Таинственный сосед

— Кажется, наш сосед — и не человек вовсе! Дверь он никому не открывает, на улицу только ночью выходит, лица не показывает! — шептала возле подъезда Нинель Алексеевна.

При этом она опасливо покосилась на окна третьего этажа, словно боялась, что ее услышат. Они были плотно занавешены. Женщины, стоящие рядом с ней, тоже разговаривали вполголоса. Мол, права Нинель!

Вышеупомянутый сосед жил тут уже год. Его дорогой автомобиль, большой, темного цвета, стоял под окнами. Чем занимается, неизвестно. Живет ли с ним кто-то еще — непонятно. А главное — не видели его ни разу!

Нет, со спины, да. Когда к машине шел. И то был всегда то в капюшоне, то в очках и в бейсболке. Пробовали исхитриться — прийти в гости. По доброте.

Несколько раз штурмовали нелюдимого соседа. Причем точно зная, что он дома. С пирожками там, печеньками. Только бесполезно. Двери он никому не открывал. А почему? Вот этот вопрос и беспокоил проживающих в девятиэтажке.

— Дело тут нечисто. Определенно. Люди нормальные открывают дверь соседям. Здороваются. Появляются на улице. А этот? Тут бабка Дуся, она ночью весной не спит из-за ноющей спины, рассказывала, что он с магазина ехал с пакетами. Видано ли дело? Люди нормальные в магазины днем ездят! — продолжала Нинель Алексеевна.

— А кто он? Если не человек? — прижав маленькие пухлые ручки к двойному подбородку, с ужасом произнесла подруга Нинель, Зинаида. Росточком она было 1,50, вся такая кругленькая, беспомощная, в магазины и то муж ходил, поэтому перспектива встречи с чем-то неизведанным пугала сильно…

— Понятное дело кто! Вампир. Они света боятся! Я-то знаю. У меня внук, Сенька, вечно фильмы про них смотрит, сколько бы родители не гоняли. Ох и страшные они там! Лица белые. И если человек побежит, вмиг догонят. И прыгать могут даже до 9 этажа.

Так что ты, Зинаида не радуйся, что выше нас всех живешь! — покачала головой одна из присутствующих, Лидия Ивановна. После ее слов Зинаида закатила глаза и без сил прислонилась к перилам. Видимо, представляя себе, как ночью к ней на 9 этаж ползет новый жилец.

Все это слышала девушка Саша, она стояла на балконе второго этажа. Там же, возле ее ног, лежал мопс по кличке Пряник.

— Совсем наши тетеньки с ума посходили. Слышь, пес. Жара, видно на них действует, — усмехнулась Саша, тряхнув темными кудрями. Она жила здесь с родителями. Те сейчас находились у родни, уехали на два месяца погостить.

И девушка, работающая удаленно, была предоставлена сама себе. Ну, и Прянику, как она любовно называла собаку. Молодой человек бросил ее. Поэтому мужской пол Саша предпочитала обходить стороной.

Нет, она не поставила на себе крест, просто… Больно это очень, когда тебя бросают. И очень обидно. А еще душа болит. И ее не перебинтовать средствами из аптечки.

Саша чуда попросила. Но его все не было. Вот и верь в них после этого! Тот самый таинственный сосед жил выше ее. И слова тетенек у подъезда немного заставили задуматься.

А ведь и правда, она его тоже ни разу не видела! Только со спины! В ту версию про вампиров Саша не верила, конечно. Однако задумалась, отчего же он и правда днем на улице никогда не появляется?

Саша попыталась вспомнить соседа. Выходило, что это достаточно молодой мужчина. Она тоже однажды ночью не спала и глядела на звезды.

А тут он приехал. Походка пружинистая, фигура спортивная. Не больше сорока лет. И неизменный капюшон, хотя была ночь. Говорят, все тайное рано или поздно становится явным.

Так и тут. А началось все с того, что Сашин мопс, Пряник, гулял с ней во дворе. Рядом носились соседские дети. А Саше нужно было документы дома забрать. Она и попросила Полинку, соседскую девочку, за Пряником приглядеть.

А сама домой. Тут еще на домашний телефон родители позвонили. В общем, на улице она не через две минуты очутилась, как планировала, а позже.

Ни детей, ни мопса в зоне видимости не оказалось. Паники не было, он же под присмотром. Потом пригляделась — Полина с мороженкой идет.

— Поля, а Пряник-то где? — обратилась к ней Саша.

— А у подъезда же он был. Мы пошли за мороженым, а он с нами не хотел идти. И мы его тут оставили с девочкой. Пришли — нету. Он разве не зашел домой? — наивно посмотрела на Сашу шестилетняя малышка.

И кого тут винить? Себя? Детей? Ругала себя, конечно, Саша, оббегая вокруг дома. Пряник был неуклюжим. Бегать не любил. И точно бы никуда не помчался. Он шума боялся. И вообще всего. Любил нежиться, чтобы ему брюшко чесали да вкусняшками кормили. И как сквозь землю провалился!

Вышеупомянутая Нинель Алексеевна предположила, что мопса мог кто-то из ребят просто погулять взять.

— Вернут потом. У нас же во дворе все свои! Ну, или почти все! — вздохнув и с опаской снова поглядев на окна третьего этажа, проговорила она. Потом добавила: — Я, Сашенька, думаю, что у него там комната Синей Бороды! Он, наверное, девушек завлекает, а потом их… Того.

— Кто? Кого того? — машинально спросила Саша, которая кроме как о собаке, ни о чем другом думать не могла. — Да я про соседа! — откликнулась Нинель Алексеевна.

— Да что вы как маленькие! Ерунду говорите! — всплеснула руками девушка и унеслась.

Наступила ночь. Саша сидела, как на иголках. Она зашла домой погреться. А потом снова решила идти на улицу, искать мопса. В этот момент подъехало знакомое авто. Свет от фонаря совсем почти не проникал. Тот же капюшон.

И тут мужчина замер. Обернулся в сторону. Сделал несколько шагов, нагнулся. Снова пошел к подъезду, что-то держа на руках. Проезжающая машина осветила его фарами.

Саша вскрикнула. На руках таинственного соседа была ее собака! Больше она не думала ни о чем. Ни о вампирах, ни о комнате Синей бороды. Как была босиком, понеслась вниз, даже тапочки не надела. Вылетела в темноту двора. Они почти столкнулись.

— Это мой! Отдайте! — Саша протянула руки. И счастливый Пряник стал облизывать лицо хозяйки.

— Да я и собирался его вам отнести. Оставил бы у двери, позвонил вам. Я видел из окна эту собаку. Просто шел, смотрю, пищит кто-то. Его девчонка какая-то все по двору водила. А потом с ним вниз пошла. Я думал, родственница ваша, — отозвался сосед. Голос у него был бархатистый, ласкающий слух.

— А… Я его с детьми оставила. Они, видно, наигрались да отпустили. Вот он домой пришел. Бедолага. Никогда больше так не сделаю. А вам… спасибо, — ответила Саша.

Возникла пауза. Девушка думал, что сейчас они вместе войдут в подъезд. Но ее собеседник стоял, отвернувшись.

— Вы идете? Домой? — спросила Саша. Она увидела, что возле машины стоят пакеты с едой.

— Позже. Потом. Вы идите. Собака устала, спать хочет, — отозвался спаситель Пряника.

— Нет. То есть…. Я спросить хотела. Вы извините меня. Простите. Но… Тут… Наши соседки. И я… Второго шанса не будет. Почему вы всегда ночью ходите? Вы же нормальный человек, а про вас всякие небылицы сочиняют, — Саша и сама не понимала, откуда в ней смелость взялась это произнести.

Сказала и тут же пожалела. Мысленно отругав себя за бестактность. Человек доброе дело сделал, а она с расспросами лезет.

— Вы действительно хотите это знать? — последовал ответ. Саша кивнула. Он пошел к подъезду. И ее повел за руку. На первом этаже ярко горел свет. Незнакомец снял капюшон и обернулся к Саше. И она вскрикнула. Зажмурилась.

Потом открыла глаза и покраснела. Он стоял и смотрел в сторону. У него были удивительно красивые глаза. Большие, прозрачно-синие в обрамлении пушистых ресниц. А больше ничего не было. Точнее, было. Но в шрамах. Как будто актер отошел со съемочной группы. Вот сейчас подбежит гример, смоет все это и…

— Простите…. простите меня,- прошептала Саша.

— Теперь понимаете? Такая реакция — у всех. Даже еще хуже. Поэтому мне нет смысла показывать себя людям. Вы идите домой. А я за пакетами вернусь. Прощайте.

Дома Саша долго гладила уснувшего Пряника. И думала, какого это, жить вот так. Когда твое лицо вызывает у окружающих только страх. Может, любопытство. А ты прячешься, словно зверек…

И на следующий день она, взяв Пряника, стучалась днем в знакомую дверь.

— Откройте! Пустите меня! Мы вдвоем. Я знаю, вы дома. Я будут стучать. А потом сядем на лестницу и будем ждать, пока не откроете! — кричала она.

Дверь распахнулась. Он, как и вчера, отворачивался от нее. Мопс, кряхтя и забавно переваливаясь на ножках, пошел исследовать территорию.

Это была красивая квартира. Уютная. И Саша продолжала сюда приходить. Так началась их история дружбы, переросшая потом в любовь.

Когда Саша поняла, что дороже вот этого Ярослава нет никого. И на улицу с ним вышла. Он был без кепки и очков. И люди глазели, и пальцем показывали. А они стояли. Удивительно красивая девушка с собачкой на руках и мужчина, столь красивый душой.

Он рассказал потом, что случилось. Авария. Семьи — жены и сына — не стало. Жил. Фирма была, занимался ею друг, он перестал выезжать. Даже квартиру сменил. Думал, все, жизнь прошла. Куда еще? С такой внешностью?

Но спасает любовь. Она все равно творит чудеса. И любишь человека любым. Что яркая обертка? Содержимое-то важнее. Главное — дождаться, когда придут и полюбят. Просто так. В один прекрасный день…

Автор: Татьяна Пахоменко

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

ОДИН МУЖЧИНА УШЕЛ ОТ ЖЕНЫ

Когда они познакомились, в институте, его очаровала ее мягкость, нежный свет серых глаз и тихий голос. Он назвал ее Аленушкой, хоть по паспорту она была Еленой Сергеевной. Так это имя к ней и прилипло.
Он быстро позвал ее замуж, она согласилась.
Жили ладно, хоть и были, почитай, голытьба. Спали на полу на матрасе, ели макароны, а сгущенку по праздникам. Но ничего. Прожили 35 лет.
Родили трех детей.

Путешествовали. Сначала с палатками по рекам и озерам, потом, когда у него появились деньги, по заграницам и морям. И везде на фотографиях она смотрела на мужа ласковым, нежным взглядом. А он смотрел в объектив.
Таких, как она, называют ниточка с иголочкой, куда, мол, он, туда и она.
Только в одно место она не смогла с ним пойти. Туда, где его ждала молодая и резкая, с дерзким взглядом из-под наращенных ресниц.

Она была его секретарем почти два года, и глядя на нее, яркую и громкую, он стал фантазировать, какой могла быть его жизнь рядом с такой. Наверняка, что «ух», а не то, что…

Когда он однажды пришел домой и, запинаясь промямлил невнятное, Аленушка сначала ничего не поняла. А потом заглянула ему в глаза и молча собрала чемодан.

Аккуратно сложила теплые вещи, рядом летние рубашки с тех самых фото и даже аптечку с его лекарствами не забыла.
«Ну и мямля — подумал мужчина — та, другая наверняка закатила бы скандал или ударила. А эта что? Ровная, как кардиограмма у покойника».
А она не была мямлей, просто говорила не словами, а сердцем, которого он уже не слышал.

Полгода мужчина прожил счастливо с молодой и дерзкой, и даже тот факт, что от него отвернулись дети и многие друзья, его не сильно огорчил.
У него был новый дом, новая жена, новая модная стрижка. Он упивался новой жизнью, где было много эмоций, страсти и Мальдив.
А через полгода все изменилось.

Сначала он даже не понял что. Просто стало паршиво на душе и все тут. А потом умер его друг, друг их семьи с Аленушкой. И после похорон мужчина пришел сам не свой. Ему хотелось поговорить о друге с кем-то, кто его знал, вспомнить его привычки и причуды.

Он посмотрел на молодую и дерзкую, и понял, что ничего не сможет рассказать, а она ничего не сможет понять… и ему стало одиноко.

Тогда он закрылся в ванной, позвонил Аленушке, впервые после разрыва, и сказал одно: «Витька умер».
Они проговорили больше часа, о Витьке, конечно.

Вспомнили, как он напился на их свадьбе и забыл, куда спрятал сворованную туфлю, как занял им деньги на первый бизнес, как фарцевал джинсами, посмеялись горько и помолчали.
С этого все и началось.

Все чаще он чувствовал отчуждение со своей молодой подругой: он говорил цитатами из фильмов, которые она не смотрела, рассказывал о книгах, которые она не читала, глядя на ее модные прикиды, говорил, что они уже такое носили в 75-ом…
Его начали раздражать ее шумные компании, любовь к караоке и каблуки, которые он про себя называл копытами.

А самое главное, он не мог поговорить с ней о прошлом, его пути, его нищете и титанических усилиях, которыми он пришел к успеху.

А ему так хотелось. Но эта, новая, ничего такого не знала. И не могла оценить. Он ей в готовом виде достался. Зато знала та, другая. Теперь уже такая далекая.

Все чаще он стал запираться в ванной и набирать знакомый номер, чтобы услышать тихий, мелодичный голос. Ни разу этот голос не спросил его ни о чем, ни в чем не упрекнул, ни на что не пожаловался.

И однажды он вдруг вместо слов в трубке, услышал ее сердце. Или это его сердце было, не понятно.
Только что-то больно защемило в груди.

Он положил трубку и бросился в тот дом, адрес которого так хорошо знал. Он приехал ночью, торопливо позвонил в дверь, а когда на пороге возникла Аленушка, упал на колени, задохнулся и обхватил ее ноги руками.

Аленушка сначала обомлела, а потом осторожно погладила его по голове, едва касаясь волос пальцами.
Помолчала и сказала:

— Не надо, не надо, Костя. Как нитку не вяжи, а все равно узелок будет. Иди туда, где все еще цело.

Он поднял глаза и увидел ее взгляд — ровный и спокойный и вдруг понял, что все бури, которые он пережил, он смог пройти только благодаря этому ровному свету серых глаз.

А теперь ему придется идти в одиночку. Потому что это называется выбор. И он его сделал.

Он поднялся. Взял на секунду ее руку. Поддержал в своей. Потом молча вызвал лифт, не оглядываясь, сел в него и уехал.

Выходя из подъезда услышал, как на этаже вверху, тихо скрипнув, закрылась дверь в его прошлое…

Автор: #Дарья_Исаченко@

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Рассветы *

Она боялась рассветов. Наверно потому плохо спала ночью. Почему все плохое в ее жизни случается утром? Только солнце выглядывает и полоснет по земле светом как у нее начинается тьма.

И сегодня, глядя на происходящее вокруг, кроме разрывающей в груди боли она ничего не чувствовала. Первой Света вынесла кофеварку, наверно специально, знает ведь, что я кофе люблю, поставив ее на дорогу около фуры.

Сын нервно курил под окном и вздрагивал, при каждом выходе грузчиков из дома. Невестка, прохаживалась по дому как королева и пальчиком показывала какие вещи выносить в машину.

А мальчики в зеленых комбинезонах шустро тащили к выходу то диван, который мы с мужем подарили на первую годовщину свадьбы, то шкаф, подаренный тоже, нами на десятилетие совместной жизни.

А карнизы… в жизни бы не подумала, она дарила нам с мужем к новому ремонту. Нам было весело тогда, мы так смеялись и шутили, вместе клеили обои… карнизы она сорвала, и дырки от пробитых гвоздей плакали струящимся цементом, или штукатуркой, а шторы кинула кучей на пол, дивана и стульев уже в доме не было.

-Мама как ты можешь на это так спокойно смотреть? – возмущенно шипел сын.

-Ничего, пусть все забирает, что считает своим, нам многого не нужно – отвечала я, допивая остывший горьковатый кофе.

Вещи, она их так любила, каждой обновкой гордилась, и кружила возле зеркала… валялись, как тряпки на полу, кое где с вешалками, и достав со шкафа простынь, она быстро ногами придавливая завязывала узлы.

Я вышла во двор, было больно и тоскливо смотреть на пустеющий дом, внучка сидела на качели и, отталкиваясь одной ногой, взлетала вверх и другой тормозя резко останавливалась.

-А мой компьютер мама оставит? У меня там рефераты набранные, и пару контрольных? Его ведь вы с дедушкой мне дарили! Мама его оставит? Как думаешь ба?

-Да солнышко, компьютер тебе остается.

Двадцать лет назад, это началось с первого курса училища, когда сын первого сентября первый раз привел девушку домой.

-Мама, знакомься это Света, она на маляра учится, мы сегодня утром познакомились. Я улыбалась, надо — же, только познакомились, и привел к нам домой. Пили чай, с бабушкиными пирогами.

Светочка оказалась детдомовской девочкой, родителей своих она не знала, и жила в общежитии. После нового года переехала жить к нам, я пыталась спорить и говорила сыну что так нельзя, нужно в начале свадьбу, убеждала Светочку о важности белого платья, и пугалась мысли о том что скажут соседи…

Свадьба была, на первое сентября, через год после знакомства, шумная, веселая, студенческая. А через пять лет родилась Мариночка. Мы с мужем очень радовались и переживали, под роддомом ночевали.

Чудесная у нас внучка росла, мы нарадоваться за сына не могли, какая семья замечательная, и невестка чудесная, хозяйственная, ну и что, что в детском доме без родителей росла?

А два года назад… наш сын полюбил другую… Я и Света по началу, ничего не замечали, у нас был привычный ритм жизни, и на маленькие «выбивания из графика» никто не обратил внимания, даже я, его мать…

А в одно утро, как ни странно оно было солнечным и летним, ко мне подошла сотрудница, и говорит: -А ты знаешь, что твой сынок завтракает в кафе, за углом? Я даже не удивилась, что он в кафе, так и ответила, а она продолжила, дословно я даже не помню, но по смыслу я поняла что завтрак не с женой и не с коллегой, и он даже не дружеский…

Как маленькая отпросилась у начальства, и побежала глянуть на сына. Я все поняла без слов, сотрудница права…

Сын молчал еще с месяц, потом в одно утро долго ругался со Светой, собрал вещи и ушел. Внучка ночевала у подруги и вернувшись домой ,узнала что родители разводятся.

А мы со Светой заключили договор: Она живет у нас столько сколько сочтет нужным, хоть всю жизнь, а если сочтет что без меня ей будет лучше, она уйдет.

И вот она уходит, нет, она уезжает, вчера пришла с работы вся взбалмошная и издерганная, а ближе к рассвету, включив у меня в комнате свет, сказала: — Я встретила человека, с которым буду жить дальше, сегодня я переезжаю.

И ушла в свою комнату… меня как ножом резануло… прямо в сердце… нечем было дышать…

Утром пришел сын, он с радостью выполнял роль воскресного папы, каждые выходные проводил у нас… и приехала машина, он вначале не понял что произошло, а когда понял, пошел курить на улицу.

Молча одна за другой исчезали сигареты из пачки, и горсткой обгоревших окурков собирались у ног. Я обняла его как маленького и слегка укачивая, гладила по голове.

— Ничего сынок, главное Мариночка со мной остается. Света утром сказала, что дочь будет мешать ее новому семейному счастью…

Соседки плотным кольцом окружили машину, с любопытством заглядывая на загружающиеся вещи.

-Света, ты что? — Не выдержала Галя – ты что творишь? Вдруг там не уживешься? Куда потом пойдешь? О ребенке подумай!

— А что? Он имеет право на счастье, а я нет? Я тоже любви хочу! А ребенок под присмотром будет, не в детский дом – же ее сдаю, а с бабкой оставляю.

А не понравится так назад вернусь, чай не выгонит меня свекровь, мать ее внучки!

Машина быстро развернувшись уехала, увозя Свету к новому счастью. Марина встала с качели, подошла ко мне.

-Бабуль, если она вернется, ты ее назад не пускай! Ушла и пусть идет, любовь свою ищет дальше, а я с тобой останусь, и не нужна она мне больше!

Она пыталась утешить внучку: — Мариночка, это ты с горяча так говоришь, а подрастешь, поймешь и простишь маму — и на душе стало легче.

Автор : Татьяна Иваненко

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

АНЮТИНЫ ГЛАЗКИ

Девочка была одета в старую, но чистую куртку, башмачки, местами облезлые, клетчатое платье. Возле нее стоял картонный ящик, на котором были разложены вышитые носовые платочки и черепашки из бисера.

Волосы медового цвета, вздернутый носик. А вот глаза удивительные — фиалкового оттенка, не синие, а больше фиолетовые. В обрамлении длинных пушистых ресниц. Такие увидишь — никогда не забудешь.

Рядом с ней бойко торговали дарами сада бабульки. Мужчина и женщина, вышедшие из «Мерседеса» и направляющиеся в расположенную неподалеку контору нотариуса, уже прошли мимо.

Как вдруг женщина вернулась. И встала напротив девочки. Та приветливо улыбнулась ей. Незнакомка взяла сделанную из бисера черепашку. Ее руки дрожали.

— Лика! Ну что ты там встала? Мы опаздываем! Надо забрать пакет документов и уже уезжать отсюда, — раздраженно произнес ее спутник.

Это был яркий брюнет лет 35-ти, в деловом костюме. Его можно было бы назвать красивым, если бы не жесткая складка у рта и не угрюмое выражение лица.

— Леша… Смотри. Черепашка, — сказала его спутница со слезами на глазах. Она тоже была очень печальна, эта эффектна блондинка в темном платье.

— И что? Пошли, некогда, — мужчина уже почти развернулся. Но тут услышал шепот: — Яночка таких же делала. Помнишь? Яночкиных черепашек.

Он сжал кулаки. Кровь отлила от лица и оно стало совсем бледным. Нет. Он не хотел помнить. Никаких черепашек. Слишком много этой боли, с которой они не могут справиться уже год.

Его золотоволосая принцесса снится почти каждую ночь. Сколько можно жить с этой невысказанной виной? Каждый день он ругает себя, но нет прощения, не искупления.

Сам был с шестилетней дочкой во дворе. Она играла с мячиком, его отвлек звонок. А дальше все, туман и пропасть. Мячик, который катится в никуда. Его дочка на асфальте.

Компания этих придурков, которые ехали с клуба. Они вышли из автомобиля еле держась на ногах. И не ехали по двору — летели. То, что наказали, ничего не изменило. Яны нет. Больше нет. И как бы не говорила жена, что он не виноват, себя простить не мог.

Он обожал дочь, жил ею. А теперь… не живет. Ходит, как робот. Ест, спит, занимается делами, но не живет. Хочется забыть, а теперь вот, черепашки.

Подошел. взял в руки одну. Да, Яна делала таких же. Удивительно. И он впервые посмотрел на девочку, которая их продавала. Бедно одетая.

Его дочь ходила в самых красивых нарядах. Что за родители, которые разрешают ребенку торговать на улице этими черепашками? Он уже готов был это озвучить, но тут вмешалась жена.

— Хорошенькие такие! Сколько стоят? Я куплю. Всех. И платочки, — произнесла Лика. Девочка аккуратно сложила вещички, протянула в пакетике.

— Спасибо вам, тетя. Что всех купили. Но это же очень дорого, триста рублей. Давайте я вам скидку сделаю? На 50 рублей меньше. 250 тогда всего, — улыбнулась она.

Алексей нервно хохотнул. Дорого? Триста рублей? Для него вообще в природе не существовало этой суммы, копеечной.

— Охота тебе этих жужелиц делать за такие смешные деньги? На шоколадки не хватает? А мама с папой почему тебе денег не дают? — произнес он, несмотря на протестующие взгляды жены.

— Это не на шоколадки. Мне хлеб надо купить, молоко, кашу. Обрези на суп. И если останется, то маме еще на апельсин, — ответила юная продавщица.

Мужчина почувствовал, что покраснел. Он давно забыл про то, что люди могут жить так. Считая деньги. Когда-то сам мечтал вылезти из этой трясины и вылез. Поднялся.

Теперь у него есть все. Кроме дочери. Он отдал бы не сомневаясь, все. Пусть бы жить в какой угодно хибаре, все наживное. Только бы увидеть снова Яну, взять ее на руки.

— У ней мамка инвалид. Много на лечение надо еще. А девчушка хорошая, вы не сомневайтесь. Мы тут ее иногда прикрываем. Нельзя же торговать-то. Говорим, что внучка, если что.

А им и эта копейка вперед. Анечка после школы и уроки сделает, и сготовит. Мать накормит, потом сюда идет со своими черепашками да платками. Рукодельница она. Все свободное время мастерит! — вмешалась в разговор бабушка, продающая огурцы.

— Значит, тебя Аня зовут? А папа ваш где? Мать болеет, а он? — резко спросил Алексей. Девочка не обиделась на вопрос. Подняла на него глаза и просто сказала:

— У меня нет папы. И не было никогда. А у мамы ножка сохнет. Она почти не может ходить. Только по комнате.

— Извини, — Алексею стало неловко. Он открыл бумажник, достал пачку купюр, при виде которых расширились глаза всех, кто торговал рядом.

— На вот, возьми! — протянул деньги девочке.

— Нет, дядя. Спасибо. Но тетя мне уже дала деньги за черепашек. Не надо больше, — Аня помотала головой.

— Бери, говорю. Купишь матери еды, себе там, да вон хоть куртку. И сладостей! — улыбнулся он.

— Нет, спасибо. Это ни за что. Значит, нельзя брать, — она взяла свой ящичек и приготовилась идти.

— Хорошо тебя мама воспитала. И имя у тебя очень хорошее, — погладила ее по голове Лика, жена Алексея.

— А меня как цветок зовут. Мама рассказывала, что папа, когда за ней ухаживал, всегда ей приносил анютины глазки, — отозвалась Аня.

— Ты держись. Хоть и трудно! — на глаза Лики навернулись слезы.

— Дорогу осилит идущий! Так мама всегда говорит. Спасибо, тетя, что купили черепашек, — и девочка ушла.

Спустя немного времени, забрав у нотариуса необходимые бумаги, Алексей и Лика выехали из города. Он хмуро смотрел вперед, какая-то мысль рвалась наружу, но он никак не мог вспомнить…

— Леш, а ведь у этой девочки твои глаза. Разве так бывает? — спросила жена. Он резко нажал на тормоз.

— С ума сошел! Я просто так сказала! Просто редкий цвет, ближе к фиолетовому, ну мало ли, совпадение. Извини, глупо было с моей стороны, — Лика пробовала обнять мужа.

Но тот, крикнув, чтобы она садилась в машину, резко развернулся и помчался назад в город, из которого они только что уехали.

— Что происходит? Зачем мы возвращаемся? Леша! — закричала Лика.

— Сколько ей? Девочке этой? Лет, как думаешь? — он повернулся к жене.

— Лет десять. Да что происходит-то?

— Это моя дочь, — свернув к обочине, он остановился. Уронив голову на руль и заплакал.

— Я тогда… С девушкой одной дружил. Любил ее очень, жениться хотел. И я действительно носил ей эти самые анютины глазки. А еще, когда я ее бросил, высказав все, что о ней думаю, она эту фразу произнесла, как моя… Аня сегодня.

Что дорогу осилит идущий и они не пропадут. Я еще думал, что она имела ввиду себя и Ваську, друга лучшего моего. А значит, она про себя и ребенка говорила, — Алексей остановился и предложил жене пересесть за руль. Руки его от волнения тряслись.

— Почему вы расстались? — спросила Лика.

— Я пришел к ней, а она спит на диване. И Васька рядом. Потом давай глазами хлопать, мол, ничего не было, ничего не помню. Ну а Васька. Она ему всегда нравилась, только предпочла меня. Тот, конечно, все рассказал.

Полина, мать Ани все отрицала, плакала, но я ей не поверил. Уехал из города. Если бы не эта квартира от дядьки, ни за что не вернулся бы сюда, — вымолвил Алексей.

— Она похожа на тебя. Лицом копия ты. Только волосы светлые. Глупо. Ты свою собственную дочь не узнал. И мне об этом никогда не рассказывал, — усмехнулась жена.

— О чем, Лика? Это ошибка молодости, может, — он попробовал погладить жену по щеке.

— Ошибка? Очнись, Леша. Твоя дочка одетая кое-как продает черепашек, чтобы купить хлеба! Родная дочь, Леша! Да как ты можешь? — воскликнула жена.

Он никак не мог. Поверить в это. Но без всяких ДНК, чувствовал, что Аня — его дочь. Он смотрел в свои собственные глаза на ее лице. А еще одна делала таких же черепашек, как их Яночка. Они, получается, сестренками бы были…

На том месте, где они расстались с Аней, последняя из бабушек приготовилась уходить, взяв складной стульчик.

— Постойте! Я здесь… мы тут были. Девочка, с черепашками. Аня. Где она, скажите, где живет? Город маленький, наверняка вы знаете, — Алексей принялся умолять бабушку дать адрес.

— Это очень важно! Мы помочь хотим! — принялась уговаривать и Лика.

— Да вон, общежитие. На третьем этаже, там, за общей кухней сразу, — ответила старушка. Он не помнил, как быстро взбежал по ступенькам, жену тянул за собой за руку.

И тут они услышали тихий вскрик. Алексей метнулся к кухне. Там, у стенки, стояла его дочь. А рядом — несколько подростков.

— 50 рублей мало! Еще давай! Давай, иначе в следующий раз всех твоих черепах в колодец скинем! — произнес мальчик лет 15.

— Нет. Не дам. Мне еще маме надо купить. Не дам, нам есть нечего! Уходите! — девочка что есть силы сжимала в руке деньги.

— Отошли. Все от нее отошли, ну, быстро! — он закричал так, что из комнаты словно ветром сдуло всех подростков.

Осталась только Аня. Ресницы слиплись от слез, но она пробовала улыбнуться через силу, глядя на него самыми красивыми в мире глазами. Его глазами.

— А вы как тут, дядя? Вы тут зачем? — спросила она. Алексей подхватил дочь на руки, прижал к себе и прошептал:

— Я приехал за тобой. Я твой папа… Он шел по коридору, держа девочку за руку. Пахло кислой капустой. Навстречу, из одной из комнат, выпала пьяная компания. Но наткнувшись на его взгляд, все тут же ретировались обратно.

— Тебе тяжело тут, да? Ты когда-нибудь простишь меня? — внезапно севшим голосом только и смог прошептать он.

— Нет, не тяжело, все же так живут. А разве бывает по-другому? А то, что эти налетели, так они всегда ко всем цепляются.

Но я бы никогда им не отдала остальные деньги. Это маме на продукты. 50 рублей отдала, иначе черепашек и правда выкинуть могут.

А больше не дам, я тоже буду отпор давать! Я же сильная! — Аня посмотрела на него. Маленькая, худенькая большеглазая девочка в старом платье. Которая говорит, что она сильная. И что все так живут.

10 лет. Вычеркнутых из жизни. Простишь ли ты меня, дочь? Думал Алексей в этот момент. Они пришли, Аня открыла дверь комнаты.

С постели приподнялась изможденная, еще не старая женщина. Землистый цвет лица, лихорадочный румянец на щеках. Но сквозь все это он увидел другое. Светловолосую, похожую на статуэтку девушку Полину. Его первую любовь. Анютины глазки.

— Здравствуй… Поля, — только и смог сказать Алексей.

— Подойди. Солнышко мое. Любимый мой. Господи, как же я тебя ждала все эти годы!

Есть Бог, Лешенька. Услышал он мои молитвы, чудо свершилось, привел тебя к нам. Анечка…

Не оставляй ее, Христом Богом молю, не бросай. У нее нет больше никого. Твоя же она, Лешенька! Поверь мне. Хочешь, анализы сдайте. Только не бросай, мне недолго уже…

Она одна совсем будет! — заплакала Полина. Алексей обнял ее и прижал к себе. Он слушал сбивчивый рассказ о том, как Полина узнала, что беременна. А он был в отъезде.

Как она пошла к его другу Василию, тот обрадовался известию, предложил чаю и хотел отвезти ее к нему. Она выпила и все, пустота.

Пришла в себя, когда Алексей, уверенный в том, что она ему изменила, уже ушел. Спешно уехал из города. И все.

— Я этого подонка… Собственными руками, — стиснув зубы, проговорил Алексей.

— Он утонул Леша. В том году. Пьяный зачем-то в воду полез, — ответила Полина. Потом подняла взгляд на Лику.

— Твоя жена? Красивая, — она попыталась пригладить спутанные волосы.

— Дядя, тетя, я вам чаю принесла! К чаю только хлеб, но очень вкусный, я его когда купила, еще горячий был. Чуть полбулки не съела! — раздалось сбоку.

Алексей смотрел на дочь. Та держала на табуретке две чашки и несколько кусочков хлеба. Хлеба…

Он ел в основном в ресторанах. И дома в вазочках всегда лежат изысканные конфеты и сладости. А его ребенок считает хлеб за лакомство. Боже, прости…

— Не дядя. Папа, — он посадил девочку на колени.

— Лешенька, она привыкнет. И нисколько в тягость вам не будет. Она все умеет. И готовит, и стирает, и учится хорошо. Она вас не стеснит, Леша.

Ты только от нее не отказывайся. Она не сможет в детдоме. Не отдавай туда Анечку, Леша. Я понимаю, у вас свои детки, наверное, есть. Но не бросай ее, пожалуйста , — Полина снова вцепилась в его руку.

— Что ты говоришь такое. Конечно, не брошу. А дети… Наша Яна… Мы ее потеряли год назад, — вздохнул Алексей.

— Прости… Прости, я не знала, — Полина откинулась на подушку. Лика подошла к ней, присела. Они неслышно разговаривали. А он все никак не мог отпустить с колен Аню.

Казалось, она выйдет за дверь и все исчезнет. Растает, как мираж. Не будет этой девочки с черепашками и его снова ждет дорога в никуда. Алексей тряхнул головой.

— Папа… А почему ты плачешь? Ты не уедешь больше так надолго, папа? — маленькая ручка вытерла слезы с его щеки.

— Нет, родная. Никогда. Я всегда буду рядом, — пообещал он.

Полина тихо ушла во сне через три месяца. Алексей удочерил Аню, официально доказал, что он ее отец.

Лика заменила ей маму, оставив у девочки добрую память к Полине. Алексей достроил храм в городе, вложив в это немалые средства.

И кроме как чудом, никак не может назвать встречу с дочерью, о существовании которой он даже не знал. Да, не так давно они все вместе переехали в загородный дом.

Там есть большая клумба. И цветут на ней только анютины глазки!

Татьяна Пахоменко

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.