Она была старая и слепая. Чужая старая большая собака была в деревне. Уже и цепь с неё сняли, она больше не могла охранять двор. Я ее кормить ходила; рядом была наша дача. И однажды Альма меня укусила — сослепу, не узнала, да я сама была виновата — сзади подошла с едой…
Это была большая собака, руку она прокусила сильно. Шрам все ещё немножко видно. Ну, я руку бинтом замотала; одиннадцать лет мне было. И рукав натянула; скрыла укус. Дедушка потом увидел и ужаснулся, а я наврала. Сказала, что гвоздем поранилась. Я редко неправду говорила, почти никогда: но вот, обманула.
Я боялась за собаку. Я не хотела, чтобы у неё были неприятности, чтобы с ней плохое случилось. И продолжала прятать куски хлеба и котлеты в карман за обедом; для Альмы. И ходила к ней, кормила. Альма клала мне голову на руку, лизала — она понимала все. И смотрела невидящими мутными глазами прямо в душу. А я ее гладила по голове.
Это даже не прощение — это понимание. Никто не виноват иногда, ни собака, ни девочка, ни хозяева-старички. Жизнь такая штука. Могут и укусить сослепу — ну и что? Забыть и понять нетрудно совсем. Все станем старыми и беспомощными когда-нибудь; и то, не всем суждено.
Жалеть надо совсем старых и по-настоящему больных. Не сильно жаловаться. Стерпеть иногда надо. И хорошо, что шрам остался — бывают хорошие, правильные шрамы. Поглядишь на него и опять пойдёшь кого-то кормить. И никак иначе.
Мы решили с мужем взять в семью собаку из приюта. Муж хочет купить породистую собаку. Мол, порода — это благородство, ум, верность. Но я очень попросила съездить со мной в один приют, и он нехотя согласился. За всю нашу совместную жизнь, а прожили мы немало годочков вместе, Николай мне ни разу не перечил. Почему собаку, спросите вы, а не ребёнка? Мы — люди одинокие и уже в почтенном возрасте. Оба мы понимаем ответственность за то существо, которое приручили. Ребёнка надо вырастить, воспитать, дать образование. Это долговременный «проект», а с собакой мы будем вместе до самого конца. Это будет наш общий с Колей ребёночек.
В приюте нам открылась жуткая картин. Стоял тошнотворный запах, да еще к этому примешивался нескончаемый лай и вой, выворачивающий душу наизнанку. Все собаки как беспризорные дети смотрели на нас с надеждой, будто тянули руки навстречу.
Мы с мужем шли вдоль нескончаемых тесных клеток и сотни глаз сопровождали нас, следили за каждым нашим шагом.
Господи, да за что же так страдают эти животные?! Мне кажется, если у нас не будет обездоленных животных, то и детей-отказников не будет, сиротские дома просто вымрут за ненадобностью.
Животное, что дитя, требует терпения, любви, заботы, да еще и говорит на «иностранном» языке, который мы не всегда пытаемся понять и часто переводим как нам выгодно.
Вдруг Николай остановился как вкопанный у одной из клетушек. Там лежал пёс, безучастный ко всему на свете и с потухшим взглядом.
Он никак не прореагировал на наше внезапное появление. Казалось, он оглох и ослеп. «Зачем вам этот оборванец, возьмите лучше вот этого, как никак порода», —поспешил к нам «смотритель музея».
«Это отказник, его не раз предавали и возвращали, такое ощущение, что он решил голодовкой свести счеты со своей никчемной жизнью», — девушка-волонтер с горечью в голосе констатировала факты биографии этого печального бедняги.
Николай попробовал заговорить с собакой, тот презрительно отвернулся, он больше не верил людям. «Знаете, он очень хороший, послушный, ну и что, что дворняга, зато очень верный, в отличие от «царей природы», — в голосе девушки появились нотки надежды, она неотрывно следовала за нами и ловила каждый жест.
Я протянула руку сквозь прутья, чтобы погладить собаку. Пёс неожиданно повернулся в мою сторону, полоснул обжигающим взглядом и уткнулся носом в мою ладонь. Нос был чуточку влажный, горячее дыхание защекотало кожу. Я засмеялась. Пес протяжно вздохнул, приподнялся на лапах и завилял хвостом.
«Чудо! — закричала девушка-волонтер, — Вы первые, на кого он отреагировал». Девушка зачастила: «А вы знаете, пёс будто все понимает и по ночам тихонько воет, оплакивает свою горькую долю, у него и слезы текут из глаз».
«Вы не видели, как плачут собаки, а я видела!» — вдруг с горечью выпалила она и отвела увлажнившиеся глаза.
Надо было видеть моего Колю в этот момент. Он так стал похож на этого пса, побитого жизнью… Никогда не забуду эти его глаза, такие по-собачьи вымаливающие милость. А рядом глаза пёселя.
Мы долго смотрели глаза в глаза. Там, в глубине его души бушевала буря эмоций, он не забыл предательств людских, но он так хотел семью! Вдруг в нём проснулась тяга жить! Он завыл, — протяжно и скорбно, — словно выплёскивая всю боль.
К нашему вольеру сбежались все служащие приюта. Многие плакали, не скрывая слёз. Николай стоял перед собакой на коленях, будто вымаливая прощение за грехи всего рода человеческого.
«Его зовут Верный», — сказал один из служащих, передавая нам в руки поводок. Нас провожали всем приютом. Кто-то очень набожный перекрестил нас украдкой. И этот крест скрепил навечно наш союз троих.
Муж напрочь забыл о покупке породистой собаки. Да и вообще, «купить собаку» звучит довольно странно, вам так не кажется?
Разве можно купить друга, а верность и любовь продаются ? Пёс семенил рядом с нами, Николай отпустил его с поводка — пусть насладится всласть свободой. А тот будто знал, что с нами он до самого конца и он больше никогда не заплачет. Инет
Ах, как она радовалась! Ольга Петровна, совсем недавно ушедшая на заслуженный отдых , каждый день просматривала объявления о продаже домиков с участком.
Домики, конечно, продавались, но она искала не самый дорогой. Кредит брать не хотелось, а накопленная за последние три года сумма до миллионов далеко не дотягивала.
Предложила соседям по коммуналке, где она проживала, свою комнату, а они с удовольствием купили. Деньги, конечно, тоже небольшие, но лучше так, чем совсем ничего. Домик вскоре нашла, какой и хотела — маленький, но зато с печкой. И даже банька есть.
Участок крайний, у самого леса и еловые лапы в снежной шубе свешиваются по-хозяйски через забор. Заселилась сразу же, в начале декабря.
Не испугало, что участок занесен снегом выше колена, что дачный посёлок уже значительно опустел. Главное — дорога есть, есть своя машина, а с наступлением ранних зимних сумерек в нескольких домах всё-таки загорается свет.
Эти освещенные окна, расчищенные от снега дорожки, дым из трубы, лай собак радовали Ольгу — рядом люди. А вот соседний участок пустовал.
Когда дом от печного тепла достаточно прогрелся, Ольга принялась наводить порядок и уют.
Купила красивые обои и за три дня преобразила кухню и две комнатки.
Не спеша, с удовольствием подбирала тюль и шторы на окна, скатерть на столик, дорожки на пол. Расставляла на полках прозрачные баночки с крупой, с сахаром, с фасолью.
Заполнила большую вазу из зелёного стекла фруктами. Любимые книги заняли небольшой книжный шкаф. Выбрала в магазине яркий чайный сервиз и такие же тарелки, уютный торшер и бра. А ещё купила много разных по размеру ярких махровых полотенец.
Каждое утро Ольга Петровна просыпалась и говорила себе:
— Как же я счастлива в своём маленьком доме. В коммуналке у неё были неплохие соседи, но общая ванна, туалет, кухня — не дают уюта, приходилось подстраиваться под чужой ритм жизни.
А здесь, в полюбившемся с первого взгляда домишке, она впервые почувствовала себя полностью спокойной и счастливой.
И даже рано проснувшись, не хотелось поваляться в постели, потому что не терпелось на своей уютной кухонке сварить в медной узорчатой турке любимый напиток — кофе с корицей, добавить к нему в красивую чашку сливки и пить его, смакуя и не спешa маленькими глоточками, глядя в окно на заснеженный двор.
Потом, тепло одевшись, выходила чистить дорожки и любовалась шустрыми белками, которые с удовольствием разбирали угощение из кормушки, подвешанной на еловую лапу: орехи, семечки, сухофрукты. С улыбкой наблюдая за рыжими зверьками, Ольга снова ловила себя на мысли: как же здорово жить в своём доме, иметь свой участок, где только ты хозяйка.
Ближе к концу декабря ударили морозы. Невидимый художник разрисовал окна, раскидал по сугробам искрящиеся алмазы, каждую веточку одел в шубку из инея. Снег хрустел под ногами, словно крахмал, из которого в детстве мама варила клюквенный кисель.
Вот в такой морозный день на участке Ольги появился кот. Он скромно сидел около калитки, будто ждал приглашения. Весь в инее, замерзший, худой.
— Привет, малыш! Проходи, не стесняйся, здесь тебя никто не обидит, — позвала Ольга Петровна гостя. Он послушно потопал за хозяйкой в дом. Не отказался ни от куриного супа, ни от вермишели. Заглянул Ольге в глаза так, будто спросил: — А остаться можно? Она погладила его со словами: — Если ты ничей, то оставайся. Будешь Митрофан. И мне веселее.
Митрофан проспал до вечера около тёплой печки, поужинал и запросился на улицу. Ольга выпустила кота и занялась делами. Периодически выглядывала во двор — кота не было. Мороз крепчал.
— Может у кота есть хозяева? Просто в гости заходил? — говорила она себе. Когда в последний раз решила проверить, не вернулся ли Митрофан, глазам не поверила! На крыльце, кроме Митрофана сидели ещё четыре котенка! Разномастные, тощие, облезлые, заиндевевшие.
— Ну, заходите, гости дорогие, — пригласила Ольга. — Что с вами делать? Митрофан, я надеюсь ты всех собрал? Было понятно, что это брошенные и никому не нужные котята. Такие всегда есть на дачах, оставленные, кинутые на самовыживание.
Скорей всего малышня прибилась к взрослому коту, а он помогал им выжить: птичек и мышей ловил. Но усиливающийся мороз вынудил несчастных идти к людям. Ольга Петровна вылила оставшийся суп в миску и все четверо принялись за еду. Митрофан устало прикрыв глаза сидел рядом.
Ольга принесла к печке коробку и решительным голосом объяснила: — Так, ребята, сегодня ночуете здесь, а завтра топим баню, моемся, обрабатывается и тогда посмотрим. Может даже на диване разрешу спать. Митрофан не заставил себя долго уговаривать, затащил самого мелкого котёнка в коробку, остальные забрались самостоятельно.
Котята спали. В печке догорали последние угли, отдавая жаркое тепло гостеприимному дому. Ольга Петровна сидела у стола и плакала: это же дети, им по 6 — 8 месяцев. Позвоночник и ребра можно без рентгена смотреть, хвостики словно крысиные. Один черный, один рыжий и два серых. И все чумазые, как будто в печке жили.
Рано утром Ольга была уже в городе. Записала все рекомендации ветеринара на листочек: как кормить, чем обработать, дозы. Закупила разной крупы, мяса, ряженку и мисочки разных цветов. Вернувшись домой протопила баню и всех пятерых, одного за другим обработала и намыла.
Варила кашу с фаршем, кормила по часам, всё остальное время котята спали, сил набирались. Митрофан тоже спал, наверное снял с себя ответственность за чужие жизни, расслабился. В туалет ходили на улицу гуськом, малышня не отставала от «папочки» ни на шаг.
Ольга Петровна вскоре тоже успокоилась: кушали все хорошо, не болели, а вес со временем наберется. Вон через четыре дня уже Новый год, пора к празднику готовиться, надо ёлочку нарядить, гирлянды развесить. А ещё у неё дед Мороз есть, который песенку про ёлочку поёт. Надо только кнопочку нажать и он тебе обязательно споет.
Ничто в мире не случается просто так, всё зачем-то нужно. Я та самая соседка из голубого домика. Уже август. Я варю малиновое варенье и смотрю в окно.
На соседнем участке Ольга Петровна ходит вокруг яблони, собирает спелые плоды в корзинку. На крылечке лежат пять красавцев-котов.
А я смотрю и думаю: может мне остаться зимовать на даче?
Пришел я как-то домой без настроения – начальство обещанную премию зажало. А в коридоре живность моя меня уже поджидает. Бакс (это пес мой) и Серый (кот хоть и беспородный, но дико умный).
Глянул я на них, вспомнил, что денег, на которые я рассчитывал, нет, и говорю в шутку: — Ну что, пацаны. Времена голодные наступают! Значит тебя, Бакс, придется продать. Или вообще съесть. Жрешь ты много, а толку с тебя никакого. А тебя, Серый, оставим. Ты, ежели что, будешь на охоту ходить и мышей таскать. И сам сытый будешь, и со мной поделишься.
Бакс, пока я толкал свою речь, и ухом не повел. А Серый слушал внимательно. И на следующее утро, ровно в семь, притащил на кухню мышь! Ходит он гулять через окно (у меня первый этаж) – и его взгляд явно говорил: — Смотри, хозяин, я оправдываю оказанное мне доверие! Но история на этом не закончилась. Следующим утром, когда я вышел на кухню, на полу лежала вторая мышь!
Но лежала не где-нибудь – а в миске Бакса! А Серый смотрел на меня немигающим взглядом своих желтых глаз, и написано в них было: — Хозяин, не продавай моего друга!!! Я ВАС ВСЕХ ПРОКОРМЛЮ!
Деньги, конечно, тоже небольшие, но лучше так, чем совсем ничего. Домик вскоре нашла, какой и хотела — маленький, но зато с печкой. И даже банька есть.
Заселилась сразу же, в начале декабря.