Николай Цискаридзе о любви и жизни.

Николая Цискаридзе называют уникальным танцовщиком с очень сложным характером.

Николай не скрывает – что есть, то есть, не сахар! Но с мягким характером, как признался танцор «Правде.Ру», в балете ничего не добьешься. И кстати, именно благодаря своему сложному характеру, Цискаридзе стал весьма популярным светским персонажем.

— Николай, зависть сильно ощущаете или предпочитаете закрывать на нее глаза?

— Судя по интервью моих коллег, она очень ощущается и не замечать ее невозможно. Просто не надо чересчур остро это все воспринимать, и все. Зачем усложнять жизнь другим и себе?

— Вы, кажется, уверенный в себе человек?

— Это видимость! На самом деле я совсем не такой, каким кажусь. Вот раньше, да — был уверенным даже сверх меры. А когда прошел огонь, воду и медные трубы, стал более осторожным.

— Скажите, а что такое с вашим характером, что о нем говорят даже те, кто имеет далекое отношение к балету?

— Я довольно жесткий человек в том, что касается работы. Меня критикуют на самом деле лишь потому, что я постоянно чего-то добиваюсь, доказываю свою правоту, отстаиваю свою точку зрения, а это, как вы догадываетесь, мало, кому понравится. Никаких звездных капризов, как у некоторых, у меня нет. Я выступаю только по делу, пусть иной раз и резко.

— Николай, а правду говорят, что вы настолько поглощены профессией, что у вас совершенно нет времени на личную жизнь?

— Ну, на длительные ухаживания и романтические свидания времени действительно крайне мало. Но это не означает, что у меня совсем нет личной жизни. Это было бы, мягко скажем, ненормально.

Просто я не афиширую свои привязанности. И к счастью, папарацци меня не караулят на каждом шагу. Или я удачно маскируюсь! (Усмехается) В любом случае я бы не хотел иметь такую популярность, как, например, у Ксюши Собчак. Ей вообще прохода не дают – вся жизнь на виду. Это с ума сойти можно! Даже трусики, извините, в объектив попадают. Зачем мне такое счастье? Кому-то это, конечно, нравится, но я не из этой категории.

— А, например, отцом семейства вы себя можете представить?

— Ой… Представить-то можно, но спешить, думаю, не стоит. Я очень ответственный человек во всем. Семья – это другая фаза жизни. О ней можно серьезно подумать лет после сорока.

Для мужчины это вполне нормальный возраст, когда он твердо стоит на ногах (если стоит) и знает свои возможности. Так что надо еще вольно пожить и поработать. Кроме того, пока еще не вижу подходящей девушки для себя. Красавиц-то то полно, а вот в духовном плане они далеко не так прекрасны.

— То есть вас одной внешностью не возьмешь?

— Мне кажется, любого глубокого, умного и чего-то стоящего мужчину одной внешностью не возьмешь. С красивой пустышкой жить до невозможности скучно. Покрасоваться на публике — да, а жить это совсем другое. Покрасовался раз, другой, а потом что? Дома и поговорить не о чем, и делать она толком ничего не умеет, и посоветоваться с ней нельзя.

Нет, в девушке все должно быть прекрасно. И, честно сказать, мне гораздо важнее, что у нее в душе и в голове. А сейчас интеллигентная, умная девушка – большая редкость.

— Николай, а вы могли бы себя представить состоятельным человеком, живущим в свое удовольствие?

— Это моя мечта! Быть миллиардером, валяться на берегу океана, потягивать экзотический коктейль и не думать о том, что надо куда-то бежать и что-то делать.

Но я думаю, что от такой жизни тоже быстро устанешь. Так что лучше иметь золотую середину. Как правильно заметил один человек, надо иметь столько денег, чтобы о них не думать, но и чтобы не бояться за них и за свою жизнь. Вот это, наверное, оптимальный вариант, к которому надо стремиться.

Из сети

«Надо быть честным, порядочным и делать что-то для людей, не для себя»

– Николай Максимович, вы чувствуете, как сегодня меняется роль телевидения?

– Вы знаете, как интересно… Вот есть глянец. И есть очень глупые артисты, которые тратят дикое количество денег, тиражируя себя в глянце, уверенные, что они этим станут известными.

Глянец – это Садовое кольцо и Рублевка. Все. А есть остальная страна. И вот остальная страна до сих пор смотрит телевидение. Вы понимаете, наша страна еще, наверное, лет 30 будет смотреть такие программы как «Поле чудес» – и считать это самым интересным.

Не знаю, насколько вы часто путешествуете. Я очень часто путешествую и общаюсь с разными слоями населения и понимаю, что они не слышали о таких вещах, как интернет. Они никогда не видели журнал Cosmopolitan, не говоря про Vogue или GQ. Они просто не знают, что это существует.

– Ну, мне кажется, что про интернет-то уже знают все.

– Поверьте, нет. Я оттуда – я не забываю, я себя трезвлю каждый раз и говорю – Ника, открой глаза, у тебя все не просто хорошо, а очень хорошо. Ты заработал себе на немножко более лучшую жизнь, но она бывает другая.

Я прошел все эти ситуации и я знаю, как живут люди, тем более сейчас, когда я подписываю зарплаты, я очень хорошо понимаю, как оплачивается труд уборщика, как оплачивается труд педагога простого и так далее. Я это не забываю.

– Я где-то читала, что Кехман очень хвалил ваши административные способности.

– Потому что на сегодняшний день академия, которой руковожу я, – это образцово-показательное учебное заведение. И все, кто попадает, допустим, в московскую школу, а потом ко мне, конечно, они видят эту разницу.

– Вы между Москвой и Питером так и курсируете?

– Да. Просто я живу в Москве, а служу в Петербурге. И я прекрасно понимаю, что сколько бы я ни сделал для академии, я всего лишь навсего временный руководитель, капитан этого гигантского корабля, потому что это учебное заведение было великим до меня и его величие не зависит от меня.

От меня зависит, насколько этот период будет без коррупции, без блата, чтобы дети жили в тепле, в достатке и так далее.

Я навсегда колонна Большого театра – и кто бы что бы ни хотел, я навсегда премьер Большого театра. Это то, что мне подарила судьба.

Миллионы мечтают стать премьером Большого театра, но никогда им это не удастся, а мне выпала такая честь, понимаете? Очень быстро занять это место, продержаться 21 год – конечно, это удача. Наверное, благодарность за честное служение.

А администратором быть очень легко, поверьте. Это очень легко. Просто надо быть честным, порядочным и делать что-то для людей, не для себя.

Я каждый раз думаю, что если бы я вот сейчас учился, а я бы что хотел, а я бы как хотел, а мне бы что было…

Николай Цискаридзе

Из разговора с Надеждой Стрелец

А́нна Павлова родилась 12 февраля 1881, в Санкт-Петербурге — русская артистка балета, прима-балерина Мариинского театра в 1906—1913 годах, одна из величайших балерин XX века.

После начала Первой мировой войны поселилась в Великобритании, постоянно гастролировала со своей труппой по всему миру, выступив в более чем 40 странах и во многих из них впервые представив искусство балета. Гастроли Анны Павловой способствовали утверждению мировой славы русского балета.

Хореографическая миниатюра-монолог «Умирающий лебедь» в исполнении балерины стала одним из высоких эталонов русской балетной школы. Исполнительская манера Анны Павловой свидетельствует о расцвете балетного импрессионизма начала XX века. ©

Великая русская балерина Анна Павлова навечно вошла в историю мирового балета и массового сознания как олицетворение красоты, пластики и грации. Ее танец умирающего лебедя в балете Фокина и Сен-Санса у миллионов жителей планеты навеки ассоциируется с русским балетом, а имя самой балерины стало брендом и легендой еще при жизни.

Например, после ее гастролей в Австралии и Новой Зеландии восторженные зрители и поклонники таланта назвали в ее честь торт из безе, вошедший в современные словари английского языка как Pavlova cake.

Однако не так широко известно, что Анна Павлова обожала птиц. Об этом поведал миру ее гражданский муж, друг, покровитель и спонсор Виктор Дандре, потомок обрусевшего француза из Санкт-Петербурга, в своей знаменитой книге «Анна Павлова в искусстве и жизни», изданной на английском языке в Лондоне в 1932 году, всего через год после ухода из жизни легенды мирового балета. Более чем через 70 лет, в 2003 году, в Москве наконец-таки появился перевод этой книги и на русский язык.

Дом в Хэмпстеде
Анна Павловна была красивой, но довольно одинокой женщиной. Она никогда не состояла официально в браке и у нее не было детей. Она сильно уставала во время постоянных и интенсивных гастролей. Возможно, поэтому ее самыми близкими и преданными друзьями стали птицы в доме Айви Хаус, расположенном в Хэмпстеде, на севере Лондона. Сейчас в этом доме располагается образовательная и благотворительная организация – «Еврейский культурный центр города Лондона», на котором установлена мемориальная доска в память о Павловой, а в саду стоит памятник балерине работы шотландского скульптора Джорджа Генри Поулина.
Любимчики
Анна Павловна испытывала особую привязанность и нежность к лебедям. Одним из самых закадычных друзей и любимчиков Анны был лебедь-шипун по кличке Джек. В 1927 году Виктор Дандре специально пригласил в дом Анны Павловны известного британского фотографа Джеймса Лафайетта для фотосессии с Джеком. Эти великолепные снимки позже также стали знаменитыми и в настоящее время широко растиражированы многими сайтами.
Кто знает, сколько движений Анна Павловна подсмотрела и позаимствовала у своего белоснежного друга?..
Birdwatcher
Живущие на небольшом пруду лебеди всегда выходили на зов Анны Павловны. На чердаке дома располагалась голубятня, в которой она сама любила «поворковать». Анна лично присматривала за голубятней. Эта обстановка, видимо, немного напоминала ей детство, проведенное на даче в Лигово.
Анна Павловна была, как бы мы теперь сказали, бердвотчером (birdwatcher). Вместе с лебедями на пруду жили фламинго, а по газону важно расхаживал павлин. В саду располагался авиарий, в котором содержались различные более мелкие диковинные птицы, привезенные Анной Павловной из ее многочисленных зарубежных гастролей. Прежде чем отправиться на длительные мировые турне, Анна Павловна обходила все комнаты своего дома, где прощалась с самыми для нее важными предметами, а затем спускалась в сад, обходила всех птиц и лично прощалась с каждой. Этот ритуал она никогда не нарушала.

Известный британский театральный критик Олег Олегович Керенский (1930-1993), внук последнего премьер-министра дореволюционной России Александра Федоровича Керенского (1881-1970), написал про Анну Павлову целую книгу. Она была издана на английском языке в 1973 году в Лондоне. В ней он также поведал про любовь Анны Павловой к птицам. Он, например, рассказывает как однажды из турне по Австралии Анна Павлова отправила в Лондон с далекого континента закупленную там партию из 120 птиц. Иногда она привозила из-за границы цветы и пыталась их выращивать в своем саду.

«Приготовьте мне костюм лебедя»
Известный английский танцовщик Харкурт Альджеранов (1903-1967), переделавший свою фамилию на русский лад для того, чтобы выступать с Анной Павловой на одной сцене, вспоминая о десяти последних годах жизни великой балерины, рассказывает о том, как однажды Павлова послала из Мексики домой множество прелестных маленьких экзотических птичек, предоставив их заботам своей горничной Мей.

Сохранились фотографии Анны Павловны, на которых она была изображена в доме с французским бульдогом и сиамской кошкой. Она часто разговаривала с «братьями нашими меньшими». На некоторых снимках Павлова предстает перед нами со слонами, верблюдами, овцами.

Анна Павлова не дожила всего восемь дней до своего полувекового юбилея. Она скончалась в Гааге в Нидерландах от воспаления легких, отказавшись от операции, которая поставила бы крест на ее карьере балерины. Похоронена она была в городе, где ее ждали обожаемые птицы. Урна с ее прахом находится в колумбарии Голдерс Грин в Лондоне. По одну сторону урны – статуэтка балерины, а по другую – фигурка лебедя. Ее последними словами были: «Приготовьте мне костюм лебедя».

Подготовил Евгений Шергалин

«До самой смерти балерина скрывала своё происхождение. Мать Анны Павловой, Любовь Фёдоровна Павлова, родила дочь, обвенчавшись перед её рождением с отставным солдатом Преображенского полка Матвеем Павловым; вскоре после заключения брак распался.

По утверждениям нескольких современников, в том числе двух её единокровных братьев, отцом Анны Павловой является один из крупнейших московских банкиров, землевладелец Лазарь Поляков.

Анна Павлова родилась в Петербурге 31 января (12 февраля) 1881 года, как свидетельствует метрика, в госпитале лейб-гвардии Преображенского полка на Кирочной улице, где служил её отец — Матвей Павлович Павлов. По некоторым данным, этот отставной солдат происходил из рода евпаторийских караимов, его настоящее имя было Шабетай Шамаш (Матвей), а скончался он через несколько лет после рождения дочери и был погребён на Красненьком кладбище в Петербурге (там же впоследствии похоронили и его законную жену Любовь Фёдоровну Павлову, мать Анны).

Слухи о возможном происхождении Анны Павловой от известного еврейского банкира, коммерции советника Лазаря Соломоновича Полякова основываются на мемуарах сыновей Лазаря Полякова, с которыми воспитывалась девочка и которой Лазарь Соломонович дал образование.

Известный импресарио балерины Сол Юрок в своих мемуарах писал, что А. Павлова разрешила ему после своей смерти огласить её еврейское происхождение.

В январе 1914 (12 января 1914 Лазарь Поляков скончался) в русской печати появилась небольшая заметка, где говорилось, что после долгого отсутствия и, к сожалению, на очень короткое время прибывает в Россию по весьма печальному обстоятельству знаменитая русская балерина Анна Павлова.

Она всё-таки приехала проститься со своим отцом.Это снимает все вопросы о происхождении Анны Павловой.»

Покинув Россию навсегда в 1912 году, она никогда не забывала о том, что она русская балерина и не забывала своих великих учителей — Павла Гердта, Александра Облакова, Екатерину Вазем.

В голодные революционные годы Павлова посылала из Англии продуктовые посылки артистам Мариинского театра. Всем поименно. Она не понаслышке знала слово нужда.

О великом хореографе вспоминает бывшая солистка его балета Лидия Шамина: «Целеустремленность была главным качеством характера Игоря Александровича. Ансамблю в его жизни подчинялось все. Он и артистов любил или не любил, подходя с этой меркой — насколько ты ансамблю предан. За талантливого танцовщика, в котором души не чаял, Моисеев мог и по высоким инстанциям пойти, случись у того неприятность. Благодарности не ждал ни от кого никогда, но упрекнуть мог, ничего не забывал.

С первых лет существования ансамбля артисты звали его Хозяином. Нет, аналогии со Сталиным здесь ни при чем, просто он ничто не упускал из виду в своем танцевальном хозяйстве. Представьте себе: в 1983 году, в семьдесят с лишним лет, он ставил спектакль «Ночь на Лысой Горе» — и вспомнил движение, которое видел на полтавской ярмарке 6-летним мальчишкой! Все это время оно хранилось в его творческой копилке — пока не пригодилось.

Он очень любил русскую поэзию, легко мог прочитать наизусть целиком «Песню про купца Калашникова», поэмы Алексея Толстого. На гастролях всегда заботился, чтобы артисты ходили в музеи, и сам проводил потрясающие экскурсии — музейные работники только рты разевали.

Моисеев в полной мере обладал тем душевным свойством, что модно зовется харизмой. О силе его личности, его слова вспоминают все моисеевские танцовщики. В его присутствии никто не мог сидеть. Его боялись, обожали и безмерно уважали, но — на расстоянии, сблизиться с ним никто даже подумать не мог. Подойти заговорить побаивались. Но если попадали к нему в кабинет на разговор, запоминали эту встречу навсегда.

Моисеев раз и навсегда завел в ансамбле правило: день должен начинаться с класса — упражнений у балетного станка и на середине, включая прыжки. И все 70 лет, где бы ансамбль ни находился, правило это соблюдается неукоснительно. В эвакуации, когда жили в поездах, скитаясь по Сибири, Моисеев сам давал класс прямо в вагоне и сам же его выполнял вместе с танцовщиками. «

На базе», в Концертном зале имени Чайковского, класс и репетиции всегда были основательными, «в полную ногу», здесь ставились все моисеевские танцы, а их в репертуаре более трехсот. Каждый день после класса без четверти двенадцать весь зал уже интенсивно разминался: прыгал, растягивался, вертелся, стучал дробями. Те, что поближе к двери, у лейки (из нее поливается пол, чтобы не скользить), поглядывали за лестничной площадкой, где лифт. «Приехал!».

Моисеев входил в зал деловитой походкой, садился в центре в кресло у зеркала (присесть на него не осмеливался даже в его отсутствие никто), закидывал ногу на ногу: «И-и, начали!». Какое счастье было с ним репетировать! Он никогда не гонял понапрасну, замечания всегда были точны, а уж показы! В одно мгновение он мог преобразиться в робкую барышню, пьяненького казака или римского гладиатора. Надо ли говорить, что все наизнанку выворачивались, чтобы сделать, как он велит.

Моисеев требовал скрупулезности во всем: позиции соблюдались до миллиметра, методика движений отрабатывалась часами, рисунки надо было держать как по линеечке — ассистентами-репетиторами это доводилось до совершенства, абсолюта. Отсюда и слаженность исполнения, и техника танцоров, которая и сегодня, уже в шестом по счету поколении, поразительно высока.

Жизнь его — это цепь удачно принятых решений: где надо, он был дипломатом, где надо — диктатором. Главный его принцип: «Неизбежное встречай достойно». Этим можно объяснить и то, что ни он сам, ни его артисты не пострадали от сталинских репрессий, а успех был постоянным спутником ансамбля. Однажды по ошибке костюмы, в которых сегодня вечером надо было выступать на очередном партсъезде, отправили с приготовленными для завтрашних гастролей по Сибири.

К началу репетиции все с ума сходили: «Что с Хозяином будет? Да его инфаркт хватит!». Узнав, в чем дело, он мгновенно отреагировал: «Звоните в ГАИ, пусть пошлют за трейлерами вертолеты». И успели! Одевались мы за кулисами, за пять минут до выхода. Костюмершу, по чьей вине произошла ошибка, Моисеев уволил в тот же день.

Он годами носил одни и те же пиджак и берет. И страшно переживал, если его артисты «отличались» — машинами, нарядами, недостойным поведением, следил, чтобы моисеевцы всегда и везде выглядели аккуратно и достойно. Рассматривая личный багаж артистов, ожидавший отправки в холле гостиницы, мог отругать за неопрятный чемодан.

Танцовщицам запрещал курить — сам никогда в жизни не пил и не курил. Женственность, красоту в танцовщицах умел ценить, говорил, что артистку красивую научить танцевать легче, чем крокодила сделать красоткой, и требовал от нас безупречной формы. Расслабиться Моисеев не позволял себе до последнего дня. До преклонных лет делал балетный станок, потом перешел на дыхательную гимнастику, которую придумал сам, на основе нескольких методик.

Личная, домашняя его жизнь всегда была закрытой темой. Лишь немного, про родителей, он сам рассказал в своей книге «Я вспоминаю… Гастроль длиною в жизнь». На все расспросы «про жизнь» отвечал, что всегда старался жить и работать по принципу Лао Цзы: «Созидай, но не обладай, трудись, не ища выгоды, добивайся цели, но не гордись».

«Самое большое несчастье, если человек всю жизнь живёт и не любит работу, на которую обречён. По-моему, большего наказания быть не может. В английских тюрьмах знаете какое самое лютое наказание? Переносить из одного угла в другой камни. Бесцельность этой работы убивает и психически, и физически. Если вы работаете, скажем, ассенизатором, но видите результат своего труда — это уже, поверьте, немало.» (Игорь Моисеев)

ИЗУЧАТЬ народные танцы Игорь Моисеев начал ещё в 30-х годах ХХ века. Ездил на Украину, в Белоруссию, Грузию, Таджикистан. Как-то Институт физкультуры имени Сталина со своими выступлениями 3 года подряд недотягивал до первого места. Сталину это очень не нравилось. И вот за месяц до очередного парада Сталин приказал назначить нового постановщика. Выбрали Моисеева. Просто чудом за такой короткий срок Игорь Моисеев успел придумать, подготовить и показать такую программу, которая «без лишних вопросов» стала первой.

Когда началась война, Моисеев увёз свой ансамбль на Дальний Восток. Тем самым он спас труппу от пуль и голодной смерти. — Каждый день мы давали по 2–3 концерта. Переезжали из города в город в двух купейных вагонах. В каждом купе размещалось по 6 человек. В этих же вагонах и ночевали. Иногда нам давали гостиницу. Уж тогда мы себя чувствовали просто королевской делегацией.

В то время Игорь Александрович стал для всего коллектива ну прямо как мать родная. Кормил нас, доставал хлеб, сахар, масло, чай, одевал. Вся труппа ансамбля ходила в одинаковых ватниках, штанах, валенках. Следил, чтобы самым молодым доставалось чуть больше еды, считал, что им это более необходимо, чем старшим. Помогал всем разгружать вещи из вагонов, носил тяжёлый реквизит. Заставлял нас всех каждый день мыться. Если в городе была баня — мы все шли в баню. Если же бани не было — отправлялись на вокзал: тогда приходилось мыться в туалетах ледяной водой. Но как бы ни были тяжелы условия, все должны были быть чистыми и опрятными. Отговорки не принимались. И не дай бог у кого-то запачкается костюм — тут же отправлялся его чистить.

Классы (хореография и пр.) проводил каждый день, вне зависимости от обстоятельств. Чаще всего мы репетировали на перронах. Выйдем из вагонов, встанем и начинаем делать упражнения. Когда же оставалось свободное время, Игорь Александрович собирал всех в вагон и рассказывал об истории танца, о музеях, о художниках, играл в шахматы: он когда-то даже был «первой доской» Большого театра.

ПОСЛЕ войны Ансамбль народного танца стали довольно часто отправлять на гастроли за границу. Во время событий в Польше, когда русских там принимали, мягко говоря, не очень тепло, российское посольство решило смягчить ситуацию и организовало сборный концерт. В первой части концерта половина народа ушла из зала. Моисееву нужно было спасать ситуацию. — И мы решили исполнить польский народный танец краковяк. Когда нас объявили, поляки заудивлялись: «Как это русские будут танцевать краковяк?» Но выступления закончились бурными овациями. Два раза вызывали на бис, кричали: «Браво! Виват!» А у нас всех сердце замирало.

Есть у нас танец «Бульба». Игорь Александрович поставил его на белорусскую народную песню. Так вот, белорусы с тех пор, как мы его им показали, утверждают, что танец этот — народный. А на самом деле до постановки Моисеева такого танца вообще не было.

В своём коллективе Игорь Моисеев и в 100 лет Хозяин — так прозвали его ученики. Он сам и в том возрасте приходил на репетиции, сам принимал все спектакли, одобрял костюмы. Если что-то не нравится, сам показывал, как надо делать. Он умел объяснить так, что сразу всё становится понятно.

Да, артисты его боялись, потому что он строгий, может упрекнуть, сделать замечание. Но эта строгость оправданна, поэтому никто никогда не обижается. Выпивка и сигареты были строжайше запрещены. Не дай бог, если в ансамбле кто-то при Игоре Александровиче выпьет или закурит. Он этого просто не переносил. Сам мог только в праздник выпить рюмку вина, но не более.»

Еще более удивительным фактом, чем возраст Моисеева, выглядит неправдоподобно успешная, почти семидесятилетняя история главного моисеевского детища – ансамбля народного танца, состоящая из вечных аншлагов, гастролей по всем континентам и единодушно восторженных откликов прессы. «Если концерты моисеевского балета не заставят вас аплодировать, неистовствовать, топать ногами от удовольствия, значит, вы не совсем нормальны», – писала «Ле паризьен» о гастролях моисеевцев в Париже. «Эти русские танцуют как дьяволы», – вторила ей голландская «Утрехте ниеувсблад».

Из каждой страны Моисеев привозил новый танец. Аргентинское Гаучо, венесуэльская Хоропа, югославская Дзюрдевка, мексиканская сюита… Маэстро не постеснялся напомнить не только России, но и другим странам о позабытых ими традициях. Итальянцам Моисеев подарил свою версию тарантеллы – они назвали ее возрождением этого танца. Китайцам преподнес их старинный танец с лентами – зал ревел от восторга и вызывал на «бис». А для испанцев арагонская хота и испанская баллада «по-моисеевски» оказались настоящим эстетическим шоком – в благодарность ансамбль получил почетный орден.

Теперь у Моисеева целый музей наград и премий (только орденов, русских и зарубежных, более тридцати). Его имя трижды вошло в Книгу рекордов Гиннесса: за самую долголетнюю творческую деятельность в области хореографии (с 18 лет в балете Большого театра, с 24-х – балетмейстер, сочинитель танцев), за рекордное количество поставленных хореографических произведений (более 300 танцевальных номеров) и за выдающийся вклад в развитие мировой народно-сценической хореографии.

Последняя формулировка звучит туманно, но имеет в виду конкретную заслугу хореографа: Игорь Александрович придумал и развил собственный танцевальный жанр – сценический народный танец. У этого изобретения не было ни аналогов, ни предшественников, ни традиций. Просто до Моисеева никому в голову не приходило показывать зрителю, воспитанному на балете, лихие гопаки, разудалые бульбы и озорные вензеля.

А Моисеев, много путешествовавший по стране и с детства боготворивший народный танец (еще в 8 лет увидел, как танцует народ на Сорочинской ярмарке, и запомнил навсегда), взял да перенес самородные национальные пляски с улицы прямо на сцену. Причем не просто скопировал, а дополнил элементами классики и характерного танца (пригодилась школа Большого театра), создав собственную систему танца.

Сегодня можно говорить о выставочности «моисеевского» жанра. Известнейшие номера – танцы «Лето», «Партизаны», «Старинная городская кадриль», флотская сюита «День на корабле», греческий танец «Сиртаки» – это уже не просто визитные карточки ансамбля, а часть истории и культуры разных стран. Они как музейные экспонаты хранятся мастером в первозданном виде.

Моисеев намеренно ничего не переделывает. Он убежден, что танцевальный номер – это творение времени и обстоятельств, он интересен как осколок памяти, которую не изменить. Оберегая старое, Моисеев не перестает творить. У него, несмотря на возраст, еще море грандиозных планов. Например, создать собственный театр танца. Все-таки слово «ансамбль» уже несолидно для такого прославленного коллектива.

А главная мечта Моисеева – чтобы изобретенный им жанр развивался и не превратился в классику – осуществляется уже много лет: многочисленные коллективы, созданные при участии Моисеева, танцуют по всему миру: и в Венгрии, и в Болгарии, и в Польше, и в Чехии, и в Словакии, и во Франции, и в странах СНГ. Тысячи последователей, учеников, новых течений. А сравнить балетмейстера Игоря Моисеева пока не с кем. Он так и остается единственной звездой в жанре, который придумал сам.

Мастера не стало 2 ноября 2007 года…

Из инета

В 1920 году отец отвел его в балетную школу бывшей балерины Большого театра. Мальчику на тот момент было 14 лет — для начала занятий танцами это уже весьма «солидный» возраст, но папа таким образом просто хотел спасти сына от плохих компаний, коих в Москве того времени на улицах было очень много.

Отцовская забота о безопасности ребенка предопределила весь дальнейший жизненный путь мальчика и помогла открыть его талант. Уже через три месяца после начала занятий в танцевальной школе преподавательница отвела ученика на вступительный экзамен в Государственную балетную школу ГАБТ (ныне — Московская академия хореографии).
Юный танцор, который буквально вот-вот занялся танцами, отлично сдал экзаменационные задания и был зачислен в балетную школу. Звали мальчика Игорь Моисеев.

Так началась сценическая карьера самого знаменитого советского артиста балета, хореографа, педагога и общественного деятеля. Сегодня исполняется 116 лет со дня рождения этого выдающегося человека.

Список его постановок — огромен, от балета «Спартак» в Большом театре (композитор А. И. Хачатурян) до почти сотни танцев разных народов мира. В 1937 году он создал ставшим позднее знаменитым на весь мир «Ансамбль народного танца СССР».

С 2007 года ансамбль носит имя Игоря Моисеева.
Он создал первую в стране профессиональную школу народного танца, был награжден очень большим количеством самых престижных советских и зарубежных наград, включая звания народного артиста СССР, лауреата трех Сталинских премий, кавалера трех орденов Ленина, двух «Оскаров» в области танца.

Мировая знаменитость, который попал в балет фактически случайно, благодаря своему отцу; один из самых влиятельных советских артистов, который при этом был человеком верующим.

Из его интервью, которое он дал в 2006 году, незадолго до своей кончины: «За время моего руководства ансамблем меня 18 раз вызывали к себе партийные чиновники и, стуча кулаком по столу, требовали вступить в КПСС. На что я всякий раз невозмутимо возражал: я верю в Бога и не хочу, чтобы вы меня за это прорабатывали на своих собраниях».

Майя Плисецкая Артистка балета, представительница  театральной династии Мессерер — Плисецких,  прима-балерина Большого театра СССР в 1948-1990 годах.  Герой Социалистического Труда, народная артистка СССР.

Maya Plisetskaya ( 20. 11. 1925 — 02.05.2015)  Как же нелегко мне писать о ней в прошедшем времени. Плисецкая была…. 6 лет назад в Мюнхене, 2 мая 2015 года остановилось сердце гениальной Майя Плисецкой- женщины, по ее собственным словам, «всю жизнь сопротивлявшейся строю, системе», но отдавшей всю себя без остатка его величеству балету- этой прелестной движущей немой любви на пуантах, преимущественно с трагичным финалом.

Прима-балерина Большого театра, ученица своего дяди Асафа Мессерера и великой примы — балерины Мариинского театра-Елизаветы Гердт, Плисецкая познала много горестей.

Дочь расстрелянного советского сановника-Михаила Плисецкого и одной из первых русских звезд немого кино Рахили Мессерер, дочь «врагов народа»- Майя поклялась, что никогда ни у кого ничего не будет просить.

Так и вышло. Просили в основном ее. Она не жила для почестей и подношений, не таила что думала, а жила по тем правилам, которые сама себе установила и имела на это полное право, ибо она была гениальной, несравнимой и незаменимой. Именно незаменимой.

Душа танца — это Плисецкая. От ее танца хотелось жить, смотря на нее, я всегда восторгался ее вечной молодостью. 

 Она оставалась красавицей до последнего дня своей удивительной, тяжелой и вместе с тем прекрасной жизни. 

Полный кавалер Российского ордена Отечества, народная артистка СССР, муза Пьера Кардена, любимая балерина клана Кеннеди, ушла навсегда, оставив о себе легенду и миф.

Именно ей было суждено покинуть этот мир в ранге последней величайшей русской балерины, имя которой стоит в одном ряду с Павловой, Кшесинской, Улановой, Семеновой, Лепешинской.  Она так хотела дожить до 90-летнего юбилея..

Не получилось. Ей было 89. Сердце не выдержало. Люблю. Не забуду. Покойтесь с миром незабвенная Майечка Михайловна.

Вы были Божество. Ave Майя!

Из сети

Мудрость Майи ПЛИСЕЦКОЙ:

«Не надо бояться себя самой: своей внешности, мыслей, способности — всего, что делает нас неповторимыми. Стремясь подражать кому-то, пусть даже очень красивому, умному, талантливому, мы можем только потерять свою индивидуальность, утратить в себе что-то очень важное и ценное. А любая подделка всегда хуже оригинала.»

«От морщин никуда не деться. Но молодящийся старичок или старушка — это смешно. Знаете, есть старый сад и новый сад. Но ухожен он или нет — это уже совсем другое дело. То же самое с лицом человека: всегда видно — ухожено оно или запущено.»

 » Никогда не любила тренироваться и репетировать. Думаю, что в итоге это и продлило мою сценическую карьеру: у меня были не измученные ноги.»

 «Я вам скажу без хвастовства: мне нечему завидовать. Господь дал мне способности и неплохие данные, в Большом театре я перетанцевала уйму балетов, у меня, похоже, мировая слава. И главное — у меня прекрасный муж, чего же мне еще желать?»

 «Люди не делятся на классы, расы, государственные системы. Люди делятся на плохих и хороших. Только так. Хорошие всегда исключение, подарок Неба.»

 «Я больше люблю пиво с сосисками, чем сладкое… А вообще, люди не придумали ничего вкуснее, чем обычный хлеб с маслом.» «Всю жизнь люблю новое, всю жизнь смотрю в будущее, мне всегда это интересно!»

 «Мужчинам всегда нравились красивые фигуры. Я не думаю, что балерины покоряли их своим умом.»

 «Не жрать! Более действенного способа быть в форме еще не придумали.»

 «Дам вам совет, будущие поколения. Меня послушайте. Не смиряйтесь, до самого края не смиряйтесь. Даже тогда — воюйте, отстреливайтесь, в трубы трубите, в барабаны бейте… До последнего мига боритесь… Мои победы только на том и держались. Характер — это и есть судьба.»

 «Не уверена, что высшее проявление ума — это доброта. Добряки бывают и набитыми дураками.»

«В искусстве не важно что. Самое важное — как. Нужно, чтобы дошло до каждого, чтобы душу трогало, — тогда это настоящее, иначе никак.»

«Не люблю суеты. Ни на сцене, ни в жизни… Лишние слова тоже не нужны.»

Майя ПЛИСЕЦКАЯ о себе.

Что тебе еще интересно узнать обо мне, читатель? Что я левша и все делаю левой рукой?..

Что я всю жизнь страдала бессонницей?..

Что я всегда была конфликтна? Лезла на рожон часто попусту? Могла обидеть человека просто так, бездумно, несправедливо. Потом раскаивалась…

Что во мне совмещались полюса — я могла быть расточительной и жадной, смелой и трусихой, королевой и скромницей?..

Что я почитала питательные кремы для лица и любила, густо ими намазавшись, раскладывать на кухне пасьянсы?..

Что была ярой футбольной болельщицей (за клуб ЦСКА)?..

Что любила селедку, нежно величая ее «селедой»?. Что никогда не курила и не жаловала курящих, что от бокала вина у меня разболевалась голова?..

Что была до глупости легковерна и столь же — нетерпелива. Ждать не умела никогда…

Была резка, порывиста…

Что всю, всю свою жизнь обожала, боготворила Щедрина?..

Или рассказать тебе, читатель, про свои балетные, профессиональные привычки? Что перед каждым классом, каждым представлением я заливала в пятки балетных туфель теплую воду (чтобы крепче сидела ступня)…

Что закручивала советские гривенники в свое трико на бедра, туго притягивая концы тесьмы на талии: трико тогда ладнее сидело…

Что более всего страшилась не забыть оглядеть себя перед выходом на сцену в зеркале — сочно ли намазан рот, хорошо ли подведены глаза, не то быть мне сегодня на людях бесцветной молью…

Как все это — белиберда, пустяки? Или пустяки дописывают мой облик? Что вынесла я за прожитую жизнь, какую философию? Самую простую. Простую — как кружка воды, как глоток воздуха.

Люди не делятся на классы, расы, государственные системы. Люди делятся на плохих и хороших. На очень хороших и очень плохих. Только так. Кровожадные революционеры, исступленно клявшиеся, что на смену плохим людям наконец-то придут одни хорошие, — брехали, врали.

Плохих во все века было больше, много больше. Хорошие всегда исключение, подарок Неба. Столько умного, очевидного было произнесено в веках — с Христа, Будды, Конфуция, Аввакума…

Разве услышали, вняли? Вот и льется кровь, губятся жизни, коверкаются судьбы, надежды. Так будет и впредь, нет в том, увы, сомнений. Человеческая биология такова. Зависть, алчность, вероломство, ложь, предательство, жестокость, неблагодарность…

Разве устоит против — отзывчивость, сердоболие, участливость, доброта, самопожертвование?.. Дудки. Неравный бой. Но в каждом поколении, в каждом уголке земли, в забытых Богом пространствах рождаются и несут свой крест Хорошие Люди. На них еще и покоится наша земля.

По-русски сказано очень точно: не стоит село без праведника. Сводить свои тяготы и борения к одной лишь проклятой советской системе — легкомыслие. Было все это, было. Гадко, тошно было. Но как мешала мне и обыденная пошлая зависть, амбиции, надутые самомнения, клевета, нелепые слухи.

Труднее всего давалась мне независимость. Вот что уж роскошь. Суетные люди без конца стремились затиснуть меня в свои группировочки, группировки, загнать под ничтожные знамена, упечь в свои ряды. Чем и грешна была, но не этим.

Произнесу: я была независима. Усердно старалась быть таковой. Никаких привилегий от власть имущих, ни пайков, государственных квартир, дач мы НИКОГДА не имели. Все заработали своим потом, своим трудом. Свои «кремлевские пайки» мы покупали на московских рынках…

Свое живи!.. Я и жила. Себе говорю — честно. Ни детей, ни старцев, ни меньших братьев наших — зверье — не обижала. Друзей не предавала. Долги возвращала. Добро помнила и помню. Никому никогда не завидовала.

Своим делом жила. Балетом жила. Другого ничего в жизни я делать толком и не умела. Мало только сделала. Куда больше могла. Но и на том спасибо. Спасибо природе своей, что выдюжила, не сломалась, не сдалась…

Майя Плисецкая