса. Это из Галкиного двора? Не муж ли вернулся с заработков? Нет. Голос был Федин…. -Да шо ты ломаешься, Галчонок, пойдём ко мне. Надоело этим в подворотне заниматься, правда, неудобно же… — Света не слышала, что ответила подруга. Она ничего больше не слышала, ни пения соловья, ни лая собак, ни хора лягушек на берегу речки, что огибала их посёлок.
Света шла медленно. Словно к ногам привязали камни… Зашла в свой двор, поставила сумку на крыльцо, вышла на улицу и пошла дальше к реке. На небольшом деревянном помосте были причалены лодки рыбаков с ближайших улиц.
Среди них была и их лодка. Она наклонилась над замком, что замыкал цепь, которой крепилась лодка, с силой дёрнула его, он легко открылся. На причал упала сумка с документами и прочим мелким скарбом, которая весела на плече и о которой Света совсем забыла.
Подняв сумку, она бросила её в лодку, сама села туда же и, оттолкнувшись от берега, поплыла без вёсел. Ещё сходила весенняя талая вода с полей, которые находились севернее. Река была полноводной и течение сильным. Лодку отнесло к середине реки и понесло вниз по течению. Света сидела на дне лодки без мыслей, желаний, чувств. Она находилась в параллельной реальности, в которой не было эмоций. Была луна, шум реки, ещё какие-то, не важные для неё, звуки и был холод проникающий под трикотаж лёгкой кофточки и попадающий прямо в душу. Легла, свернувшись калачиком, на холодное дно и отдала свою судьбу во власть реки. …. Она открыла глаза от прикосновения к щеке чего-то тёплого и шершавого. Это был язык небольшого пса. Он скулил и лизал её холодные щёки. — Том, фу… Нельзя!!! – Раздался низкий мужской голос, и над ней появилось из утреннего тумана лицо с бородой и усами, лёгкая трикотажная шапочка была натянута до бровей, воротник курточки поднят. Весь облик представлял собой один большой знак вопроса.
По внешнему виду склонившегося человека, нельзя было судить ни о его возрасте, ни о роде деятельности, ни о намерениях. Да, и не важно было всё это для лежащей на дне лодки околевшей от холода и утреннего тумана женщины. Она находилась в параллельной реальности, в реальности, где не было эмоций, где не было вопросов. — Живая? Хорошо. Что делаешь ночью на воде? Порыбачить решила? Что же ты молчишь? Ладно, потом разберёмся. А пока иди ка ты , красавица, сюда. Мужчина наклонился над лодкой, поднял и повесил себе на плечо сумку. Светлану потянул за руки и взвалил к себе на спину, как полный мешок. И медленно пошёл к дому, виднеющемуся вдали. Пёс бежал впереди, радостно виляя хвостом. Незнакомец внёс свою находку в дом, где было тепло и пахло травами, положил на кровать. Рядом на табуретку положил сумку. Вернулся в переднюю комнату, снял куртку и шапку, превратившись в худощавого мужчину средних лет с тёмными с проседью волосами, рыжеватой бородой и серо — голубыми глазами.
Вернулся к кровати с чашкой чая и протянул её Светлане. Она не взяла её. Он убрал сумку с табурета и сел на него сам, чашку с чаем поставил рядом с кроватью на пол. — Я не знаю, что у тебя приключилось. И почему ты оказалась одна ночью на реке легко одетая и без вёсел. Скорее всего, ты пыталась утопиться и не смогла. Теперь вот решила покончить с жизнью голодом.
Не получится. Как тебя зовут, кстати? — Не дождавшись ответа, мужчина открыл сумку, нашёл паспорт, прочитав имя, положил его обратно в сумку.
— Тебе, Светлана Ивановна, крупно не повезло. Твою лодку принесло течением к моему дому. В этом доме уже есть один покойник. А два покойника в доме – плохая примета. Значит будем возвращать тебя к жизни. Не обессудь! И он решительно принялся стягивать с неё мокрую одежду, растирать её нагое тело какой-то вонючей настойкой, вливать в рот тёплый чай. Потом, укутав в ватное одеяло, оставил в покое. Задёрнул на окнах шторки, отчего в комнате наступили сумерки, и Светлана отдалась во власть бога Морфея.
Она спала и знала, что спит. Она осязала сон всем телом. А в голове появились первые мысли – я не хочу просыпаться… я не хочу жить… меня предал тот, кого я любила больше жизни. И она заплакала во сне. Тихонько скулила, уткнувшись лицом в подушку. А рядом с кроватью стоял мужчина, горестно вздыхал. — Вот как тебя потрепало детка…. Ничего, ничего, всё проходит и это пройдёт . Проснулась Света на заре.Проспала сутки или двое? Чем же он её напоил, этот незнакомец? Ей нужно было сходить по нужде. Но не было ничего надеть. Когда стало не в мочь терпеть, она встала с кровати, прошла по скрипучим половицам к вешалке в передней комнате, сняла, висевшую на вешалке куртку хозяина, накинула её на плечи и вышла на улицу.
Ночь была тёплой и прозрачно-звенящей. Все звуки были предельно звонкими, чёткими, яркими. Начинал стелиться туман. Она постояла на крыльце, вслушиваясь в эту симфонию раннего утра. Всё вокруг дышало покоем, размеренностью. Всё было гармонично и статично, незыблемо. Только её, едва прикрытая, нагая фигура вносила какой-то диссонанс в эту гармонию. Вернувшись в дом, Света заметила, что хозяин мирно посапывал на кушетке в передней. И она, вернувшись под одеяло, снова уснула. Утро. Яркое, солнечное. Захотелось ему улыбнуться, но чужая кровать и камень на душе не дают сделать этого. Светлана, повернув голову в сторону передней комнаты, где раздавался звон посуды и разносились запахи еды, от которых рот предательски наполнился слюной, заметила на табурете свою одежду. Она была сложена небрежно, по- мужски. Но была сухой и чистой. — Вставай, одевайся. Завтракать будем. – Сказал хозяин, стоя в дверном проёме. — Не хочу. – Её голос был чужим для неё самой . Тихий, слабый, хриплый. — Горло не болит? Хрипишь. Она отрицательно мотнула головой и отвернулась к стенке. — Тебе помочь одеться? Я не специалист по одеванию, больше по раздеванию…. Но могу попробовать. – И мужчина потянул за одеяло. — Не надо… я сама… выйдите… — Ну, вот и ладненько… Небольшой стол грубой работы, покрытый клеёнкой, был готов к завтраку – в тарелках парила каша с котлетой, салат из редиски, хлеб , порезанный крупными ломтями, печенье, сахар и чайник – на краю стола. Она подошла к умывальнику, плеснула воды на лицо. Вода была холодной и бодрила. — Я сегодня в магазин поеду, зубную щётку куплю тебе. Может ещё чего надо? Скажешь. — Спасибо. Ничего не надо. — Ответила она, сев к столу и сглотнув слюну. — Котлета – рыбная. Ты ешь рыбу? — Да, я люблю рыбу. Спасибо. — И она стала есть. Небольшими глоточками, аккуратно поднося ложку ко рту сильно дрожащей рукой. Почему у меня так дрожат руки? Что со мной?! Слёзы градом покатились по лицу… — Не плачь, не надо. Это нервная дрожь. Она пройдёт, как только ты переживёшь свою беду и успокоишься. Вытри слёзы и ешь. Она поела совсем немного, выпила чай и почувствовала усталость. Снова сон и плачь во сне от безысходности, она не знала как ей жить дальше. Так прошло несколько дней. Она ела и спала. Это напоминало ей жизнь гусеницы. Но за столом она стала проводить времени больше, мыть посуду, подметать пол. Кормить пса Тома и сидеть на крыльце греясь на солнышке.
Хозяин, которого звали Павел, был добр к ней и ненавязчив. Не лез в душу, не мучил вопросами. И она постепенно возвращалась к жизни. Вот и сейчас на ужин нажарила блинов к сметане, которую принёс Павел от соседей и они чаёвничали в тишине летнего вечера на веранде. — Павел, почему Вы говорили, что в этом доме уже есть один покойник? — Это я, Светланка, покойник, потенциальный. – Грустно засмеялся Павел.
– Я, ведь в этот дом приехал доживать свою непутёвую жизнь. — Мы все смертны. Почему Вы решили, что умрёте скоро? Вы ведь не старый. — Хорошо. Я расскажу тебе свою невесёлую историю. Только и ты расскажешь, что с тобой случилось. Хорошо? Тогда слушай. И перестань «выкать»! Мы же чай на брудершафт пили!
Сам я родом из этих мест. Это дом моей тётки, которая меня растила с 12 лет и до армии. Родители рано разошлись, отец уехал, а мама болела и умерла молодой.
Вот мы с тётей Верой и царювали вдвоём. Она была старше мамы на 15 лет, замуж почему-то не вышла, была одинокой. Умерла, когда я уже пришёл из армии, женился и поехал на Север деньги зашибать. Похоронили её без меня.
А дом она переписала на меня задолго до смерти. Когда приезжал с Севера в отпуск, наведывался сюда на рыбалку и так, просто отдохнуть. Север ведь деньги просто так не отдаёт.
Ну, а потом заболел. Промучался месяц там, приехал домой, пошёл по врачам . Диагноз один страшнее другого. Лечили самыми дорогими лекарствами. Вроде бы полегшало малость. Но тут жена добила – ты все деньги на лекарства потратишь, а за что Костика, сына, учить дальше? Он же школу заканчивает! И я понял, что пока я деньги зашибал, семьи у меня не стало.
Жена и сын ждали денег, но не меня. Оно и правильно. Какая семья, если по пол-года, а то и по году не виделись? Приеду и стараюсь их баловать, как компенсация за отсутствие. Любой каприз. Как волшебник. А кому же понравится волшебник больной и без денег? Павел встал, достал сигареты из — под стола, из какого-то тайника, закурил, сел с другой стороны от Светы, чтобы дым относило ветром в сторону от неё. И закончил рассказ. — Не поспав пару ночей, я всё решил. Прекратил всё лечение. Съездил на Север, получил расчетные деньги и приехал на своём жигулёнке сюда с мыслью, что если суждено умереть, то умру здесь, дома. Рядом с могилами матери и Веры.
Через год приехала жена, попросила подписать документы на развод и что не имею имущественных претензий к ней и к сыну. Подписал. И вот год уже живу бобылём здесь, жду даму с косой. А она не торопится.
Вот, в ожидании её, женщин в реке замёрзших вылавливаю. – Закончил Павел свой рассказ на шутливой ноте. — Зачем же ты куришь? Наверное, нельзя тебе ? А жена наверное замуж вышла, если развод оформила? — Не знаю – можно или нельзя мне курить, только, иногда, редко – балуюсь.
Нет, не замуж она спешила, а боялась, что претендовать на квартиру буду. Она у нас шикарная, в хорошем районе. А ты не уходи от темы, рассказывай, что стряслось у тебя? Почему оказалась ночью в лодке без вёсел? Светлана рассказала. Кратко, сжато, без лишних подробностей и эмоций. И даже после этого короткого рассказа у неё невыносимо заныло в груди… Павел молча, докуривал вторую сигарету. — Да… Оба мы с тобой подранки. Обоим досталось. Значить не зря твою лодку прибило к берегу у моего дома. Ну ничего, прорвёмся! Давай ещё по чашечке горячего чая и спать.
Светлана проснулась от голосов во дворе. Павел разговаривал с каким-то мужчиной. — Паша, она пропала больше недели назад. Её ищут по всей области. Разосланы ориентировки. Если ты что-то знаешь, рассказывай. Ведь лодка у твоего дома причалена. — Лодка давно стоит. Она без вёсел. Я думал, что это кто-то из местных оставил, а вёсла, как обычно с собой унёс.
Ничего ни про какую барышню я не слышал. И вообще, Гриша, ты хоть и урядник, но не забывай, кто тебе списывать давал в школе математику. Не надо меня подозревать в чём попало. — Ты, Паша, не понял. Барышня деньги большие должна людям и сбежала. Искать её будут, пока не найдут. Если не утонула она, конечно. Ну, ладно, пошёл я. Если что прослышишь, свистни, ладно? — Замётано! Скрипнула дверь и в комнату вошёл Павел. — Ты куда это собралась? – Спросил, увидев, что Светлана стоит одетая с сумкой на плече. — Куда не знаю. Но у тебя мне оставаться нельзя. Пришьют тебе дело, что воровку покрываешь. Только, деньги я в долг у Галки брала, до первой получки. Вот и вышлю ей их с первой своей получки на новом месте работы. — Не кипятись. Давай подумаем вместе. Садись. – Он усадил Свету на кровать, сам сел на табуретке напротив.- Как долго ты сможешь скрываться? И зачем тебе скрываться, как преступнице? Они тебя в угол загнали без вины виноватую. А ты и не противишься. — Я не хочу к нему возвращаться. В посёлок, тоже, не хочу возвращаться. Там все надо мной будут смеяться. Я ведь учительницей в школе работала. Историю и географию преподавала. Меня знают в каждом дворе. Можешь представить, как я людям в глаза смотреть буду? – И слёзы снова покатились по её щекам. И снова встал вопрос, как жить дальше? Униженной и обманутой. — Ты сможешь всё, что рассказала мне, рассказать чужому человеку, участковому? Он знает, как этот вопрос решить, чтобы ты смогла не возвращаться домой и поиски прекратились. Сколько ты ей должна денег?- Услышав сумму, засмеялся.
– Да, за такие гроши никто в розыск не подают! Это твой благоверный воду мутит.
Поехали к участковому. У участкового она написала подробную объяснительную о произошедшем с просьбой о снятии с розыска. Паша дал необходимую сумму и потребовал у Гриши отдать долг подружке под расписку, когда тот поедет утрясать все бумажные дела по «беглой воровке». В машине по дороге домой Павел заметил, что лицо Светланы посветлело, и на нём появилась слабая тень улыбки. Как лучик солнца пробился сквозь грозовые тучи. И у него потеплело на душе. Сначала он спас тело, теперь спас душу. Они продолжали жить в одном доме. Света хозяйничала в доме, на огороде. Павел устроился на работу в автомастерскую. Никто из соседей не поверил бы, что это не семейная пара. Что это встретились два одиночества и согревают друг друга не только общим костром, но и дружбой, сочувствием.
Был выходной день. Они только что пообедали и занялись каждый своим делом. Павел на веранде мастерил новые удочки. А Светлана шила новые шторки на двери- от мух. — Выйди, там к тебе пришли. – Сказал Паша и, развернувшись, ушёл на огород, который выходил к реке. Удочки остались лежать на веранде. Света с тревожным сердцем вышла на крыльцо. Во дворе стоял Фёдор. — Я за тобой приехал, Светик. Поедем домой. Мы же муж и жена, должны жить вместе. Ну, что ты молчишь? — А что бы ты хотел услышать от воровки? — Прекрати. Мне надо было как-то заставить их искать тебя быстрее. Иначе бы они тебя семь лет искали и не нашли. — Зря. Всё зря. Не прощу тебя никогда. Ты предатель. А предавший однажды….. Поэтому, уезжай. В ближайшее время я подам на развод. Этим всем будет заниматься адвокат, у меня не осталось сил… Прощай. — Нет! Так нельзя! Ты же не можешь вот так просто взять и убить пять лет проведенных вместе? Ты же любишь меня! Люди могут ошибаться. Вот и я… Ты же говорила, что надо уметь прощать. Не делай глупостей. Поедем домой. — А что глупости, только, тебе можно делать? Любовь можно убить одним выстрелом Федя, а можно одним словом. Нет больше любви. Нет. Убил. Уезжай. Приеду на работе рассчитываться, заберу свои зимние вещи и книги. Пока. Галке привет. Она зашла в дом и села снова за шитьё. Руки не дрожали, и не было слёз. Только сердце стучало громко. И она поняла, что сделала сейчас решительный шаг. Сделала выбор. Осознанный выбор, не под давлением эмоций. Так что жалеть не будет. Как бы не сложилась её дальнейшая судьба.
Шторка была готова. Можно и повесить, но нет гвоздей. И Паши не видно нигде. Прождав до темноты и не дождавшись, она пошла искать его к реке.
Почему он ушёл и ничего ей не сказал? Почему взгляд у него был такой тяжёлый, когда приехал Фёдор? Может он подумал, что она уехала с мужем и поэтому не спешит возвращаться в пустой дом? Тогда где же он сейчас? Светлане стало страшно, и она тихонько позвала. — Паша… Паша, отзовись! Темно я тебя не вижу! … Паша-а-а….. — Она оступилась, едва не упав в воду, разозлилась на него и решительно пошла вдоль берега, продолжая звать.
Павел сидел на берегу и курил очередную сигарету . Он слышал чей-то голос, но не думал, что зовут его. А Светлана, всё таки, нашла его, увидев огонёк сигареты и налетела с кулаками. Била его в грудь, ругая за курение, за то, что не откликался, обзывала какими-то обидными словами, грозилась и плакала одновременно. Пока он не прижал её к себе, и высокая трава не поглотила их в своих объятиях. — Ты чего не ешь? Твой же любимый карась в сметане. — Не хочется что-то… Тошнит и голова кружится… Павел положил вилку, вытер губы, заглянул в глаза Светлане. — Давно? Она виновато улыбнулась. — Нет. Недавно. С того вечера, как ты вздумал со мной в прятки на берегу играть. — Господи…. — Павел растерялся. Ему хотелось плакать , смеяться, петь, кричать и танцевать одновременно! Но он сидел и только смотрел на Светлану с глупой улыбкой на гладко выбритом лице . Он ещё построит новый дом, вырастит и выдаст замуж дочку, посадит не одно дерево, прежде, чем уйдёт в мир иной. И та, которую он отогревал, спасая, та, что взамен дала ему много счастливых лет, проведит его в последний путь. ~~~~~~~~~~~~~ Галина Куриленко
