Воспоминания Мстислава Леопольдовича Ростроповича
Когда в 1942-м в эвакуации не стало отца, у меня началась депрессия, я не хотел больше жить. Вот тогда-то меня и стали брать с собой на гастроли артисты Малого театра оперы и балета.
Они хотели меня спасти. 3имой, в жуткий холод, они отправились в Орск с мальчиком, тащившим за спиной казённую виолончель номер восемь.
Нас ехало шестеро, я всех помню по именам. Там были Ольга Николаевна Головина, солистка, Изя Рубаненко, пианист, аккомпаниатор, Борис Осипович Гефт, тенор, мой опекун в дальнейшем, Коля Соколов и Светлана Шеина — пара из балета, взрослые люди, заслуженные артисты. И я.
Вошли мы в общий вагон, мне досталась боковая полка, на которую я и лёг, потому что ехали мы в ночь. И сразу же погасили свет в вагоне, и каждый из взрослых стал не раздеваться, а, напротив, что-то дополнительно на себя надевать. Потому что одеяльца нам выдали прозрачные.
Мне нечего было на себя надеть, да и та одёжка, в которой я пришёл, была аховая. Я скорчился под своим одеяльцем, и поезд тронулся. Я никак не мог согреться и понял, что уже не согреюсь, в вагоне становилось всё холоднее.
Ночь, мрак, как в каком-то круге ада, умерший отец позади, впереди неизвестность, я еду куда-то никому не нужный. И я, помню, подумал, как было бы замечательно сегодня во сне умереть. И перестал сопротивляться холоду.
Проснулся я в полной темноте, оттого что мне было жарко. Одеяло стало почему-то толстым и тяжёлым.
Я пальцами в темноте начал перебирать его и обнаружил, что всего на мне лежит шесть одеял. Каждый из ехавших со мной, не сговариваясь, в темноте укрыл меня собственным одеялом.
Позже, когда меня уже лишили гражданства, я говорил друзьям, которые требовали от меня злобы: а вот за эти одеяла я ещё не расплатился. И, может быть, никогда не расплачусь.
Вот эти пять артистов, мой отец и масса других людей, согревавших меня каждый по-своему, — это и есть моя страна, и я ей должен до сих пор.
Мстислав РОСТРОПОВИЧ
МСТИСЛАВ РОСТРОПОВИЧ
ДВОЕ В МИРЕ
Когда корреспондент журнала«Ридерз Дайджест» спросил у Ростроповича: «Это правда, что вы женились на женщине через четыре дня после знакомства?», музыкант ответил: «Правда!»
На следующий вопрос: «А что вы думаете по этому поводу теперь?» Ростропович ответил: «Думаю, что потерял четыре дня!»
Мстислав Ростропович и Галина Вишневская составили одну из самых выдающихся музыкальных пар в мировой истории.
Каждый из них обладал невероятным по глубине талантом, а об истории их любви слагают легенды. И разве можно, вспоминая одного из них, не вспомнить о другом… Они неотделимы друг от друга…
Всю свою жизнь без остатка Ростропович и Вишневская посвятили искусству, которое было для всех… И только смерть смогла их разлучить: сначала ушёл из жизни Мстислав Ростропович, а потом Галина Вишневская…
Так пусть эта пара, всю жизнь трепетно и нежно любившая друг друга будет счастлива и на небесах…Дай им БОГ!
Маялся-маялся, Зарился- зарился, Шелестел-шелестел И подавился вишневой косточкой. Такую ироническую присказку пустили в музыкальных кругах о Ростроповиче…
Они стали мужем и женой через четыре дня после знакомства и душа в душу прожили долгую и счастливую жизнь. Любовь гениального виолончелиста, интеллигентнейшего человека, трепетного возлюбленного, заботливого мужа и отца Мстислава Ростроповича и звезды мировой оперной сцены, первой красавицы Галины Вишневской была такой светлой и прекрасной, что ее, наверное, хватило бы не на одну, а на десять жизней.
Трудно было представить себе людей более несовместимых по семейным корням и воспитанию. Дитя мещанских низов, Вишневская в детстве была брошена непутевой матерью, укатившей с очередным любовником, и пьяницей-отцом, гордившимся тем, что после революции стрелял в мятежных кронштадтских моряков. Он считал себя верным коммунистом, а попал в концлагерь по доносу как контрреволюционер.
Впервые они увидели друг друга в ресторане «Метрополь». Восходящая звезда Большого театра и молодой виолончелист были в числе гостей на приеме иностранной делегации.
Мстислав Леопольдович вспоминал: «Поднимаю я глаза, а ко мне с лестницы снисходит богиня… Я даже дар речи потерял. И в ту же минуту решил, что эта женщина будет моей».
Когда Вишневская собралась уходить, Ростропович настойчиво предложил проводить ее. «Между прочим, я замужем!» — предупредила его Вишневская.
«Между прочим, это мы еще посмотрим!» — ответил он ей. Потом был фестиваль «Пражская весна», где и произошло все самое главное.
Там Вишневская, наконец, его разглядела: «Худущий, в очках, очень характерное интеллигентное лицо, молодой, но уже лысеет, элегантный, — вспоминала она.
— Как потом выяснилось, узнав, что я лечу в Прагу, он взял с собой все свои пиджаки и галстуки и менял их утром и вечером, надеясь произвести впечатление».
На ужине в пражском ресторане Ростропович заметил, что его дама «более всего налегала на соленые огурцы». Готовясь к решающему разговору, виолончелист пробрался в комнату певицы и поставил в ее шкаф хрустальную вазу, наполнил ее огромным количеством ландышей и… солеными огурцами.
Ко всему этому приложил пояснительную записочку: дескать, не знаю, как вы отнесетесь к такому букету, и поэтому я, чтобы гарантировать успех предприятия, решил добавить к нему соленый огурец, вы их так любите!..
О том, как Ростропович её завоёвывал, Галина Вишневская пишет: «В ход шло все что только можно, — до последней копейки своих суточных он бросил мне под ноги. В буквальном смысле слова.
В один из дней мы пошли гулять в сад в верхней Праге. И вдруг — высокая стена. Ростропович говорит: "Давайте перелезем через забор". Я в ответ: "Вы что, с ума сошли? Я, примадонна Большого театра, через забор?". А он — мне: "Я сейчас вас подсажу, потом перепрыгну и вас там поймаю".
Ростропович меня подсадил, перемахнул через стену и кричит: "Давайте сюда!" — "Посмотрите, какие лужи тут! Дождь же только что прошел!". Тогда он снимает с себя светлый плащ и бросает на землю. И я по этому плащу прошлась… Он кинулся меня завоевывать. И он меня завоевал»…
За 52 года совместной жизни они не открыли для себя никаких неприятных сюрпризов, несмотря на такую молниеносную женитьбу.
Только один сюрприз он — великий музыкант, а она — великая певица. Но и в такой счастливой семье главный закон: «смиряйся, смиряйся, смиряйся». Им предстояло хлебнуть гонения, разлуку с родиной, эмиграцию и возвращение…
Из сети
Галина Вишневская: «Самое главное — это не давать воли отчаянию»
В жизни Галины Вишневской были не только успех и всемирная слава. Артистка пережила блокаду, потерю близких, эмиграцию. Но, несмотря на это, она всегда оставалась сильной, жизнелюбивой и невероятно работоспособной.
Галина Павловна — до сих пор эталон мастерства и вкуса, и нам есть чему поучиться у этой великой женщины.
Несколько жизненных уроков от Галины Вишневской — в подборке цитат от Анны Зарубиной.
***
«Для меня во время исполнения роли все, что я делаю на сцене, так важно, как вопрос о жизни и смерти. Если бы мне отрезали голову, только тогда я не смогла бы допеть спектакль».
***
«Я создавала вокруг себя стену, через которую люди не могли пробиться ко мне, а сама я не шла им навстречу. Эта черта была во мне всегда».
***
«Советские люди привыкли к знакам отличия, как к клейму на мясе, означающему высшую категорию, и без этого клейма человек — просто рабочая лошадь».
***
«Все эти страсти-мордасти — просто отсутствие актерской техники и внутреннего контроля. Темперамент — это умение себя сдерживать».
*** «Самое главное — это не давать воли отчаянию».
***
«Если ты хочешь совершить какой-нибудь поступок, то сначала подумай — ты хочешь подниматься вверх или падать вниз».
***
«Русские люди не только от счастья, но и от ярости плясать умеют».
***
«Никому не жалуюсь, хожу, задрав голову, назло всем моим завистникам, и торчу у них как кость в глотке».
***
«Я убеждена, что женщине, чтобы блестяще выглядеть всю жизнь, нужен хороший, надежный муж, которым она могла бы гордиться и ходить с высоко поднятой головой».
***
«В России вообще какая-то особая, кликушеская любовь к похоронам».
***
«В молодости еще можно найти в себе силы принимать с юмором тычки и затрещины, но с годами, когда внутреннее зрение становится безжалостным, жизнь бесстыдно обнажается перед тобой и в уродстве своем, и в красоте. Ты вдруг неумолимо понимаешь, что у тебя украдены лучшие годы, что не сделал и половины того, что хотел и на что был способен; становится мучительно стыдно перед собой, что позволил преступно унизить в себе самое дорогое — свое искусство».
***
«Мы рождаемся, чтобы умереть. Как мы проведем время между двумя этими событиями, зависит только от нас».